Читать книгу Могильный переплёт - Евгений Бриз - Страница 8

Часть 2. Дендрарий
21 июня

Оглавление

Петух надрывал гортань на совесть, словно участвовал в петушином конкурсе народных исполнителей. Мне захотелось его ощипать и сварить суп. Потом залаяла собака, я не выдержал и открыл глаза. Незнакомую комнату заливал яркий солнечный свет, пробиваясь сквозь небрежно отвешенные шторы. Я лежал на диване, ноги запутались в простыне и пододеяльнике, подушка наполовину выбилась из наволочки. Мне не потребовалось уймы времени, чтобы понять – я не помню, где я и как здесь оказался.

Определённо, это был сельский дом. Я привстал на локти и осмотрелся. Напротив стоял шкаф с сервантом и книжными полками. Справа – кресло с разбросанными на его спинке и подлокотниках вещами. Среди них я узнал и свои белые штаны. Рубашка валялась и вовсе на полу. За креслом находился журнальный столик, заваленный газетами и переполненными шелухой от семечек кружками. Вполне приличный по деревенским меркам телевизор с плоским экраном и солидной диагональю.

Я не без труда встал, натянул штаны и, покачиваясь, подошёл к окну. Растущие деревья заслоняли обзор, мне удалось разглядеть лишь часть забетонированной дороги и собачью будку. В этот момент за спиной прозвучал до боли знакомый голос. Нет, голосок:

– Уже проснулся, городской плохишь?

Я застыл в полуобороте. Мне показалось, неловкое молчание в ту секунду не смели нарушать ни петухи, ни собаки. Пухлая девица с румяными щеками и светлыми волосами, собранными в пучок, смотрела на меня с заигрывающей улыбкой. Я узнал её за долю секунды до того, как обернулся. Птичью трель, выступающую в роле голоса, забыть было сложно. Мне стало не по себе.

– Вы кто? – выдавил я, ощущая себя добропорядочным классическим кретином.

Барышня замотала головой и начала разбирать вещи на кресле:

– А ведь говорила тебе не пить столько. От козьего молока отказался. Конечно, лучше хлебать вино и пиво.

Я решил не усугублять своё положение, а просто подобрал рубашку, надел и зашагал к выходу.

– Куда пошёл? – Вопрос прилетел мне в спину как стрела с ядовитым наконечником. – Завтракать что будешь?

– А что есть?

– Каша, омлет, молоко, сырники, – перечислила девушка.

– Мне хватит омлета, – бросил я и вышел в соседнюю комнату, оказавшуюся зимней кухней.

В углу висел рукомойник. Я умыл лицо, прочистил глаза и уши в надежде, что эта незамысловатая утренняя процедура пробудит мою канувшую в летаргический сон память. Не пробудила.

За массивной дверью, ведущей, надо понимать, на веранду или прямиком на улицу, я услышал смех и знакомый баритон:

– Вы доите коров, а начальство доит нас, если мы не предоставляем материал вовремя, поэтому… – Пабло не закончил безвкусное метафорическое сравнение, завидев меня на пороге веранды.

Он сидел в окружении двух барышень. По их довольным лицам я понял, что беседа с моим напарником им явно приходилась по душе.

– Как спалось, Вадя? – спросил Пабло. – Согласись, из-за свежего воздуха тут охрененный сон. Жмурики на кладбищах спят, наверно, не так крепко!

Девицы засмеялись, но я находился не в том состоянии, чтобы веселиться.

– Можно тебя на пару минут? – бросил я, отыскал на полу бежевые мокасины и вышел на улицу.

– Доброе утро, – поздоровался со мной дед в военной рубашке. Он нёс в дом из огорода два алюминиевых ведра с водой.

– Доброе утро, – ответил я и спустился с крыльца. – Позвольте помочь.

Уважение к старшим я не растерял. Привычки продолжали работать как часы. Поставив вёдра, я вернулся на улицу, где меня поджидал Пабло. Я оттащил его подальше от крыльца и ненужных ушей.

– Что происходит? – шёпотом на грани голоса спросил я.

– Ты о чём?

Удивление Пабло мне не понравилось. Оно означало лишь то, что с его памятью таких проблем не случилось.

– Я ничего не помню с того момента, как мы обедали в кафе, – пояснил я.

Оператор напрягся, вспоминая упомянутый мной эпизод.

– Ты про вчерашний день что ли?

– Ну, если сейчас утро, стало быть, приехали мы вчера, – рассудил я. – Но у меня вылетело из головы всё после кафе.

– Ну ты даёшь, Вадя. Ты это… себя хорошо чувствуешь?

Замечательно! – хотелось крикнуть мне. Ни одного обрывка воспоминаний, будто кто-то смонтировал мою память на свой режиссёрский лад. Физически – да, я ощущал себя бодрым, выспавшимся и полным сил. Никаких недугов. Даже голова не гудела, хотя это входило в её обязанности, учитывая упомянутую пухлой барышней попойку. Возникшие противоречия я попытался объяснить Пабло как можно доступнее. В середине моей речи он пренебрежительно махнул рукой, а серьёзность на его лице удивительно быстро трансформировалась в лёгкую усмешку.

– Не парься на этот счёт, – успокоил меня он. – У тебя побочные действия от «Слипинцвейга». У меня та же фигня, но не в такой форме. Я помню всё отрывочно и смутно, как в тумане. Или во сне.

– «Слипинцвейга», – повторил я и возмутился: – Сколько же может продолжаться его действие?

– Очевидно, раз ты забыл всё, то и приёмы новых доз тоже.

Вырисовывающаяся картина нравилась мне всё меньше. Я начинал бояться возможных подробностей потерянных в пучине беспамятства часов. Мы поселились у деревенских барышень в хате, пьянствовали, за каким-то чёртом принимали сомнительные в природе своего действия пилюли для полусна. Что ещё мы могли делать?

Собственно, такой вопрос я и задал, как только морально подготовил себя услышать что-то невероятное. Но ничего невероятного я не услышал. Во всяком случае, учитывая обстоятельства.

– Ну, после кафе мы встретились с Лидой, Валей и Тоней, – начал рассказывать Пабло. Боже, ну и имена! – Лютый быстро починил «инфинити», мы немного покатались по деревне, потом они позвали нас к себе. В баню… – Он замялся, и я сразу понял, что было дальше. Но предпочёл услышать наверняка.

– Так, и что? У нас с ними случился интим?

Оператор не выдержал и брызнул смехом, пачкая слюной подбородок. Прямо как пятилетний мальчик, случайно услышавший в разговоре взрослых слово «пиписька».

– Ну ты, блин, юморист-литератор! Интим. Мы жахали этих деревенских сочных баб часа три, а они всё просили добавки! – Пабло продолжал смеяться. Мне показалось, он терял контроль над разумом, но пока я предпочитал не перебивать. – В перерывах между сессиями траха мы пили вино из их погреба, ели крольчатину и принимали «Слипинцвейг». Это было потрясно, хоть я почти ни черта и не помню.

Поражали не события, а тот положительно заряженный эмоциональный настрой, с которым мой напарник про них рассказывал. Да, пай-мальчиком он и близко не был, но и безумцем тоже. Зависнуть на ночь в деревенской заводи с местной флоро-фауной и пичкать себя пилюлями для полусна – перебор даже для Пабло. А как я оказался вовлечён в подобную катавасию, ума не приложу. Скорее всего, это время я им (умом) не пользовался. Вот он и не работал за ненадобностью. Сомнений в том, что виной всему «Слипинцвейг», у меня не осталось. Я радовался, что его действие, наконец, закончилось. Теперь стоило поблагодарить гостеприимных девушек и отчалить как можно скорее. Я машинально похлопал себя по карманам, осматривая широкий двор. Повсюду вольготно гуляли курицы.

– Где FX? – спросил я.

Пабло разом помрачнел и потупил взгляд. Ох уж недобрый знак, тревожно отметил я.

– Лютый сказал, что всё сделает, как на заводе.

Я не сдержался, чувствуя, как начали трястись и покрываться потом руки:

– Что с тачкой??

– Я ни при чём! – У Пабло сработала защитная реакция: он скривил злое лицо и выставил вперёд короткие толстые ручищи. – За рулём сидел ты. И в дерево врезался тоже ты! Шумахер хренов.

– В дерево? – глупо переспросил я.

Как такое могло случиться, ведь это же я! Возможно, в устройстве автомобилей я и не разбирался, как опытный автомеханик, но отменным умением управлять ими меня наделил сам Господь. Это ещё подметил инструктор в автошколе. За рулём я ощущал себя лучше, чем рыба в воде.

Но я быстро сообразил, что последние сутки моим телом, скорее всего, управлял не мозг, а пилюли. Всё вставало на свои места, но с приходом понимания обида никуда не ушла.

– Насколько серьёзны повреждения?

Первоначально меня интересовали именно они, а не обстоятельства происшествия.

– Существенны, – многозначительно сказал Пабло. Но поспешил в очередной раз утешить меня: – Ты не парься, Лютый сказал, всё починит. Главное, никто не пострадал в итоге.

Хоть в этом он прав. Бог с ней, с машиной – кусок дорогостоящего железа, не более. Страшно представить, если бы я кого-нибудь экспромтом отправил на тот свет.

– Спокойствие, Вадим Витальевич, всё под контролем, – проговорил я вполголоса, усилием воли подавляя разрывающее меня изнутри негодование.

Однако ноги непослушно перемещали тело туда-сюда по крохотному пятачку напротив крыльца. Я по-прежнему не находил себе места. Пабло стоял со скучающим видом. Я вновь похлопал себя по карманам.

– Так, а где айфон?

Оператор изобразил неподдельное удивление и замотал головой:

– А вот о нём меня можешь не спрашивать. Я понятия не имею. Свою трубу тоже найти не могу. Благо, хоть камера цела.

Я тяжело вздохнул. Мне казалось, мы двигались по спирали, которая закручивалась всё глубже и глубже.

– Где автосервис Лютого? – спросил я.

– Тут где-то недалеко. – Пабло пощелкал пальцами. – Напротив коровьего озера. У баб надо спросить.

Словно почувствовав, что в них появилась надобность, одна из барышень (среднеупитанной комплекции), вышла на крыльцо и упёрла руки в бока.

– Хватит шептаться, голубки. Завтрак стынет.

Знали бы вы, сколько усилий мне пришлось приложить, чтобы отказаться от завтрака и отлучиться до автосервиса. Потребовалось всё природное красноречие. В итоге мы с Тоней (так звали мою условную кураторшу) пришли к компромиссу – я взял с собой в пакете три сырника с клятвенным обещанием съесть их в пути, а по возвращении обязан был приговорить двойную порцию овсяной каши. Только на таких условиях меня выпустили за пределы двора. И показали куда идти. «Всё время прямо, потом справа в ста метрах увидишь небольшое озеро, спустишься по склону к нему и найдёшь там гараж Лютого».


***

От сырников я избавился сразу, едва оказавшись на свободе. Нарушил клятву, так как выбросил их в кусты. Шагая по безлюдной грунтовой улице, я поймал себя на мысли, что всё происходящее попахивает дурным сном. Уж я-то знаю, каким неприятным душком отдают дурные сны.

В конце прошлого года мы с Ксюшей перевели наши отношения на новый уровень – стали жить вместе, сняв двухкомнатную квартиру в центре города в новом доме. Ощущение полной независимости и самостоятельности целиком окупало дополнительную статью расходов на съём жилья. С ипотекой я не хотел спешить. По крайней мере, до потенциальной свадьбы. А до неё стоило испытать наши отношения фактором, во многих случаях их разрушающим – бытом.

Однако испытаниям в тот период подвергались скорее не наши отношения, а моя психика. И девушка в этом процессе не принимала никакого участия. Меня замучили кошмары. Вообще я от природы человек впечатлительный, вы не найдёте в списке моих любимых занятий просмотр фильма ужасов на ночь или непременное посещение комнаты страха на курорте. Хотя работа журналистом постепенно понижала градус моей впечатлительности. Как говорила Ксюша, «работа превращает меня из милого романтика в заурядного циника». Возможно, она права.

Поначалу я списывал снящуюся мне ахинею на эмоциональное перенапряжение на работе. Какое-то время старался слушать исключительно приятную и спокойную музыку, читать лёгкие романы вместо газет и смотреть комедии вместо выпусков новостей. Не помогало. Стабильно две-три ночи в неделю я просыпался в холодном поту, а порой и в сопровождении леденящего кровь крика. Причём, кровь леденела не только у меня и у Ксюши, но и у соседей.

Однажды во сне я сбил на дороге китайца. Бедолага был жив, когда я вышел, и что-то бормотал на своём родном. Трассу окутала ночь, фонари, как обычно, горели через один, а то и два. Кругом ни души. Не знаю, что мною двигало, но вместо того, чтобы вызвать «скорую» и ДАИ, я вытащил длинный охотничий нож (отродясь не имел таких «игрушек») и зарезал азиата под аккомпанемент классической музыки, доносящейся из открытого салона авто (которую, так же, отродясь не слушал). Тело погрузил в багажник «инфинити», спокойно поехал домой и лёг спать. А среди ночи проснулся от той мысли, что не избавился от трупа. И бормочу в полусне: «у меня в багажнике мёртвый китаец». Представьте реакцию Ксюши.

В другой раз мне приснилось, что нас заливают соседи сверху. Я проснулся, смотрю на зеркальный потолок, а с него течёт вода и капает на нас. Присмотрелся в отражение и застыл, ощущая, как кровь норовит пробить височную артерию: рядом со мной лежала не девушка, а какое-то убогое существо с длинными ветвящимися конечностями. Одна из них легла мне на грудь. Я закричал. Ксюша проснулась, включила свет, а я всё пялился в потолок. Только не видел ни воды, ни сюрреалистичного отражения. Очередной кошмар.

А буквально неделю назад мне приснилось, что прямо посреди нашей комнаты выросло огромное дерево. Это был клён, его стройный истекающий смолой ствол уходил высоко в небо сквозь исчезнувшие потолки дома. Из открытого балкона дул ветер, дерево величественно раскачивалось, издавая при этом жуткий звук, едва ли не вопль, растворяющийся в сухом шелесте листвы. Оно будто хотело мне что-то сказать, но не могло. А потом сверху посыпались жёлтые листья с острыми, как у клинков, краями. Они впивались в моё тело, наполняя его тяжестью. У меня не получалось встать и даже закричать. В тот раз меня разбудила Ксюша. Она почувствовала, что я весь дрожал, как перетянутый канат. Мои глаза были открыты и залиты слезами. Соленые капли растеклись по скулам и подушке. Я бормотал в бреду: «Почему ты ушла от меня?». Она погладила меня по щеке и прошептала: «Я здесь, милый». Наутро я с трудом поднялся. Даже после убийственной тренировки в тренажёрном зале тело никогда так не болело.

Чёртовы деревья. Картинка сна шла прямиком из прошлого. Наше первое свидание с Ксюшей случилось в городском парке. Дул сильный порывистый ветер, из-за чего шелест листвы заглушал мои робкие комплименты и признания. Я был так влюблён и боялся опростоволоситься, что перестал быть самоуверенным Тошиным. А деревья точно издевались надо мной, наблюдая с высоты.

Погрузившись в воспоминания, я не сразу заметил, как оказался возле коровьего озера. Стадо как раз устроило водопой, одновременно опорожняясь в прибрежные воды. Скучающий молодой пастух развалился в тени дуба, щёлкая семечки. Маленький домик с большим гаражом я нашёл быстро. Вывеска гордо гласила: «Автосервис у Лютого». В прилегающих густых зарослях громоздилась куча ржавого металлолома. Обойдя её, я зашёл в гараж.

– А, ты, – протянул знакомый механик. Он ковырялся под капотом ещё одной кучи металлолома – древнего «Москвича 408» малахитово-зелёного цвета с прогнившим кузовом. – Спиди Гонщик, копыто мне в зад!

– Здравствуйте. – Я кашлянул и демонстративно осмотрел гараж. – Как продвигается ремонт?

Лютый сплюнул и критически покачал головой:

– Карбюратор пора менять. А ещё лучше – корыто целиком.

Он рассмеялся, а я озадаченно уставился на «москвич». Не думал, что придётся уточнять.

– Это бесспорно. Но а как дела с «инфинити»?

– С какой ещё «инфинити»? – внезапно спросил механик удивлённым голосом.

Я с трудом сохранял спокойствие.

– С моей, с чьей же ещё? Или у вас в деревне каждый второй на них ездит?

Лютый отложил гаечный ключ, упёрся руками о стеллаж с инструментами и вздохнул.

– Ещё один. Сколько ты пилюль принял в эту ночь?

Я растерялся от такого вопроса. Во-первых, подобной информацией я не располагал. А во-вторых, какое это имело отношение к конкретному делу о ремонте?

– Хорошо, что тебе не приснился замок на берегу океана, который бы ты искал среди этих коров. – Механик махнул в сторону озера и усмехнулся.

– При чём здесь… – я осёкся. До меня вдруг дошло: – Хотите сказать, вы не помните моей машины? И перерезанных проводов?

Лютый невозмутимо цокнул.

– Я-то как раз всё помню. Да и как я мог забыть твою ласточку? Провозился с ней полночи!

– Да? И где же она?

Выражение лица механика не вселяло радужных надежд. Худшие опасения неминуемо подтвердились.

– Знакомься, это Зина! – Он похлопал «москвич» по крыше.

Я, как истукан, уставился на ржавое корыто, лет тридцать назад покрашенное зелёной краской.

– П… почему Зина? – на выдохе спросил я, будто именно это обстоятельство меня интересовало в первую очередь.

Могильный переплёт

Подняться наверх