Читать книгу Другая Музыка - Евгений Агнин - Страница 9

Я долго еще бродил по темным коридорам, как по рукавам лабиринта, много раз поднимался и опускался по ступеням лестничных пролетов, но выход во двор не обнаружил. Тогда я решил искать встречу с людьми, с кем-нибудь из неопасной для меня части персонала или с бедолагами, подобными мне. Во время своих блужданий по коридорам клиники я заметил, что стало совсем уж пустовато, безлюдно как-то для такого большого учреждения. Никто мне не встретился. Видно была уже ночь, и все отправились на покой, включая персонал; и если даже меня поначалу искали, то теперь наверняка махнули рукой. Смирились с тем, что я самовольно покинул эти гостеприимные стены. Одной проблемой меньше. Экономия лекарств и провианта. Но мне теперь хотелось хоть кого-нибудь увидеть, встретить живую душу. И не только для того, чтобы узнать, где выход, но узнать все, что возможно об этом учреждении, а может быть и выведать что-то и о себе самом.

Я уже не понимал на каком именно этаже, но вдруг заметил узкую полоску света на полу. Дверь была приоткрыта. Слышался гул голосов. Я тихо подкрался ближе и стал заглядывать в слегка приоткрытую дверь. За дверью оказалась решетка. Комната смутно освещалась единственной лампой дневного света, висящей в центре, не очень высоко, до нее можно было легко дотянуться, хотя у обитателей этой комнаты подобные желания возникнуть вряд ли могли. Странная была эта лампа, представляющая из себя вытянутый вертикально цилиндр из белого стекла размером с двухлитровую банку, заключенный в защитную решетку, покрытую черной паутиной, и не светящая, а только призрачно мерцающая в вязком тиоиндиговом полумраке; но люди, находящиеся здесь, казались еще более странными. В палате – а это была несомненно палата – стояли в два ряда железные кровати, количеством около десяти, с оттянутыми вниз и похожими на гамаки металлическими сетками, на которых копошились и что-то тихо лепетали существа в таких же полосатых халатах. Я побольше приоткрыл дверь, которая надрывно заскрипела, и они тотчас затихли. Некоторое время молча смотрели на меня, и я тоже рассматривал их лица. Самое жуткое, что бывает во внешности человека, это радостная улыбка при отсутствии всякой осмысленности в глазах, и глубокая печать дегенеративности в чертах лица. Такие лица были сейчас обращены ко мне. Контраст любопытства и полнейшей неспособности осмыслить результаты оного, поражал в этих лицах, но в тоже время гипнотически притягивал. Я глядел на них, затаив дыхание, а существа эти, один за одним, стали вставать со своих мест и медленно тянуться ко мне, неслышно и бессильно волоча по полу свои свинцовые ноги. Один из них подошел ко мне так близко, что мне пришлось несколько отпрянуть от решетки на безопасное расстояние. Дегенерат ухватился одной рукой за решетку, а другую просунул между железных прутьев в намерении ощупать мое лицо. Он жутко и счастливо улыбался, сильно наморщив лоб. Из серых мутных глаз, в которых зрачки почти расплавились, потекла слеза. Не понятно было, зрячий ли он. Но контакта хотел, контакта! Судорожно шевелил корявой своей кистью прямо у моего лица. Еще двое подтянулись и выглядывали у него из за спины, тоже улыбаясь жалкой и, в то же время, зловещей улыбкой разрушителей всех игрушек и механизмов, как искусственных, так и одухотворенных милостью божией, коей я оказался лишен, раз оказался здесь.

С другой стороны, я конечно же благодарил высшие силы за свою свободу, хотя и весьма относительную, и за то, что разум мой сохранен почти без потерь. Почти, потому что я не мог вспомнить ничего из прошлой своей жизни, а для чего-то помнил многие эпизоды сновидений с испытательными полетами. Только на опыт своего существования там я мог теперь опереться.

В данный момент было ясно одно: ждать каких-то внятных объяснений по поводу всего здесь происходящего от этих помещенных за решетку душевнобольных, разум которых светил менее интенсивно, чем лампа в их палате-камере, не было никакого смысла. Почти погасший их разум не то, чтобы слабо светил, он тускло чадил, как отсыревший фитиль допотопной керосиновой лампы. Подобная участь могла ожидать и меня. Необходимо было мобилизовать волю и действовать более решительно.

Рассуждать долго не пришлось, потому что в темной глубине коридора послышались шаги. Я прильнул к стене и так, прижавшись к ней стал продвигаться в противоположную сторону. Но мне не удалось бы ускользнуть незаметным, если бы на пути не попалась пустая ниша в стене, в которую я тотчас неслышно нырнул и затаился, как мышь в норе. Мимо прошел человек в сером халате и колпаке – санитар. Перед собой он катил кушетку на колесиках с очередным грузом – неподвижным телом, накрытым простыней. Следом шел еще один санитар, который нес в руках небольшой узел с какими-то вещами. Они пребрасывались изредка короткими фразами на ходу.

Это был шанс выбраться отсюда. Я направился за ними по пятам на расстоянии метров двадцати, тихо, как призрак. Они наверняка должны были привести меня к выходу.

Процессия шла лабиринтом коридоров, по сложности своей не уступающей кубику рубику, быстро и безошибочно собрать который можно было только четко усвоив алгоритм действий. Санитары шли уверенно, по давно заученному пути. Мне оставалось только удивляться совершенно бессмысленной сложности архитектуры этого гиблого сооружения. Несколько раз пришлось сначала спускаться на один – два пролета вниз по какой-нибудь лестнице, потом блуждать по закоулкам на этаже, и снова спускаться вниз. Два раза они останавливались, чтобы перекурить, а я таился в темноте, затаив дыхание и слушал стук своего сердца, который заглушал голоса санитаров, которые о чем-то тихо преговаривались.

Наконец прибыли до места: очередной и последний спуск по лестнице привел нас в помещение сырое и неоштукатуренное – голый бетон кругом – вероятно это был уже подвал. Это не соответствовало моему плану – выведать путь к выходу наружу. Было ясно, что на кушетке лежал труп, и большая железная дверь, в которую уже ногой бесцеремонно стучал один из санитаров, вела в местный морг.

Я начал пятиться назад к лестнице, что вела обратно наверх, но меня остановил шум на лестнице на расстоянии двух пролетов. Характер доносящихся звуков был таков, что я определил по ним, что сюда, вниз к моргу, спускают еще одну кушетку, а может и две. Я оказался в ловушке.

В это время большая железная дверь открылась после гулко прогремевшего за ней тяжелого засова, отодвинутого прочь. Санитары двинули кушетку-катафалк внутрь, и скрылись во мраке большого помещения, не закрыв за собою двери. За моей спиной все громче звучали шаги и я, повинуясь скорее инстинктивному движению, нежели осознанному выбору, отправился вслед за санитарами.