Читать книгу Петербург времен Петра Великого - Евгений Викторович Анисимов, Евгений Анисимов - Страница 3

На землях в устье Невы с древнейших времен обитали угро-финские племена водь и ижора, давшие впоследствии имя Ижорской земле, которая вместе с землями води не позднее XI в. входила в Водскую пятину Великого Новгорода. Постепенно сюда начали проникать русские поселенцы. Со временем устье Невы стало объектом упорной борьбы Великого Новгорода (позже – России) и Швеции за обладание приневскими землями. Порой эта борьба становилась особенно острой и непримиримой. Так, в 1240 г. в устье реки Ижоры произошло знаменитое для России сражение новгородского князя Александра Ярославича со шведским отрядом, высадившимся на берегу Невы. Приневские земли вошли в состав Русского государства после присоединения к нему в 1478 г. Великого Новгорода, и к началу XVII в. здесь было четыре уезда: Ореховский (центр – крепость Орешек), Копорский (Копорье), Ямской (Ям) и Ивангородский (Иван-город). На современной территории Санкт-Петербурга находились Ижорский и Спасский погосты Ореховского уезда. В начале XVI в. общая численность населения Ижорского погоста составляла всего около 6 тыс. человек при плотности населения 2,5–3 человека на квадратный километр[3]. Примерно таким же было и население Спасского погоста.

План дельты Невы. 1643 г.

После Смуты конца ХVI – начала XVII вв. обессиленная борьбой с внешними врагами и внутренними распрями Россия лишилась Водской и Ижорской земель. По условиям Столбовского мира 1617 г. со шведами, захватившими к тому времени Великий Новгород, эти земли отошли к Швеции и стали называться Ингерманландией, или Ингрией. В России же за ними закрепилось название Ижорская земля. Название Водская земля исчезло из употребления[4]. Мысль о возвращении Ижорской земли – «отчин и дедин» – никогда не покидала правящие верхи Московского государства. Из-за этих земель Россия вела войну со Швецией в середине XVII в., на многочисленных переговорах со шведами русские дипломаты упорно добивались возвращения «государевой потерьки» – Ижорской земли. Несправедливые и вероломные с точки зрения России действия шведов при захвате этих земель не забывались – ведь в начале XVII в. отношения России со Швецией были дружественными и даже союзническими. Как известно, в 1609 г. правительство царя Василия Шуйского, изнемогавшее в борьбе с полчищами самозванца Лжедмитрия II и его польских союзников, заключило со шведским королем Карлом IX договор о военной помощи Швеции России. Король обязался послать в Россию корпус Якова Делагарди, а Шуйский обещал обеспечить войско Делагарди деньгами и отдать Швеции крепость Корелу (Кексгольм) с уездом. Поначалу все шло согласно заключенному договору. Корпус Делагарди соединился с войском молодого русского полководца Михаила Скопина-Шуйского. Вместе они выгнали войска самозванца Лжедмитрия II и поляков из нескольких городов, «сбили» польскую блокаду Троице-Сергиева монастыря и с триумфом вступили в Москву. Но вскоре дела пошли хуже. Неожиданно умер Скопин-Шуйский, русские власти медлили с передачей Корелы шведам, не выплачивали войску Делагарди обещанных денег. В результате шведы перешли на сторону самозванца. А дальше, воспользовавшись вспыхнувшей с новой силой гражданской войной в России, шведы в 1611 г. неожиданно захватили Великий Новгород и его земли и стали подумывать о присвоении принцу Карлу Филиппу титула великого князя Новгородского, об отделении Великого Новгорода от России и о создании марионеточного русского государства[5]. Лишь после продолжительных и трудных переговоров, ценой уступки Ижорской земли правительству нового царя Михаила Федоровича удалось вернуть Великий Новгород в лоно России. Но о возвращении России всей Ижорской земли шведы и слышать не хотели. Ингерманландия со столицей в Нарве стала важнейшей заморской провинцией Шведского королевства.

Отступление:

Не просто болото, а таежные, болотистые дебри

Местность, на которой впоследствии вырос Петербург, не была сплошь топким болотом с чахлой, убогой растительностью. Ботаники относят территорию, на которой построен Петербург, к южной подзоне таежной зоны, протянувшейся от Балтики до берегов Тихого океана, с характерными для нее многолетними могучими елями и соснами, с таежным буреломом, болотами и присущей им фауной. Биолог Т.К. Горышина пишет, что «леса вокруг новорожденной столицы, конечно, были очень мало похожи на те пригородные «парковые» леса, которые мы привыкли видеть вокруг больших городов; это были настоящие таежные дебри, дремучие и густые»[6]. Поэтому можно предположить, что самые первые здания и укрепления Петербурга возводились из леса, который в изобилии рос по берегам Невы. В «Журнале, или Поденной записке» Петра I есть запись о том, как 7 мая 1703 г. были взяты на абордаж два шведских судна «Астриль» и «Гедан», стоявшие на Невском взморье. Лодки с преображенцами прошли светлой ночью незаметно для шведов вдоль правого берега Невы, в тени густого леса, подступавшего к самой кромке воды там, где теперь находятся совершенно «лысая», с небольшим «чубчиком» Румянцевского сквера Университетская набережная и набережная Лейтенанта Шмидта («…поплыли тихою греблею возле Васильевского острова под стеною онаго леса»[7]). Впрочем, таежный лес этот, стоявший стеной, довольно быстро вырубили, и уже через десять лет после основания Петербурга власти наказывали людей за каждую ветку, срезанную в городе. Неслучайно одним из первых «антиквитетов» – памятных мест города – стали три высокие сосны, которые Петр предписывал охранять от порубки[8].

Однако вокруг города еще долго стояли густые леса. Датский путешественник П. фон Хавен, приплывший на корабле в Петербург в 1736 г., вспоминал: «Хотя местность вокруг него (Петербурга. – Е. А.) ровная и город открыт, но край такой лесистый, что леса подобны плотной стене», которая заслоняла город[9]. Впрочем, итальянский путешественник Франческо Альгаротти, подплывший к городу в 1739 г., писал, что лес на подходе к Петербургу был «тихий и убогий» и состоял из «некоего вида тополей»[10].