Читать книгу Райский сад - Эрнест Миллер Хемингуэй, Эрнест Хемингуэй - Страница 9

Утро они провели в музее «Прадо» и теперь сидели в ресторане, расположенном в здании старой постройки с толстыми каменными стенами. Все здесь дышало прохладой и стариной: тяжелые, видавшие виды деревянные столы и стулья, вдоль стен – бочонки с вином. Здесь царил бы полный мрак, если бы не свет, проникавший сквозь распахнутую настежь дверь. Официант принес два бокала мансанильи[20] из винограда, выращенного в долине Marismas в окрестностях Кадиса, к вину подали тончайшие ломтики знаменитой копченой испанской ветчины, которую готовят только из свиней, откормленных желудями, острую ярко-красную ветчинную колбасу и какую-то темную, еще больше наперченную колбасу из города Вик, а также оливки, фаршированные анчоусами и чесноком. Они не торопясь ели и запивали еду легким вином с ореховым привкусом.

На столе рядом с Кэтрин лежал испанско-английский разговорник с зеленой обложкой, Дэвид запасся стопкой утренних газет. День выдался жаркий, но здесь, за толстыми стенами, еще держалась прохлада.

– Не желаете отведать гаспаччо? – спросил пожилой официант, снова наполняя их бокалы.

– А сеньорите понравится?

– Испытайте ее, – мрачно ответил официант, будто речь шла о кобыле.

Подали гаспаччо. В большой миске супа, заправленного оливковым маслом и уксусом, плавали колотый лед, мелко нарезанные огурцы, помидоры, чесночный хлеб, зеленый и красный перец.

– Салатный суп, – заметила Кэтрин. – Вкусно.

– Гаспаччо, – пожал плечами официант.

Они пили вальдепеньяс[21] из большого кувшина; после мансанильи он показался тяжелым и крепким, и, хотя гаспаччо немного смягчил его действие, вино заметно ударило им в голову.

– Что это за вино? – спросила Кэтрин у Дэвида.

– Африканское.

– Знаешь поговорку: Африка начинается у Пиренеев, – сказала Кэтрин. – Я помню, как поразилась, в первый раз услышав ее.

– Это всего лишь поговорка. В действительности все гораздо сложнее. Просто пей вино и наслаждайся.

– Но как я могу узнать, где на самом деле начинается Африка, если я там никогда не была? Все постоянно меня разыгрывают.

– Конечно. Тебе следовало бы это понимать.

– Страна басков совсем не похожа на Африку, судя по тому, что я о ней слышала.

– Астурия и Галисия тоже не похожи, но стоит удалиться от побережья, как начинает проявляться самая настоящая Африка.

– Интересно, а почему никто из художников не пишет эти места? – спросила Кэтрин. – На всех картинах только Эскориал на фоне гор.

– Здесь проходит горная цепь. Никто не хочет покупать картины с видами Кастилии. У испанцев вообще никогда не было пейзажистов. Их художники писали только под заказ.

– А как же «Толедо» Эль Греко? Ужасно, что в такой прекрасной стране нет художников, способных перенести ее красоту на полотно.

– Что мы закажем после гаспаччо? – спросил Дэвид, когда к ним подошел распорядитель – невысокий плотный мужчина средних лет с квадратным лицом. – Он считает, что мы должны попробовать мясо.

– Есть отличное филе, – настаивал владелец ресторана.

– Нет, спасибо, – отказалась Кэтрин. – Только салат.

– Тогда выпейте еще вина, – сказал хозяин и снова наполнил кувшин из бочки, стоявшей за барной стойкой.

– Мне не следовало пить, – сказала Кэтрин. – Боюсь, я слишком разболталась. Прости, если наговорила глупостей. Это действие алкоголя.

– Для такого жаркого дня ты говоришь прекрасно и очень интересно. Значит, от вина ты становишься болтливой?

– Но не так, как после абсента. Эта болтливость неопасного рода. Я начала новую жизнь: теперь я много читаю, расширяю кругозор и стараюсь поменьше думать о себе. Я готова быть хорошей, но только если ты обещаешь, что летом мы не будем жить в городе. Может, нам продолжить путешествие? Пока мы ехали сюда, я увидела столько прекрасных мест, которые хотелось бы нарисовать, но я никогда не умела рисовать. Я знаю много такого, о чем можно было бы написать в книге, но я не в состоянии связно написать даже обычное письмо. Пока я не попала в эту страну, мне никогда не хотелось писать книги или картины. А сейчас во мне вдруг проснулась такая жажда творчества!.. Но я понимаю, что не в состоянии ее удовлетворить.

– Эта страна никуда не денется. Тебе не надо ничего делать, чтобы сохранить ее. Она всегда будет здесь. Так же, как и «Прадо», – сказал Дэвид.

– Да, но я не пропустила ее через себя. Я не хочу, чтобы все, что я видела, умерло вместе со мной.

– Все твое останется с тобой – каждая миля, которую мы проехали. Вся эта желтая страна, и белые горы, и трава на ветру, и длинные ряды тополей вдоль дороги. Все, что ты видела; все, что чувствовала, останется с тобой. Разве Камарг, Эг-Морт и Ле-Гро-дю-Руа, которые мы исколесили вдоль и поперек, не остались с тобой навсегда? И здесь то же самое.

– А когда я умру?

– Ну, умрешь.

– Но мне ненавистна мысль о смерти.

– В таком случае не думай о ней раньше времени. Смотри, слушай, запоминай ощущения.

– А если я не смогу запомнить?

Он говорил о смерти так, словно для него она ничего не значила. Кэтрин пила вино и смотрела на толстую каменную стену с крошечными зарешеченными окнами, выходившими на узенькую улочку, куда и днем не заглядывало солнце. Свет падал только в дверь, которая выходила на галерею и мощенную старым булыжником площадь под ярким солнцем.

– Когда оказываешься за пределами своего мирка, все вокруг кажется опасным, – сказала Кэтрин. – Наверное, мне лучше вернуться в наш мир – в тот мир, который я создала для нас двоих. Вернее, мы оба создали. В том мире я чувствовала себя успешной. И это было всего четыре недели назад. Наверное, мне лучше стать прежней.

Принесли салат. Зелень салата на темном столе, и солнце на площади за галереей.

– Ну как, тебе лучше? – спросил Дэвид.

– Да. Ах, я снова начала думать о себе и опять стала невыносимой. Я одержима собой как художник своей единственной картиной. Это ужасно. Но сейчас я в порядке и надеюсь, что еще смогу продержаться.

Прошел сильный дождь, и жара спала. В просторном номере отеля «Палас» благодаря плотным ставням держались прохлада и полумрак. Молодые люди искупались в большой глубокой ванне, а потом включили воду на полную мощность, чтобы она разлеталась брызгами, шумела и бурлила. Потом вытерли друг друга полотенцами и переместились в спальню. Они лежали в постели, чувствуя легкое дуновение бриза, пробивавшегося в комнату сквозь щели ставней. Кэтрин оперлась локтями о кровать и положила на ладони подбородок.

– Тебе понравится, если я снова стану мальчиком? Мне это ничего не стоит.

– Ты нравишься мне такая, как есть.

– Это такое искушение. Но, наверное, здесь не следует этим заниматься. Испания – слишком консервативная страна.

– Оставайся такой, как есть.

– Почему у тебя меняется голос, когда ты говоришь об этом? Наверное, я все-таки сделаю это.

– Нет. Не сейчас.

– Спасибо, что хотя бы «не сейчас». Значит, сейчас я могу любить тебя как девушка, а потом – по-другому?

– Ты – девушка. Ты – девушка. Ты – моя прекрасная девушка Кэтрин.

– Да, я – твоя девушка, и я люблю тебя, люблю, люблю, люблю.

– Не болтай.

– Нет, я буду говорить. Я – твоя девушка Кэтрин, и я люблю тебя, пожалуйста, я люблю тебя, всегда, всегда, всегда…

– Не обязательно повторять мне это без конца. Достаточно одного раза.

– А мне нравится говорить это, мне это нужно, и я столько времени была прекрасной девушкой, хорошей девушкой, и я буду ею снова. Я обещаю тебе это.

– Ты могла бы и не говорить этого.

– Нет, мне это нужно. Я говорю это, и я сказала это, и ты это сказал. А теперь, пожалуйста. Ну, пожалуйста.

Они долго лежали молча, потом она сказала:

– Я люблю тебя. Ты такой хороший муж.

– Тебе повезло.

– Я была такой, как ты хотел?

– А ты что думаешь?

– Надеюсь, что была.

– Так и есть.

– Я сдержала обещание, и так будет всегда. А теперь я могу стать мальчиком?

– Зачем?

– Совсем ненадолго. Мне это очень понравилось. Не то чтобы мне этого не хватало, но я была бы рада снова испытать это ночью в постели, если тебя это не слишком расстроит. Можно? Ты не будешь переживать?

– К черту мои переживания.

– Значит, можно?

– Ты так хочешь этого?

Он не спросил: «Тебе это так необходимо?», но она ответила на его невысказанный вопрос:

– Я могу без этого обойтись, но, если ты не против, пожалуйста, позволь мне. Можно?

– Хорошо.

Он поцеловал ее и притянул к себе.

– Никто, кроме нас, не узнает, кто я на самом деле. Я буду мальчиком только по ночам. Днем тебе нечего бояться. Пожалуйста, не беспокойся об этом.

– Хорошо, мальчик.

– Я сказала неправду. На самом деле я не могу без этого. Сегодня на меня вдруг накатило, и я ничего не могу с этим поделать.

Он закрыл глаза и постарался отключиться. Она поцеловала его, и в этот раз все зашло гораздо дальше, и он ощутил безысходность.

– Теперь твоя очередь меняться, – сказала она. – Пожалуйста. Не могу же я сделать это за тебя. Что ж, видимо, придется. Хорошо. Теперь ты изменился. Да. Ты тоже сделал это. Да. Это сделала я, но ты тоже изменился. Да, изменился. Ты моя нежная дорогая обожаемая Кэтрин. Ты моя нежная, моя прекрасная Кэтрин. Ты моя девочка, моя единственная дорогая девочка. О, спасибо тебе, спасибо, моя девочка…

Она долго лежала молча, и он решил, что она заснула. Но она повернулась к нему, приподнявшись на локтях, и сказала:

– Я придумала, чем себя порадовать завтра утром. Я пойду в «Прадо» и буду смотреть картины, представляя себя мальчиком.

– Я пас, – сказал Дэвид.