Читать книгу РУКОВОДСТВО по социальной медицине и психологии. Часть вторая - Евгений Черносвитов - Страница 8

Вадим Козин был преступником, и не мог покидать пределы Магадана. По признанию автору данной книги, Вадим Алексеевич был осужден по статье «гомосексуализм», и сослан в Магадан Лаврентием Берия, ибо они оба «безумно любили» знаменитую летчицу Марину Михайловну Раскову. Сталин не раз, инкогнито, привозил Козина в Москву, ибо очень любил его песни. Вождь всех народов также не раз «упрашивал» Берия «простить Козина, и реабилитировать его». Однако, Берия был непреклонен. Кстати, Ив Монтан специально приезжал в СССР, чтобы упросить советское правительство реабилитировать Вадима Козина. Но, генсек Брежнев также побоялся нарушить «табу», наложенное на Козина Берия и отказал в просьбе о реабилитации Козина Ив Монтану. Вернувшись в Париж, Ив Монтан написал яркую антисоветскую статью и стал последовательным врагом советского режима.12

Но, пограничных субъектов за одни только формы поведения, можно было наказывать. Так, перед праздниками или по случаю приезда в страну VIP из другой страны, как говорилось выше, и «девиантов» и «делинквентов» одинаково ссылали за «101-ый» километр. Причем, если их транспортировали в специально отведенные места на Дальнем Востоке или Севере, то могли осуществлять это, одевая и на тех (тунеядцев) и на других (проституток или фальшивомонетчиков) наручники. Но, вот лечить пограничных субъектов, или не лечить, – вопрос был чрезвычайно сложный. Так, профессор, доктор юридических наук, В. Ф. Пирожков, попробовал лечить «пограничных субъектов», находившихся в местах ссылки. И обосновал лечение в своей монографии, которую так и назвал: «Терапия преступности». За эту свою деятельность и за ее обоснование, автор был исключен из КПСС, и уволен с работы. Но, после того, как книгу опубликовали в ФРГ и Испании, был реабилитирован, в КПСС восстановлен. Но дал подписку, что «лечить преступников больше не будет».

Врачи-психиатры, пациентами которых были пограничные личности, наоборот, не могли не лечить их. Ибо, тогда возникал вопрос, на каких основаниях эти люди находятся под «динамическим наблюдением» в психиатрических диспансерах, да еще под грифом «СО» («социально опасные»)? Поэтому, у данных пациентов автоматически «обнаруживали» следующие симптомы: дезадаптация к социальным условиям, в которых они проживают, оппозиция ко всему, без всяких мотивировок и оснований, например, к службе в СА, негативизм, реакции имитации, эмансипации, а также расстройство сна, различные функциональные расстройства, например, желудочно-кишечного тракта, колебание настроения, аффективные реакции, не адекватные ситуации, суицидальные мысли, расстройство влечений, появление перверсных наклонностей, стереотипное реагирование на разные раздражители, снижение работоспособности и продуктивности, головные боли, приступы агрессии и т.д., и т.п.. Не трудно заметить, что все эти «симптомы» могли быть у любого нормального человека.

(Справка. Человек, находящийся под так называемом «динамическом наблюдением» в психиатрическом диспансере, автоматически находился на учете в отделениях МВД и КГБ. Если он имел гриф «СО», то это – пожизненно. Даже с 90-летней пациентки, которая была в состоянии глубокого слабоумия и не могла себя обслуживать, двадцать пять лет назад поставленный ей «СО» снять было не возможно. Так было в СССР, но точно также было, в этом автор убедился лично, и во Франции. Так, если человек хоть на сутки, как С. А. Есенин, попадал в психиатрическую клинику предместья Парижа «Saint Monde», или – «Saint Jeannevieve», оказывался сразу же и навсегда под наблюдение компетентных органов).

В. В. Ковалев не предлагал свою классификацию «пограничных личностей». Несмотря на то, что все советские психиатры и психологи находились на марксистских позициях, вырабатывая концепцию «души», «сознания», «психики», «личности», «характера», тем не менее, говоря об одном и том же, а именно: о людях, не больных, и не здоровых, одни называли «акцентуированными личностями» (А. Е. Личко), другие – «акцентуированными характерами» (Б. Д. Карвасарский). Третьи – «невротическими характерами» (В. Н. Мясищев). И каждый предлагал к тому же свою классификацию пограничных типов. Конечно, с точки зрения серьезной методологии, «характер» и «личность» – далеко не одно и то же. Но, советскими психиатрами, методология традиционно игнорировалась. На первом месте была клиника, интуитивно воспринимаемая врачом. Для практики название термина, которым обозначался пограничный субъект, был не важен. Как не важно было название одного и того же «характера». Например, истерический или демонстративный. Паранойяльный или педантичный. Эпилептоидный или ригидный. (Классификация автора представлена в учебнике «Социальная медицина». Часть 2. Раздел 1. Глава 3). В. В. Ковалев также не спорил по поводу, кого относить к пограничным субъектам, и в сфере чьей компетенции эти пациенты должны находиться.

Осталось загадкой, откуда и почему профессор В. В. Ковалев взял понятие «дизонтогенеза» и связал его с пограничными субъектами. (Конечно, были и другие психиатры, которые вслед за Ковалевым повторяли «дизонтогенез». Но их воззрения не представляют никакого научного интереса, ибо это понятие заимствовано ими у В. В. Ковалева, который сам не мог в нем разобраться). Если же вернуться к истории основного термина – онтогенез (от греческого ontos – сущее, и geneses – происхождение), то ввел его немецкий биолог-эволюционист, последователь Чарльза Дарвина, Эрнст Геккель, впервые применив в книге «Общая морфология организмов» (ТТ 1—2. 1866 г.). Под онтогенезом Э. Геккель подразумевал совокупность преобразований, претерпеваемых организмом, от зарождения до конца жизни. (Кстати, Геккель первым применил метод генеалогии к животному миру). Если следовать научным взглядам Геккеля, то «дизонтогенеза» быть не может, ибо понятие «онтогенез» включает все, что претерпевает организм, с минуты рождения до смерти. Кстати, точно также не может быть дезадаптации, которую, как правило, приписывают пограничным субъектам. Ибо, согласно теории Ганса Селье, который ввел в научный обиход термины «стресс» и «адаптация», последняя как раз выражает то, что организм не приспособлен к среде, и находится в состоянии приспособления, то есть, адаптации. Г. Селье подробно описал адаптационный синдром.

Возвращаясь к «дизонтогенезу» В. В. Ковалева, прочитав все его работы на эту тему, начинаешь понимать, что данный термин ему был необходим, чтобы разделить, повторяем, психологически понятных (даже с модусом делинквентности, то есть, преступности) пограничных субъектов, от психологически непонятных пограничных субъектов. Последних он и относил к дизонтогенетическим личностям. Использование данного термина наводит на мысль, что появление среди пограничных субъектов психологически непонятных личностей, В. В. Ковалев связывал с генетической программой, то есть, с наследственностью. Во времена В. В. Ковалева были единичные случаи преступлений, совершаемых дееспособными людьми, мотивы которых психологически были непонятны. Сейчас, каждое второе преступление – психологически непонятно. В. В. Ковалев опередил свое время. Его «теория» была сформирована на уровне профессиональной интуиции. «Дизонтогенез» – иероглиф, который расшифровало время. Наиболее яркая работа В. В. Ковалева «Некоторые общие механизмы начального этапа пограничных состояний» (В книге «Четвертый Всероссийский съезд невропатологов и психиатров». Том 1. Москва 1980 г. Стр. 204—208).

(Справка. В 1886 году немецкий психиатр Рихард фон Краффт-Ебинг опубликовал «Половую психопатию» – энциклопедию, до сих пор непревзойденную, извращения полового влечения. Тогда не было слова «порнография», иначе именно такой бы ярлык навесили на эту книгу. Автора даже его коллеги обвиняли в оскорблении человека, в низведении человека до уровня животного, и т.д., и т. п. В наше время «Половая психопатия» относится к разряду «энциклопедии обыденной половой жизни». R. v. Krafft-Ebing. «Psychopathia sexualis». Stuttgart, 1886).

«Дизонтогенез» В. В. Ковалева не что иное, как дегенерация, или вырождение. Термины «дегенерация» и «вырождения» были запрещены для научного использования. В СССР, если еще можно было прочитать и процитировать Цезаря Ломброзо, то Макс Нордау был запрещен цензурой. Имя М. Нордау не найдешь ни в «БЭС», ни в «Философском словаре», выпущенные в разные годы после распада СССР, ни в «Культурология. ХХ век. Словарь» (СПб. 1997 год). А ведь его не раз цитировали и Альберт Швейцер, и Карл Ясперс, и Жан Поль Сартр, и В. В. Розанов, и Мартин Хайдеггер. М. Нордау написал «Вырождение» в 1893 году. А в 1895 году эта книга была переведена на русский язык и издана с разрешения цензуры, в Киеве. Через год она была там же переиздана. Максу Нордау принадлежит термин «fin-de-siecle». Дело с Нордау, для нас, наверно в том, что и по сей день, блестяще описанные им стигмы вырождения, как отдельного человека, так и общества в целом, легко различимы в наших современниках. Еще и в том, что Нордау называл вещи своими именами.

«Отморозки» – народная молва метко окрестила определенный тип своих сограждан. Тот, что процессы негативной мутации в настоящее время идут широким фронтом, со все возрастающей скоростью, – хорошо известно специалистам. Преступления, которые совершают психически здоровые люди, все больше и больше становятся психологически непонятными. Так, разве можно понять молодых, психически и физически здоровых ребят, солдат из элитных войск, прошедших две Чеченских войны со славой, которые вдруг, не с того, ни с чего, берут оружие и запасы патронов, расстреливают в упор своих боевых однополчан, и уходят, куда глаза глядят, убивая на своем пути всякого, кто попадется? В 2002 году, накануне «Дня защитника Отечества», из воинских частей разных регионов России, были совершены стереотипные побеги с бессмысленными жертвами. По формальным признакам, эти «побеги» вполне подпадают под понятие «психическая эпидемия». Проблема немотивированных преступлений, которые давно уже не только в России, но, пожалуй, во всем цивилизованном мире обрели характер массовости и стереотипной повторяемости – серийности, до сих пор не осознается учеными, как качественно новое явление человеческого существования. Любые попытки объяснить «необъяснимое» в старых терминах: «дезадаптация», «стресс», «социальная агрессия» и т.д., и т.п., – от лукавого! Еще не прошло и четверти века, как нашу страну захлестывали волны массовой подростковой токсикомании, когда школьники из приличных семей, собираясь небольшими группами, нюхали выхлопные газы автомобилей, вдыхали ядовитые пары клея «БФ-2» и разных других химикатов, не испытывая при этом ни удовольствия, ни возбуждения. Не все же они вымерли. Большинство среди нас, взрослых. У многих семьи и дети. В ту пору, коммунистической, псевдонаучной борьбы с алкоголизмом, ученые просмотрели проблему массовой подростковой токсикомании. В настоящее время, насколько нам известно, социальные «взрывы» наркомании и педофилии, «серийных» убийств, бессмысленных преступлений, которые совершают психически здоровые молодые солдаты, эскапизм инфантов, побивший все международные рекорды, и ни по каким параметрам не сопоставим с беспризорностью времен гражданской войны или ВОВ. Здесь же поджоги, уход в секты, мистицизм, деградация спортсменов, для которых прием анаболиков – нормальное явление, массовое употребление лекарственных препаратов, которые продаются без рецепта, а назначаются телеведущими «Прогноза погоды» или «Времечко». Пятидесятикратное увеличение количества аптек в Москве и Петербурге, проникновение этого «спрута» в села и деревни. Такое же массовое употребление псевдолекарственных препаратов и применение «приборов», «удлиняющих молодость, жизнь, улучшающих здоровье», типа «Бальзама Биттнера», «Лампы Чижевского», «кремлевских таблеток», «витамина Флоренского» и т.д., и т. п. Массовое лечение у лицензированных «народных целителей», «знахарей», «колдунов в трех поколениях», «магах», «экстрасенсах»? Все эти, и множество других явлений, которые с невиданной никогда ранее ни в истории России, ни в истории других стран, агрессией обрушиваются на здоровье населения, совершаются людьми и потребляются людьми, и полностью входят в категорию психологически непонятных серийных преступлений.

Социологические «объяснения» происходящего не в состоянии вскрыть внутренние причины криминального гомицидного и суицидного поведения, под определение которого попадают выше перечисленные стигмы нашей реальности. Судебно-психиатрические критерии пограничных состояний и действий, под которые также попадают выше перечисленные реалии, – это максимум, что может «приписать» судебный психиатр субъектам, действия и поступки которых психологически непонятны. Объяснить подобные массовые деяния «алчностью», как навязывает обывателю аналогичное шоу, серийно идущее по центральному телевидению, в обойме других подобных «развлечений», от «Слабого звена», до «Последнего героя», значит, открыто манипулировать массовым сознанием обывателя «черными PR».

Для того, чтобы не уходить в сторону от нашего «предмета», который пора обозначить, как актуальную проблему пенитенциарной медицины: кем является, с точки зрения социальной медицины, пограничный субъект, делинквентное поведение которого чаще всего серийное, и, самое главное, психологически непонятное? Для того, чтобы найти правильный подход к решению данной проблемы, необходимо найти в той же «пограничной» психиатрии и социальной психологии понятие, которое бы включало в себя (имплицитно), содержание выше обозначенной проблемы. В социальной медицине как науке, также нечего не возникает из нечего. Для этого необходимо, во-первых, вспомнить «Характерологию» Теофраста, субъектами которой являлись пограничные типы с делинквентным поведением. Во-вторых, в современных «характерологиях» найти тип, который бы периодически совершал психологически непонятные действия. «Дизонтогенетические субъекты» В. В. Ковалева – это уже концепция, которая пока еще до конца не понятая.