Читать книгу Могильный переплёт - Евгений Бриз - Страница 5

Следующим утром Петро узнал, на что использовались первые бесплатные экземпляры пилюль многими сельчанами мужского пола. На днях начался сенокос. Но у отца и сына Динцевых скота не имелось, поэтому Петро в нём участия не принимал. Что не помешало ему увидеть весьма экзотичную картину ранним утром: трое мужчин и один подросток лет пятнадцати косили траву на поляне прямо напротив дома Динцева.

Сама по себе ситуация не заслуживала никакого внимания, каждый год эта семья косила траву на той поляне, и за многие годы Петро во всех деталях сумел изучить технику работы косой. В этот раз все четверо косили иначе, словно управляли своими телами дистанционно, из соседней усадьбы. Поэтому некоторые движения получались вялыми и заторможенными. Руки походили на естественные придатки рукояток кос – такие же негнущиеся и деревянные. Но больше всего Петро озадачил другой факт: никто из косарей не шевелил головами. Те упирались в грудь, как посаженные на шеи тыквы. Вряд ли из такого положения можно было видеть что-то кроме небольшого участка травы перед ногами.

Динцеву стало любопытно узнать о феномене спящих сенокосцев из первых уст (а в том, что они спали, он не сомневался), поэтому он не спеша оделся, грубыми кусками нарезал себе два бутерброда с колбасой и сыром и, поедая их на ходу, отправился на поляну.

Когда Петро оказался в нескольких шагах от первого из работяг, он остановился и поздоровался. Ответа не прозвучало, косарь всё так же монотонно двигался в направлении Динцева, не поднимая головы. Если бы Петро не отошёл в сторону, то коса прошлась бы по его ногам.

– Эй! – крикнул он. – Совсем сдурел?

На мгновение мужик замер, затем продолжил выполнять свою работу. Остальные тоже не обращали на Петро внимания. Они косили, заготавливали корм на зиму для скота, а беседы с посторонними не входили в их установку. Зомби, настоящие зомби, подумал Петро и поспешил убраться из опасной зоны.

Он зашёл в дом и заглянул в комнату к отцу. Обычно в это время тот начинал утреннюю зарядку, тщетно пытаясь вернуть подвижность парализованной стороне тела. Иногда читал газеты, но крайне редко его можно было обнаружить спящим после семи утра. А сейчас он спал и даже не услышал с шумом вошедшего в дом Петро. Потерял чуткость сна, спит дольше обычного – констатировал Петро и вскоре обнаружил причину подобных изменений. На тумбочке возле кровати стояло маленькое белое блюдце, а в ней лежали две светлые пилюли. Куда делась третья, Динцев догадался без труда. Интересно, кто ему их принёс? Сосед, скорее всего.

Петро вернулся к себе в комнату и плюхнулся на пружинную кровать. С одной стороны, бессонница это хорошо, думал он. У тебя появляется куча свободного времени, которое ты можешь использовать. Ты не прикован несколько часов в сутки к постели, не вычёркиваешь эти часы из своей жизни. Ведь именно такой прок, если разобраться, должен обеспечивать «Слипинцвейг». Однако в случае с бессонницей ты реально бодрствуешь круглосуточно, организм и мозг никак не отдыхают, а это, как ни крути, вредно. Хоть некоторые считают, что человек имеет феноменальную способность привыкать к чему угодно. С пилюлями – другое дело. По уверениям Затравкина, мозг задействовал скрытые ресурсы, а частично при этом отдыхал.

Размышления подтолкнули Петра Динцева к отчаянному, на его взгляд, шагу – принять пилюлю для полусна. Он надеялся, что это поможет его организму отдохнуть хотя бы отчасти, а в идеале он просто заснёт и всё время действия препарата проведёт в состоянии полноценного сна. Он вытащил из кармана пакетик с пилюлями и принял одну. Запил стаканом родниковой воды и уселся на кровать. Через минуту, как по расписанию, его начало клонить в сон. Наконец, он испытал чувство блаженной сонливости, плавно перетекающее в засыпание. Оно казалось ему щедрым вознаграждением за недельное бодрствование. Тело обволокла приятная расслабленность, веки налились свинцовой тяжестью, а сознание постепенно угасло.

Петро успел почувствовать, как бесконтрольно перекатился на бок и упёрся лицом в мягкую подушку. Затем он оказался в бесцветном вакууме, потеряв ощущение времени. Он не видел снов, не осознавал, что спит. Его состояние походило скорее на наркоз.

Он не знал, сколь долго оно продлилось и продолжало бы длиться, не разбуди его визг тормозов. Петро с трудом открыл глаза и с ещё большим трудом оторвал голову от подушки. В открытое окно проливался яркий солнечный свет вперемешку с шумовым миксом из голосов, смеха и скрипа открывающихся металлических ворот. Динцев сразу узнал этот неприятный скрип – последние годы его раздавали соседские ворота. Петро взглянул на часы – без трёх минут полдень. Стало быть, проспал он не менее четырёх часов. Могло быть ещё больше, если бы не сосед.

Динцев раздражённо откинул занавеску и посмотрел на улицу. Фёдор Зубарев, муж Ирины, что-то бормоча себе под нос, вернулся в старую белую «волгу» и загнал её во двор. На пассажирском месте Петро разглядел какую-то женщину, явно не жену, судя по белокурым локонам и острому профилю.

– Так-так, – прикинул он, – Федя решил пошалить?

Динцев умылся, причесался и вышел из дома полным решимости навестить Иру в школьном лагере. Наверняка, ей не помешает узнать о внерабочих забавах мужа, который вряд ли догадывался о внеурочных забавах жены. Но это его проблемы. Как говорится, не пойман – не вор, а раз пойман – значит, верни украденное. Почему-то Иру Петро воспринимал как украденную у него собственность. А её законного мужа – как вора.

Петро оседлал горный велосипед и помчался по просёлочным дорогам в направлении школы. Но его маршрут скорректировал густой дым, вздымающийся к небу откуда-то из глубины деревни. Горело нечто большое, возможно, здание. Динцев без раздумий поехал туда. Назревающий пожар в семье Зубаревых, который он собирался разжечь, ещё успеет порадовать и согреть Петро ярким пламенем ссор, подозрений и, чем чёрт не шутит, разводом. Поэтому можно позволить себе отлучиться на другой пожар.

Подъезжая к месту, Динцев понял, что горит церковь. Кругом бегали десятки людей, через секунду по округе разнеслась сирена. В коем-то веке пожарные успеют приехать вовремя, чтобы тушить горящее здание, а не догорающие угли, подумал Петро и слез с велосипеда. Подъезжать ближе он не решился – раздуваемое ветром пламя величественно бушевало и словно пыталось отогнать подальше собирающихся вокруг зевак.

Пожарные недолго боролись с огнём, успевшим ухватиться ещё и за рядом стоящий дом. Пострадала преимущественно верхняя часть церкви, а нижняя половина частично уцелела. Внутри нашли лишь одно мёртвое тело. Пламя не добралось до девушки, но от едкого дыма ей спастись не удалось. Когда её вынесли наружу, Петро на какое-то время обомлел и не мог поверить в то, что видели его глаза. Это была Анжелика.

***

– Теперь она станет для тебя мёртвым пережитком прошлого в прямом смысле слова, – сказал Затравкин, когда похоронная процессия вступила в финальную стадию захоронения.

По злой иронии в этот день Динцев дежурил. Он ничего не ответил. Прошли сутки, а он до сих пор не мог поверить в случившееся. О причинах не думал тем более.

Анжелика лежала в гробу, обшитом дешёвой бордовой тканью, такая же красивая, как и годом ранее, когда между ними бушевали чувства любви и страсти. Тот огонь поглощал её целиком и надолго, а вчерашнее пламя не тронуло ни сантиметра гладкой загорелой кожи, и почему-то это обстоятельство ещё больше расстроило Петро. Лучше бы она сгорела, кремировалась и превратилась в золу, думал он, потому что сейчас её закопают всё равно что живой.

Многие не сдерживали слёз, родственники – рыданий, а Петро смотрел на происходящее стеклянными ледяными глазами без зрачков. На мгновение он встретился взглядом с Ириной. Теперь ему захотелось возобладать ею ещё больше, потому что подсознательно в нём усилился страх потерять её навсегда. В семейной рутине, в чужих объятиях или в очередном пожаре. Он не мог себе позволить потерять её.

После похорон он подошёл к Фёдору и шепнул тому отойти в сторонку для разговора.

– В чём дело? – спросил Зубарев.

– Я знаю, что ты изменяешь жене, – спокойно ответил Петро. – Ты её не любишь?

Фёдор изменился в лице, обрастая удивлением и озлобленностью одновременно.

– Что ты такое несёшь??

– Ладно, я всё видел. Как ты привёз домой какую-то белокурую выдру вчера днём. Как раз перед пожаром.

– Мальчик, – Зубарев нахохлился как петух перед боем, – а не пойти бы тебе куда подальше со своими видениями? Видел он. Я вчера весь день до пожара был на покосе.

– Косил мужикам байки о том, как ты был на покосе? Хорошо, не хочешь сознаваться, я обсужу это с кем-нибудь ещё.

Динцев развернулся, чтобы уйти, но Фёдор схватил его за локоть.

– Стой! Если навешаешь своей лапши Ире на уши, я сделаю из тебя удобрение!

– Даже так?

Петро не сдержал ухмылки. Он был на полголовы выше соперника и килограмм на двадцать тяжелее. Да и физической формой явно превосходил.

– Может, ты наелся этих таблеток и тебе всё приснилось? – спросил Зубарев, отпустив локоть Динцева.

– Или ты их наелся перед покосом, а потом в полусне привёл домой чужую бабу. Почему нет?

Фёдор ничего не возразил. Если он принимал пилюли с утра, то вполне мог скорректировать свои рабочие планы по настоянию скрытых мозговых ресурсов. Наверняка мысли о других женщинах периодически посещали его мозг, а возможно, бесцеремонно поселились там давным-давно. Тогда во время первого адаптационного приёма Зубарев, по всей вероятности, не отдавал отчёт своим действиям. Петро счёл такую версию правдоподобной.

– Напряги память. Когда вспомнишь – дай мне знать, – сказал Динцев и оставил встревоженного соседа в молчаливом недоумении.

Петро вернулся в вагончик. Ему хотелось, чтобы этот день поскорее закончился. Лучше сидеть тут в окружении могил, чем скорбящих. Он с детства ненавидел похороны, но чем сильнее становилась его ненависть, тем чаще ему приходилось на них присутствовать. С недавних пор он присутствовал на них очень часто.

Динцев вытащил из кармана пакетик с двумя пилюлями. Сейчас не время, лучше после того, как все разойдутся, решил он и убрал пакетик обратно.

Ближе к вечеру время настало, и он принял пилюлю.

***

Над Изнанкой сгущались сумерки, проникая во все складки лесного покрова, где затаилось неприметное деревенское кладбище. Петро разбудил звук ударившейся об окно ветки.

– Чёртово дерево, – пробубнил он, поднимаясь с дивана и настраивая сбившееся от нескольких часов сна равновесие.

На улице шалил ветер, нагоняя очередной дождь. Петро заварил чай и включил приёмник. Шла передача о человеческих отношениях, тема вечера как по заказу – бывшие любовники. Он тут же вспомнил Анжелику, а мысль о её неожиданной кончине так и не могла пробраться до сознания Петро. Стучала, ломилась в закрытую дверь, но мозг не решался её впускать.

В дверь вагончика тихо постучали. Динцев прислушался. Стук повторился.

– Кого черти принесли на ночь глядя? – громко спросил он, перекрикивая ведущих шоу из радиоприёмника.

Ответа он не услышал, поэтому встал и подошёл к двери. В тот момент он не осознавал, что произнесённое на автомате выражение «черти принесли» окажется поистине пророческим. Он приоткрыл дверь и увидел на пороге красивую, аккуратно причёсанную и подкрашенную девушку. Он видел это лицо совсем недавно, только с закрытыми глазами, которые никогда не должны были открыться вновь. Но сейчас они были открыты во всю их бескрайнюю и пленяющую ширину. Перед Петро на пороге стояла Анжелика и смотрела на него холодным бесцветным взглядом. Точно таким же, каким он сам смотрел на неё на похоронах.

– Это невозможно! Я сплю! – Динцев отбежал в сторону и закрыл лицо руками.

Убрав их, он с ужасом обнаружил, что Анжелика вошла внутрь. Теперь он оказался в ловушке.

– Там становится холодно, – монотонным голосом, лишённым всякого налета эмоций, произнесла девушка. – Зачем они закопали меня, Петя?

Она продолжала смотреть будто сквозь.

– Потому что ты умерла! – закричал Динцев. Ему казалось, что собственный крик поможет разбудить и вытащить его из этого кошмара наяву.

– Но ведь это неправда, я жива. Скажи, у тебя остались ко мне чувства? Я вот всегда думаю о тебе.

Неудивительно, пронеслось в голове Петро, на том свете у тебя будет время тщательно подумать обо всех людях, с которыми тебя сводила судьба.

– Сейчас я люблю другую женщину, – сказал Петро, надеясь, что такое признание не побудит Анжелику наброситься на него в стиле дешёвых ужастиков.

– Ты можешь думать, что любишь кого угодно, но я всегда буду для тебя твоей главной любовью, – спокойствие и монотонность никуда не делись из голоса Анжелики. – Как и ты для меня. Мы созданы друг для друга, поэтому должны воссоединиться. Навеки. Пошли со мной.

Она протянула ему руки. Так вот зачем ты пришла сюда! – осознал Петро и почувствовал, как тело покрылось холодным липким потом. Хочешь затащить меня к себе в могилу? Не выйдет, деточка.

Динцев решительно вышел на улицу, грубо оттолкнув Анжелику. Там он вытащил из кармана мобильник и набрал номер Затравкина.

– Ты можешь приехать прямо сейчас?

– А в чём дело? – По голосу Дмитрия Петро понял, что шерифа он оторвал от сна. Или полусна, тут уже было сложно разобраться. – Тебе опять невероятно скучно одному?

– Я принял пилюлю, уже вторую, – признался Динцев. Но всей правды решил не озвучивать. – И мне снится какая-то борода. Не могу от неё избавиться.

– А, ну такое бывает, не обращай внимания. – Затравкин зевнул. – На третий-четвёртый раз начнёшь контролировать себя.

Петро посмотрел на вагончик. Дверь по-прежнему была распахнута настежь. Анжелику он не видел.

– Ладно, постараюсь справиться своими силами.

Он завершил разговор. У него моментально родился радикальный план по избавлению от навязчивого видения – отправить его туда, откуда оно к нему и явилось. Надо лишь взять лопату.

– Детка, придётся тебе кое-что уяснить. – Петро вернулся в вагончик. Смысл заканчивать начатую фразу потерялся в районе порога – внутри никого не оказалось.

Проблески ясного сознания? Петро взял фонарик и отправился на участок свежих захоронений. Могила Анжелики не изменилась с того момента, как её закопали, что говорило лишь об одном – оттуда никто не выбирался. Хотя в подобное Петро и не собирался верить.

Семеня обратно, Динцев случайно навёл луч света на высокое надгробие, которого он не помнил прежде. На бугристом чёрном памятнике значилось какое-то знакомое имя. Точнее, фамилия. Роман Розенцвейг. Годы жизни: 1994 – 2004. Странно, подумал Петро и подошёл ближе. Могиле явно не один год, да и по дате об этом можно было судить с уверенностью, но почему он её не помнил?

Он долго всматривался в изображенное на памятнике лицо совсем молодого парня с длинными густыми волосами. Определённо, он где-то видел его раньше, но где? Смутные сомнения постепенно начали трансформироваться в уверенность. Из тёмных глубин памяти всплыли изображения старых газет, из которых Петро и узнал в своё время о кое-каких подробностях дела Сквозняка. Если его догадка верна, то личное дело Петра Динцева приобретало и вовсе неприлично пугающий оборот.

Петро ринулся в вагончик, отыскал в закромах макулатуры нужные вырезки и стал лихорадочно их перебирать. Он искал фотографию, в глубине души надеясь, что память его подвела и что на самом деле это два разных лица. Но нет, ошибка исключена – он нашёл газетный лист с чётко напечатанной портретной фотографией молодого парня с длинными волосами – Романа Сквозняцкого, сына кладбищенского стрелка. Складывалось ощущение, что рисунок на том памятнике делали с этого же фото.

Серое вещество формировало ужасную версию, а руки в этот момент сами непроизвольно потянулись за телефоном и набрали привычный номер.

– Ну что ещё? – недовольно проворчал Затравкин.

– Мне кажется, фармацевт Карл Розенцвейг – не тот, за кого себя выдаёт! – возбужденно выпалил Динцев.

– Ты о чём?

– Я нашёл могилу его сына, Романа. А он не кто иной, как сын Ежи Сквозняцкого! Ты понимаешь, что это означает?

Несколько секунд в обоих динамиках тлело гробовое молчание.

– Это означает лишь одно, – спокойно ответил шериф. – У тебя чересчур богатая фантазия. И она усилилась под действием препарата. Успокойся, дружище. И проспись.

– Хорошо, только скажи мне одну вещь – как умер Роман Сквозняцкий?

– Ты уже как-то спрашивал. Упал с лестницы и сломал себе шею.

– Его похоронили, потом Ежи раскопал могилу, устроил побоище и исчез вместе с телом сына. Так?

– Да.

– Борода какая-то.

– Согласен.

– Ты ведь знаешь, есть версия, что к его смерти были причастны те жители деревни, которых и расстрелял Сквозняк, – не унимался Динцев. – Он мстил за сына.

– А ещё есть версия, что Сквозняцкого загипнотизировал некий ведьмак, – напомнил Дмитрий. – Версий полно, выбирай – не хочу. На что воображения хватит.

– Ты видел, как выглядит этот Розенцвейг?

– Нет. – Затравкин задумался. – Не, ты и впрямь считаешь, что к нам в деревню, прямиком из ада, явился Ежи Сквозняк в образе фармацевта с революционным изобретением европейских учёных? Дабы продолжить мстить за непонятную смерть своего сына. Ау, Петро, просыпайся! Аллё гараж, как ты говоришь.

– Но я видел…

– Плевать, что ты видел! – резко отрезал Затравкин. – Забудь, что ты видел! Это всё миражи. И могила его сына тебе тоже приснилась. Можешь сходить и проверить её утром. Убедишься, что я прав. А теперь не мешай мне спать! – Шериф прервал связь.

Откладывать проверку на утро Динцев не пожелал. Взяв в качестве оружия черенок от поломанной совковой лопаты и фонарик, он вновь отправился вглубь кладбища. Поиски могилы Романа Розенцвейга заняли двадцать минут, но ни к чему не привели.

– Борода какая-то, – пробормотал себе под нос Петро и вернулся в вагончик.

Пожалуй, достаточно с меня этих пилюль, твёрдо решил он. Остаток дежурства прошёл в относительно спокойном режиме. Относительно потому, что пару раз он всё же видел из окна ковыляющие между могил тени. Вряд ли они принадлежали кому-то материальному и земного происхождения. Тем не менее, до утра Петро так и не расстался с черенком от совковой лопаты.