Читать книгу Другая Музыка - Евгений Агнин - Страница 4

Я стал видеть сны. Сначала это были вполне обыкновенные сны, состоящие из бессвязных фрагментов. Я видел себя, играющим на контрабасе на ответственном концерте, видел себя в детстве в лучезарных солнечных кругах на горной реке.

Но через какое-то время я стал попадать в странные, повторяющиеся сновидения. В них жизнь текла своим чередом, и параллельно привычной реальности. В одном из таких сновидений я был в составе группы путешественников, которые все дальше и дальше продвигались в неведомой горной местности вдоль бурной реки все дальше и дальше, в поисках какого-то «тайного входа».

В этом сновидении мне приходилось купаться в озере, уже слегка схваченном кромкой льда. Вода была невероятно чистой, сладкой на вкус, и не казалась холодной. Я с большим удовольствием нырял и в бурлящий поток горной реки, берега которой были уже покрыты снегом. Помню бодро-неутомимые красные языки пламени костра на привалах и тени больших, покрытых длинной шерстью, животных. Они, навьюченные провиантом и различными походными принадлежностями, медленно брели мерной поступью по заснеженным горным тропам навстречу ослепительному солнцу.

Когда я вновь возвращался в привычную реальность, то помнил только отдельные моменты из всего прибывания в этом повторяющемся сновидении. Вскоре и они стирались из памяти. Но когда я засыпал и вновь оказывался в том же сне, рядом с горной рекой и странными лохматыми животными, в густой шерсти которых можно было на морозе спрятать и отогреть кисти рук, то сразу вспоминал всю эту параллельную жизнь, как данность.

Я вспоминал кто я, куда и зачем направляюсь, и какие события предшествовали данному моменту. Память услужливо предоставляла все свои тайные, прежде сокрытые для доступа файлы.

Это была какая-то особая память, – память сновидения.

Когда я просыпался, она отключалась, призрачные фрагменты сна быстро таяли, включалась уже другая память.

Память реальной жизни.

Она быстро разматывала передо мной длинный свиток пережитого, и легко верилось, что жизнь идет непрерывным потоком.

Но в голове крутилась странная фраза, где-то неосторожно мною подцепленная:

«Сон это маленькая смерть».

Да, именно «маленькая смерть».

Меня все чаще посещала мысль, что жизнь моя существует только от момента пробуждения, до момента засыпания. В момент пробуждения я просто получаю готовую память о прошлых событиях, которые якобы имели место, а на самом деле были всего лишь иллюзией, заданными обстоятельствами для новой игры.

Еще одно повторяющееся сновидение, в которое я стал возвращаться все чаще и чаще, привело меня ко входу в какую-то иную реальность и, как мне кажется, реальность более высокого плана.

Меня там встретило некое невероятное, светящееся существо, которое и открыло для меня Другую музыку.

Я теперь как бациллоноситель, я заражен вирусом Другой музыки, и если бы мне удалось найти способы ее воссоздания, то мир мог бы очень сильно измениться, поверьте мне!

И еще я хочу вернуться обратно и восстановить утраченную часть души. Оставшаяся часть кровоточит и не знает радости.

Другая музыка поможет мне вернуться. Я верю в это, потому что, по большому счету, верить-то больше и не во что.

Белохалатники просят меня оставаться в их учереждении, для того, чтобы я дал им исчерпывающую информацию о Другой музыке. И я так и делаю, потому что не хочу идти в этот мир, для меня он как смерть. Я хочу вернуться туда, откуда «выпал» не по своей воле.

Почти каждый день я рассказываю им о том, что со мной произошло, и о том, что я узнал там, за пределами этого мира.

Вся тайна заключена в повторяющихся сновидениях.

Я начал с того, как я попал в одно из своих самых ярких повторяющихся сновидений. Именно с этого все и началось. В одном из своих пребываний в нем, я не смог вернуться обратно в привычную реальность, а провалился куда-то еще глубже и, в конце концов, обнаружил Вход.

Это повторяющееся сновидение, которое, без сомнения, является одной из моих параллельных жизней, я называю: «Испытательные полеты». Каждый раз, возвращаясь в этот сон, вернее в эту череду снов, я продолжал действовать так, будто просто возобновился прерванный ранее эпизод, и все продолжало идти своим чередом.

И в тот раз я, как и прежде, оказался в окружении привычных предметов и персонажей в узнаваемых обстоятельствах, и ощутил в себе те же жизненные силы, ту же волю и те же устремления, что и в прошлом, последнем пребывании здесь.

Не было необходимости что-либо специально вспоминать. Все уже было перед глазами готовенькое. Будто файлы памяти, хранящие данные того мира, воспроизвелись мгновенно. Голограмма образовалась легко и невесомо, как гигантский радужный мыльный пузырь, и я сразу же очутился внутри.

Я хорошо помню, по своим ощущениям, что «мир испытательных полетов» очень похож на наш. Только дневной свет не такой яркий. В нем мало прозрачности, мутновато в атмосфере, как в аквариуме с плохой подсветкой. Хотя очаги повышенной светимости и встречаются, но они не способны вызывать те радостные чувства, которые пробуждает в душе наше солнце.

В том повторяющемся сне я – испытатель неких летательных аппаратов. В нашем реальном мире таких нет, а там они воспринимаются как вполне обыденные.

Мне необходимо было проводить очередное испытание такого летательного аппарата, представляющего собой нечто похожее на капсулу размера невеликого, – рукой легко дотянуться до внутренней обшивки и справа, и слева, и над головой. Если говорить о ее форме, то она близка к сферической. Или немного эллипсоидная, как у дирижабля. И, скорее даже, она представляет собой гибрид этих двух форм.

Необходимо еще сказать, что в Сномире предметный план не является застывшим и окончательно сформированным. Там, кроме времени и пространства, есть еще одно измерение, которое, на самом деле, является нашей волей, нашим духовным творческим усилием, способным воздействовать на тамошнюю материю и переформировывать всю окружающую предметность.

Эта сновиденческая материя (приходится так выразиться) может быть податливой и послушной, а может, напротив, вести себя весьма строптиво. Вы только начнете менять форму какого-нибудь предмета, глядь, а дальше он уже ведет себя как ему заблагорассудится и начинает приобретать самые смелые и немыслимые формы.

Так же дело обстояло и внутри той самой капсулы, то есть того аппарата, который мне предстояло испытывать. Там была, кажется, панель приборов с показаниями параметров полета. На мне – комбинезон из невероятно комфортного и невесомого материала, который совершенно не ощущался и не доставлял неудобств при любых физических действиях. Я сжимал в руках некую перекладину, которая могла перемещаться вперед и назад по цилиндрической плоскости вращения, а так же двигаться вправо и влево благодаря какой-то сложнейшей шарнирной системе. Кроме того она могла выгибаться дугой и производить другие движения – очень сложные, комбинированные, какие только позволяет пластичность вашего воображения. Тем самым обеспечивалась полная свобода творчества и духовно-волевых усилий, которые способны влиять на изменения в окружающем пространстве.

Изменения эти, если их правильно контролировать, могут быть на пользу вашему существованию в Сномире, а если сил для такого контроля недостанет, то изменения могут быть достаточно разрушительными и опасными.

Здесь не только все окружающее влияет на ваши действия, но и ваши действия, или даже просто сильное намерение и желание может преобразовывать все вокруг. Вот я – не столько своими действиями, сколько опять же духовно-волевым усилием – привожу двигатель своей испытательной капсулы в рабочее состояние.

Я сказал двигатель, хотя это слово из нашей явной, дневной жизни, и только отдаленно передает функции той силы, что приводит мой летательный аппарат в движение.

Эта сила не находится в каком-то конкретном месте, и не является двигателем в нашем обычном понимании.

У этой движущей силы есть вектор, который образуется, по крайней мере, из двух составляющих: моей личной духовно-творческой и некой внешней силы, которая тоже на каждом шагу проявляет свою одухотворенность и разумность. Похоже, что это какая-то разумная воля Сномира, который одухотворен, сам себя сотворяет и сам наблюдает за всем происходящим, одновременно с удовольствием участвуя в этой игре.

Перед взлетом я почувствовал какие-то бесплотные тени – за спиной и, по большей части, слева – тени тех, кто отправляет меня в испытательные полеты, контролирует весь процесс, встречает после приземления и оценивает результаты испытаний. Но я не помню этих существ, не помню ни лиц, ни голосов – не могу воссоздать их облик здесь, в жизни наяву. Отчетливо я вспоминаю их только там, и когда включается память сновидений, и вновь воссоздается прерванная на время линия сновиденческой жизни.

Однако сам взлет вызывает невероятно приятные ощущения. Дух захватывает, и восторг наполняет душу. Как обычно, мой испытательный чудо-аппарат легко оторвался от поверхности, и бесшумно и плавно полетел с приличной скоростью на высоте метров двадцати или немного больше.

Усилием воли я попытался подняться выше, но это мне не удалось. Тогда я приложил еще больше усилий, но капсула будто застряла на этой небольшой высоте. Мало того, чем больше я затрачивал духовных ресурсов, чем больше напрягал волю, тем меньше аппарат меня слушался. Капсула даже начала постепенно снижаться и утрачивать скорость. Меня это вовсе не устраивало. Я уже начал было наслаждаться видами, предстающими взору в иллюминаторе, расположенном прямо у меня под ногами. Иллюминатор этот был овальной формы – не меньше метра по длинной стороне – закрыт каким-то прозрачным пластиком, очень прочным, но настолько прозрачным, что его присутствие обозначалось только если на него наступишь ногой. (Впрочем о прочности материалов, из которых созданы предметы в сномире стоило бы и отдельно поговорить, поскольку и с ними все тоже не так просто и однозначно. Их свойства склонны неожиданно и кардинально меняться, в зависимости от ситуации и от наших, подчас, неосторожных творческих духовно-волевых порывов. Тот же «напольный» иллюминатор как-то сыграл со мной подлую шутку: взял да и растворился прямо у меня под ногами, в результате чего я оказался в состоянии свободного парения на огромной высоте, но это другая история и, может быть, я о ней еще расскажу подробнее при удобном случае.)

Я смотрел в этот иллюминатор и видел внизу заболоченную местность. Так же, было много озер, большинство из которых имели вытянутую форму и густо заросшие берега. Чем заросшие? Как будто камышом, но если внимательно приглядеться, то это были какие-то другие растения, похожие на камыши, но серо-сине-зеленого цвета с пушистыми голубоватыми макушками, образованными длинными тонкими полупрозрачными усиками, которые плавно шевелились. Между этими живыми макушками «камышей» летали огромные насекомые, напоминающие наших стрекоз, с блестящими узкими крыльями, количеством по шесть штук на каждую сторону.

Ровная поверхность продолговатых озер сияла мягким неоновым светом. Но как бы ни была интересной эта местность, приземляться здесь не было моей целью, – необходимо было продолжать полет дальше. Капсула летела уже метрах в пяти над поверхностью озера, и я мог различать на дне его шевелящиеся водоросли и, медленно плавающие, какие-то непомерно длинные змееподобные рыбины с сверкающими в редких, более освещенных лучами света участках, своими флуоресцентными гребнями, расположенными на спине. Вот, прямо перед моими глазами, над самой поверхностью воды, с мерзким треском и визгливым стрекотанием, прокатился клубок сцепившихся стрекоз.

Это уже был дурной знак. Я, в мгновенном озарении, вдруг осознал, что нужно расслабиться и довериться ситуации, просто отменив предыдущие действия как неэффективные. Это возымело успех, и капсула быстро стала набирать высоту, одновременно прибавляя в скорости.