Читать книгу Рассказы москвича - Евгений Дудкин - Страница 6
Книга первая
ЧАСТЬ 3 1.ШКОЛА
Оглавление1 сентября 1959 года. Мальчик с букетом жуковских астр и георгинов, в берете, за руку с мамой передвигается по Столовому переулку в сторону школы. Остались позади мучения примерки в «Детском мире» новой формы, более приятного занятия покупки карандашей, красок и тетрадей в угловом магазине канцелярских товаров неподалёку от «Праги». Беззаботная свободная жизнь подошла к концу.
В сотне метров от дома у 110-й школы уже волновалась толпа родителей с их чадами. Над всеми возвышалась мощная фигура директора заведения. Крупный мужчина южнорусской наружности с богатой чёрной шевелюрой – Докукин Григорий Иванович, руководил
построением новобранцев. Григорий Иванович, не помню его педагогом, был хорошим организатором. Классы блестели, кружки работали, столовая была изумительна. Пюре с шипящей жареной колбасой, золотые пирожки лаптями с повидлом по 5 копеек штука уходили моментом. Хороший был администратор.
110-я школа вела свою историю с 1794 года. Её предшественниками были «пансион для детей благородных родителей» Дельсаля, женская, потом объединённая гимназии, школа им. Карла Маркса и пр. Прежде всего, в ней училась мама. Одноклассницей была будущая актриса Людмила (или «Лялька», как её называла мама) Шагалова (дебют в «Молодой гвардии»), двумя классами младше – бесподобный Борис Новиков (Василий Теркин в театре им. Моссовета и множество комедийных ролей в кино). В советское время в ней также учились дети маршалов Будённого, Тимошенко, Василевского, отец водородной бомбы Сахаров, актеры Алексей Баталов и Александр Ширвиндт, кинорежиссёр Андрей Михалков-Кончаловский, дирижёр Геннадий Рождественский, сын Хрущева Сергей, до революции – поэтесса Марина Цветаева и её сестра Анастасия, актриса Вера (Левченко) Холодная, актёр МХАТа Игорь Ильинский, театральные режиссёры Борис Покровский и Наталия Сац. Список можно продолжать долго. Чтить и умножать богатые традиции школы дело трудное, но Григорий Иванович справлялся. Были и осечки.
Однажды директор неблагоприятном образом повлиял на развитие романа одного из своих подопечных. Мой брат был свидетелем, когда Докукин застукал прогуливавшегося зимой по Тверскому бульвару с девушкой старшеклассника Громова. Все бы ничего, но юноша по моде выпендривался без головного убора.
Заботливый Григорий Иванович и ляпнул:
– Что же это ты, Громов, без шапки и зимой. Смотри, геморрой заработаешь. Докукин, почему-то (видно, думал о своём) спутал геморрой с менингитом. Но
впечатлительная девушка уже с подозрением посмотрела на растерянного приятеля. Их пути разошлись.
По правую руку от Женьки оказался смуглый Карапет Карапетян, слева – Маринка Лоцман, дочка маминой подруги тети Вали. Сзади подпирал вечно сопливый, великолепный сынок дворника и вечный троечник Шамиль Шамсутдинов. Дальше были девчонка Родригес из семьи испанских эмигрантов-коммунистов, сынок поэта Хилемского, кажется, Виталик с невиданным ранцем, который за него несла няня, несколько знакомых ребят из Мерзляковского и Хлебного переулков, другая мелюзга. Среди девиц выделялись Маринка, Спиридонова Валька и Танька Шуваева.
Прозвенел бубенчик в руке весёлого десятиклассника и колонну первоклашек по лестнице ввели в класс. На лестничной площадке стояли бюст Ленина и красное знамя школы, а в классе над доской висел шикарный портрет ещё не до конца оклеветанного генералиссимуса Сталина.
Молоденькая учительница провела первый урок. Попросила не шуметь, не пачкаться чернилами и не дергать девчонок за косички. Процесс пошёл!
Вырвавшись на перемене из класса, Женька увидел горько плачущего пухлого мальчика. Из-под ладоней, которыми он прикрывал лицо, градом текли слезы. Неуставные кудряшки (все мальчики-первоклассники были подстрижены под придуманный каким-то врагом «чубчик») выбивались из-под ученической фуражки с надписью «Parnu». Оказалось, что он опоздал. Мать, режиссёр Московского ТЮЗа, после вечернего спектакля проспала, прибежала с парнем в школу, оставила его у двери в класс и ускакала в театр.
Мальчишку обступили ребята и стали успокаивать. Подошла учительница, с трудом выяснила, в чем дело и отвела Сашу Городецкого (так представился карапуз) в класс. Он на четыре года стал соседом Женьки по парте и его другом.
По случаю праздника мама испекла пирогов и печенья. Не успел Женька переодеться, тут же появился его товарищ – Сашка Толканов. Он был старше на два года и обладал отличным аппетитом. Его мать, миниатюрная тетя Шура, работала медсестрой и получала копейки. Отец зашибал и получку домой не приносил. Поэтому Сашка всегда был голодным, но знал, что мама товарища – тетя Сима, всегда его накормит. Вот и сейчас, он не мешкая уплетал пироги с чаем и одновременно рассказывал содержание фильма «Застава в горах», который вчера он смотрел в Кинотеатре повторного фильма. Прощаясь, договорились, что вечером навестят приятеля Мишку, который жил этажом выше. Его отец, майор милиции, купил сыну настольную игру «Футбол» и теперь ребята часто сражались в свободное время: Женька за ЦСКА МО, Мишка – за «Динамо», а Сашке было все равно за кого, лишь бы посильнее оттянуть пружинку и запустить металлический шарик в «девятку».
Жильцы в этом старом двухэтажном, с печным отоплением, доме в Столовом переулке, кроме семьи Казанцевых-Дудкиных, появились после Гражданской войны, а мишкины родители в 1946 году. Женька подозревал, что его бабушка и дед когда-то жили в этом доме менее стесненно и занимали пространство больше, чем нынешняя двухкомнатная квартира, в которой они поселились после свадьбы в 1909 году. Но на эту тему они не распространялись. Лишь иногда она проскакивала в разговорах с соседями на коммунальной кухне. Дело в том, что один из них – дядя Витя Щербаков, был заядлым охотником и держал спаниеля Реда. Похлебку для верного друга готовил на общей газовой плите в несовременна чистой собачьей миске, что не особенно нравилось жильцам. До скандалов дело не доходило, но непонимания возникали.
Женьке, конечно, Ред очень нравился и он не возражал против метода приготовления ему еды. Дядя Витя дарил Женьке пахнущие порохом стрелянные разноцветные гильзы, которые потом использовались в военных играх, показывал, как надо взвешивать дробь, порох, делать пыжи, закатывать патроны. Через несколько лет мальчик жалел охотника, когда его жена -тетя Зоя, «разочаровалась» в нем и они развелись, о чем сообщалось в специальном разделе на последней странице «Московской правды». Женьке это было в диковинку, но оставило ядовитый след на всю жизнь.
Мишкина мама тетя Софья, дородная яркая по-южному дама, работала кассиром в магазине. Семья не бедствовала, была обеспечена и позволяла себе выписывать кроме обязательной «Правды», ещё «Вечёрку», «Советский спорт» и журнал «Спортивные игры», откуда Мишка вырезал фотографии Яшина, защитников Кесарева и, особенно, позже, Глотова, которого очень уважал.
Мишка, в отличие от остальных ребят, в футбол не играл. Когда мы носились по переулку, били мячом стекла в интеллигентном «Доме жизни», с трудом сдерживались, когда мешая нам проезжала редкая автомашина, парень наблюдал в сторонке.
Не гонял он и в хоккей, хотя у него первого появились фабричная клюшка с надписью «Динамо» и настоящая шайба. Раз он где-то достал пластиковую прозрачную маску для
строительных работ, как он говорил – в такой же стоит канадец Сет Мартин, предлагал ребятам напялить её на лицо и попробовать испытать. Кого-то уговорил и стал бросать шайбу, стараясь попасть в лицо, но не получалось, не умел он бросать. В конце концов получил по ж… от старших ребят за такие испытания.
Во дворе при игре «в ножички» старался прирезать себе лишней землицы, за что был неоднократно изгоняем из числа спортсменов.
Самое интересное, что его видели насквозь, но в итоге все прощали. Не было злости в ребятах, хотя почти все тогда жили трудновато. Обиды забывались легко и быстро. Было интересно жить и, главное, была вера в будущее, с оптимизмом смотрели в завтра. Коммунизм, не коммунизм, но люди знали, что при любом раскладе они не пропадут. А то, что жизнь с каждым годом становилась благополучнее, чувствовал каждый. Смешно сейчас слышать сказки о безнадёге в Союзе. Говорят это либо неудачники, либо просто бесчестные демагоги.
Что же касается Мишки, то от него постепенно все-таки отошли все ребята. Когда Женька переезжал на новую квартиру, то решил попрощаться с соседом. Возвращаясь с хоккея, увидел у парадного Мишку с его новым товарищем Давыдовым, что ли, подошёл. Странное оказалось прощание. Вместо приветствия и рукопожатия, Мишка молча с улыбкой вдруг беспричинно коротко ударил Женьку в лицо. Это было настолько неожиданно и подло, что Женька вначале опешил. Ведь только ещё вчера они дружески общались! Облизнул кровь с губы, ну, а потом с силой перетянул бывшего приятеля клюшкой для русского хоккея по спине. Запомнились испуганные и удивленные мишкины глаза. До сих пор его поступок остаётся загадкой. Странный это был мальчик. Не дай Бог такому довериться…
В гости идти не пришлось. Кто-то постучал в оконное стекло – Мишка! Мама отпустила на часок и ребята вылетели на улицу. У парадного (почему-то использование слова «парадное» приписывают питерцам, хотя в Москве так всегда, по крайней пре, до 70-Х годов, называли вход в дом) их ждал приятель. Он тут же «обстрелял» Сашку из невиданного раньше оружия – большого китайского водяного пистолета. Сашка хотел сразу накостылять шутнику, но тот быстро ему предложил пострелять самому и конфликт затух, не успев разгореться. Конечно, у ребят тоже было «оружие» – пистолеты, щёлкавшие пистонами, выпиленные из фанеры ружья и сабли из ящичной доски. Но весь этот арсенал сразу потерял свою ценность. Правда, когда обладатель чуда поведал, что из пистолета можно стрелять не только водой, но и чернилами, ребята призадумались.
Первое время учеба у Женьки не заладилась. Особенно трудно давалось чистописание. То нажим на перо выходил не в том месте, то буквы выползали за строчку прописи, а то и сажалась предательская клякса. Паренёк не отличался усидчивостью, но постепенно дело исправил.
Букварь освоил быстро, поскольку ещё до школы имел представление об алфавите и цифири. Была проблема с арифметикой, которая была успешно разрешена с отцовской помощью, который великолепно учился и любил математику.
Появилась уверенность в себе и 1-й класс мальчик закончил отличником. На итоговом родительском собрании маме вручили письменную благодарность за чадо, а Женьке – книгу «Молдавские народные сказки», которую он так никогда и не смог осилить.
Что качается учебы в школе, то у него был полный порядок, никаких трудностей он не испытывал. Так продолжалось до четвёртой четверти 4-го класса и переводом его в школу N 340 в связи с переездом семьи на Красную Пресню. Заболел дед, у мамы прибавилось забот, а отец работал с утра до вечера в своём суде и возвращался домой выжитый как лимон. Контроль был ослаблен и паршивец, трудно поверить, прогулял почти всю последнюю четверть. Время проводил с приятелями по старому адресу, культурно посещая Музей революции на Пушкинской (там его, кстати, приняли в пионеры), Музеи Ленина и Исторический на Красной площади, сеансы в кинотеатрах Художественный и Повторного фильма. Чертовщина какая-то!
Преступление было раскрыто после звонка из школы. Отец, добрившись, снял офицерский ремень, на котором правил опасную бритву, и перепоясал сыночка вдоль спины. Это был первый и последний случай применения физического наказания Женьки в
семье. Сначала было не за что, а потом повзрослел, стало и так доходить. Родителям стыдно было смотреть в глаза. В душе он понимал, что наказан абсолютно правильно и, даже считал, что заслуживал большего.
В школе пожалели. Пришлось сдать типа экзаменов по пропущенным предметам, взять задание на лето. Помиловали: вместо оставления на второй год и двойки за поведение, поставили тройку и перевели в 5-й класс.
Школа только недавно открылась. Преподавательский состав подобран в неё отличный. Было интересно на уроках истории (миниатюрная Екатерина Михайловна), литературы (трогательная Жанна Ильинична Руднева), географии (веселая Черных), английского языка (искрометная, несмотря на солидные габариты, Берта Ильинична Старбеккер) и, конечно, физкультуры (Алексей Иванович Гришин). Трудности возникали с точными науками. Дело в том, что стал часто болеть и пропускать занятия. Один раз даже пролежал на уколах со сложными отитом три недели, думали оглохну. Участковый педиатр напугала родителей, что инфекция может пойти в мозг, но обошлось (то, что слух стал возвращаться, ощутил случайно, включив радиоприёмник. Сначала нашёл поп- музыку на Радио Монте-Карло. Потом по Би-би-си на английском как раз транслировали концерт Битлз, которые стали его любовью на всю жизнь).
Догонять одноклассников оказалось очень трудно. В итоге, знания по математике, физике и химии восполнить так и не смог, а поэтому интерес к ним потерял. Конечно, Женька переживал, неудобно было перед родителями и друзьями. Несправедливые упрёки учителей в нерадении или лени его злили и эти науки он уже просто возненавидел, хотел бросить школу. Но, все-таки, дотерпел, выпускные экзамены сдал и аттестат зрелости получил. «Школьные годы чудесные», а это ни много, ни мало, 10 лет, были разными, вспоминает их наш герой спокойно, без эйфории, но и без досады.
Женька любил спорт. Впервые и довольно серьезно он понял, что это такое ещё в 110-й школе. Спортзал в ней арендовало какое-то спортивное общество, кажется, «Буревестник, и использовало его для тренировок по фехтованию. Видно, в качестве нагрузки спортсменам-студентам предложили поучить азам этой науки школьников. Были здесь и старшеклассники, и мелюзга.
Раз десять мальчик ходил на тренировки. Он уже мог правильно держать рапиру и стоять в боевой стойке. Успел даже, одев маску и защитную куртку для взрослых, провести несколько боев со спарринг-партнерами. В то время все советские школьники боготворили героев А. Дюма, тем более, что каждый неоднократно уже посмотрел цветной (!) французский фильм» Три мушкетера». Во время потасовок на переменах звучали призывы» За короля!», но чаще – " За королеву!», ведь именно её спасал Д'Артаньян. И каждый представлял в своей руке не портфель, а шпагу. Девчонки во время битвы тоже вмешивались и норовили огреть портфелем мальчишку, но, парадокс, как правило, того, на которого положили глаз. Женьке тоже доставалось.
С фехтованием пришлось закончить после того, как родителям предложили купить форму соответствующего размера.
Пришлось продолжить физическое развитие на улице. Основное время занимал футбол и хоккей, последний, правда, не на коньках и не на льду, а в ботинках на обледеневшем асфальте. Коньки были далеко не у всех, да и не наездишься на каток, ближайший из которых был на Патриарших прудах и ещё, по-моему, на Петровке. Поэтому бегали по Столовому переулку толпой туда-сюда, толкались, падали, орудовали клюшкой, бросали шайбу или ледышку в какой-нибудь ящик вместо ворот. Это было счастье!
Там же, в переулке, играли в футбол. Один раз установили ворота во дворе, играли все. Но на следующий день их кто-то спилил. Оказалось, что мешали сушить белье одной бойкой бабенке из «понаехавших», которая раз в неделю наряжала в паруса половину двора. Мстить ей не стали.
Уже после переезда на Пресню с ребятами Женька записался в волейбольную секцию общества» Спартак» в доме 23 (бывший конный манеж им. С. М. Буденного) на улице Воровского (сейчас вновь Поварская). Там тоже кое-чему научился – подавать сверху мяч, принимать его обязательно обеими руками снизу в прыжке метра на три с приземлением коленками и локтями на деревянный пол, «гасить». Половину тренировки бегали, таскали и перебрасывали друг другу огромные тяжелые мячи, качали пресс на шведской стенке. Вставали у противоположных стен и отрабатывали подачи и нападающие удары. Один с силой бьет, другой принимает. Ну, а потом игра. Вечером нас сменяли боксеры, которые тренировались в этом же зале.
Как -то раз пришли несколько худеньких ребят. Все евреи, черненькие и рыженькие, с тонкими руками и длинными пальцами. Оказалось – скрипачи, которые учились напротив, в Гнесинском музыкальном училище. Прислал их какой-то дурак и садист, «чтобы развивали руки». Мы понимали, что они переломают пальцы и били вполсилы. Больше они не приходили, видно, в Гнесинке одумались.
Через несколько месяцев пришлось бросить тренировки – мешали учебе. Но с волейболом не простился. Играл в школе, потом приняли по рекомендации физрука Алексея Ивановича в ЦСКА, который с запиской направил туда меня к своему приятелю – тренеру Виннеру. После просмотра меня приняли. Причём играл там в составе годом старше меня. Перспективы стать профессиональным спортсменом были вполне реальными. Но наступило лето. Команда должна была ехать на сборы в Молдавию. Родители попросили остаться – нужно было ехать на дачу в Жуково, а в отпуск отца съездить с ним на его родину в Калининскую область, деревню Доброшино. С ЦСКА с сожалением простился, но волейбол не бросил. В выходные играл вместе с братом на волейбольной площадке в Жукове, где от мала до велика собирались деревенские и дачники. Одни играли, другие болели. Бились до темноты. Иногда в гости приходили ребята из соседних Расторгуево и Ермолино. Бывало, что с ними играли «по рублику» и нередко выигрывали, хотя они своё дело знали весьма неплохо.
В те времена волейбол, интеллигентная игра, стала поистине всенародной. Везде были площадки, если не хватало сетки, вместо неё натягивали простую веревку. Играли и просто «в кружок». Помимо чисто спортивного характера соревнования, волейбол являлся верным средством расширить круг знакомств.
Стадионы и залы были заполнены болельщиками, очень часто игры транслировали по телевидению. Жениными кумирами были цеэсковец Юрий Чесноков и бакинка Инна Рыскаль.
Москву навещали зарубежные волейбольные команды, но особенно запомнились приезды женской сборной Японии во главе со связующей Касай Масаэ. Японки попеременно с нашими девчонками выигрывали Чемпионаты мира и игры между ними вызывали небывалый ажиотаж. Холодным душем для советских болельщиков явились игры 1962 года в Москве, когда японки во главе со своим капитаном в финале сумели временно отобрать у наших титул лучших на планете.
Лет в 35, отдыхая в Крыму в санатории Верховного Совета СССР «Айвазовское», Евгений Васильевич во время очередной игры порвал мышцу предплечья, а затем ещё и застудил плечо, купаясь в Черном море. Травму, которая о себе даёт знать до сих пор, лечить не стал и с волейболом было закончено.
Постепенно эта игра потеряла какую-то живую струнку, стала уж очень силовой. Смотреть, как вальяжные двухметровые кровь с молоком молодцы, словно автоматы, остервенело долбят по бедному мячу, стало не интересно. Любопытно иногда бывает понаблюдать за своеобразием женских соревнований, действиями тренеров, особенно, наших, а также, но без особых эмоций, за финалами главных международных турниров. Так-то. Возраст, однако.
Вторая половина двадцатого столетия – расцвет нашего хоккея. В русский хоккей играли на открытых стадионах, куда ходили смотреть на непробиваемого Анатолия Мельникова, стремительных Евгения Попугина, Колю Дуракова.
У Женьки была клюшка как раз для этой игры. Вместе с шахматами, которые он любил и неплохо играл, клюшка была куплена отцом в магазине «Динамо» на улице Горького и подарена ему после продолжительного выклянчивания и нытья. Этой клюшкой он научился не только гонять плетённый мячик, но бросать и поднимать на полметра со льда шайбу. Главным же, от чего в 50-70-е годы сходила с ума вся страна, был хоккей с шайбой. От отца, армейского офицера, к Женьке и его старшему брату передалась любовь к московскому ЦСКА. Этот легендарный клуб, на счету которого самое большое количество титулов и медалей не только в нашей стране, но и в мире, всегда лидировал и в хоккее. В нем блистали тренер Анатолий Владимирович Тарасов, хоккеисты Пучков и Третьяк, Всеволод Бобров, Трегубовов и Сологубов, Альметов, Локтев и Александров, Фирсов, Викулов и Полупанов, Кузькин, Лутченко, Цыганков, Петров, Михайлов и Харламов, Кузькин, Лутченко, множество других выдающихся хоккеистов. Баталии с соперниками из «Динамо» и «Спартака» с замиранием сердца смотрела вся страна. Поединки с канадцами, американцами и шведами наполняли гордостью души советских болельщиков за свою Родину. Здесь уже не имело значения, кто из хоккеистов играл за ЦСКА, «Крылья», " Спартак» или «Динамо» – все были одинаковы, свои.
Особые интерес и остроту вызывали игры с чехами. Среди них было немало великих хоккеистов, но с середины 60-х годов с них стремительно стала сползать личина друзей. Они вдруг стали забывать, кто в мае 45-го спас Прагу от фашистов, затужили, что это были русские, а не американцы. Какой-то журналист, по рангу не из последних, в одной из центральных газет, чуть ли ни в «Млада фронта» повествовал, как из окна он наблюдал вступление в город Красной Армии и обратил внимание советскую военнослужащую- регулировщицу танковой колонны. Смакуя, издевательски он описал неказистую внешность этой русской девушки. Девиц, не обладавших данными Мерилин Монро, конечно, хватало и в его стране, но главным для него было брызнуть ядом именно на нашу девчонку. Ему было глубоко безразлично, что она, в отличие от его соотечественниц, которым при нацистах жилось совсем неплохо, уже не один год под пулями рискует своей жизнью. Конечно, он не мужчина, а дерьмо. Но в редакции сочли интересным его опус и опубликовали многотысячным тиражом. Исподволь и пока осторожно гадили, отравляя мозги сограждан.
И до 1968 года, в силу, может быть, каких-то своих особенностей, чехословацкие хоккеисты отличались хитростью, симулировали на площадке, провоцировали наших на удаления, часто действовали бесчестно. Но во время «Пражской весны», когда чехи неожиданно подложили Советскому Союзу большую свинью, а потом по привычке сделали руки в гору, их хоккеисты словно с цепи сорвались. Больших провокаторов ещё поискать! Здесь и плевки, и ранее невиданные, рассчитанные на публику, скакания по льду и безумные танцы радости от забитой шайбы, и ковыряние в собственном носу с целью вызвать кровотечение и посадить советского на скамью штрафников на 5 минут, другие проделки. Но недолго музыка играла и с 1970 года цирк прекратился. Чехов снова стали обыгрывать, порой с разгромным счетом.
С 1972 года наши начали играть с североамериканскими профессионалами. Женька знал о них из целиком посвящённого НХЛ случайно приобретённого номера журнала «Америка», а также из публикаций советской спортивной печати. Казалось, что они боги и от встреч ждали разгрома. В первой серии канадцы одержали на одну победу больше и радовались этому как дети. Бобби Кларк, сломавший ногу Валере Харламову, настоящий разъяренный бык Фил Эспозито, которого могла остановить лишь револьверная пуля, были счастливы. Но наша «Красная машина» сенсационно начала их стабильно обыгрывать и миф рассыпался. Побеждали не только сборная, но и клубы. Особенно запомнилась новогодняя победная серия ЦСКА 75—76 годов, когда были повергнуты легендарные «Нью-Йорк Рейнджерс» и «Бостон Брюинс», а игра с особо почитаемым Женей «Монреаль Канадиенс» завершилась вничью 3:3. Профи запомнились, в частности, «Филадельфия Флайерс», не столько мастерством, сколько неадекватной жестокостью. Спортивный комментатор Николай Озеров заметил тогда: «Нам такой хоккей не нужен».
Потом был разгромный для канадцев «Кубок вызова», другие турниры, где стало очевидным, что наши ни в чем не уступают энхаэловцам, а в комбинационной игре, то есть, в разуме и красоте состязания, их превосходят. Научились, наконец, драться и давать отпор. Русский человек, ведь, пока окончательно и бесповоротно не поймёт, что его начинают бить, в драку идёт неохотно.
К сожалению, от уникальности нашего хоккея сейчас почти не осталось и следа.. Если чехи и шведы сумели сохранить традиции, канадцы впитать советский опыт и соединить его со своим, то наши умудрились взять худшее из НХЛ (бей-беги, простецкие вбрасывания в чужую зону и грубость) и только теперь медленно и с трудом избавляются от него. Но время идёт, разум возвращается и российский хоккей вновь набирает обороты. Чему доказательство победа нашей сборной на Олимпиаде 2018 года в Сеуле! Не утихающей страстью для Жени был и остаётся футбол, его любимый со всеми перипетиями ЦСКА. Главную роль здесь сыграл отец. В Жукове в воскресный вечерок вместе с сыном они шли «постучать» в овраг, который начинался почти сразу за их «усадьбой» (так по старорежимному называли свой сад, огород и дом дед с бабушкой) и возились там с резиновым мячиком. К игре иногда присоединялись другие ребята. На склонах этого неглубокого оврага, плавно перпендикулярно сливавшегося с другим, большим, т. н. Жуковским, о котором рассказывалось выше, обычно собирали ароматную землянику и рвали щавель.
Набегавшись, Женька вставал на ворота (пара веток), зеленя голые коленки, рыпался за пробитым отцом мячом. По телевизору он уже видел, как это артистически делают армеец Борис Разинский и динамовец Лев Яшин и старался им подражать. Правда, так вытаскивать мяч из девяток, как это делал Разинский не выходило. Ну, а если пониже, то получалось совсем даже неплохо. Отец был доволен.
Лет в восемь Женьке была куплена футболка с длинными рукавами, конечно же, красного цвета. Он упросил бабушку выкроить из белого сатина номер 7 и нашить его на майку. Под этим номером тогда в любимом клубе играл нападающим его кумир чемпион Европы 1960 года Герман Апухтин. Были же времена, когда советские ребята лучше всех на континенте играли в футбол!
Как-то раз, жуковские парни, молодые или уже женатые, собрались сделать футбольное поле. Нашли свободное место у Битцы между Жуково и Ермолино. Слева была низинка с кустами цветущей таволги с медовым ароматом, справа поле, на котором можно было подкрепиться морковкой, капустой или сладкой брюквой.
Не беда, что на будущем стадионе паслось колхозное стадо коров, со всеми вытекающими обстоятельствами. Главное, что на нем можно было отмерить площадку нужного размера – 100х50 метров. Из леса принесли жерди, из которых соорудили настоящие ворота. Потом лопатами вырыли бровки, разметили поле. В конце работы присоединились несколько удивленные соседи, ермолинские ребята, тоже поковырявшие землю.
В воскресенье жуковские организовали первый матч. Играли «верх» на «низ» деревни. За первых, поскольку у них не хватало народа, выступал брат Женьки – среди домашних – Шурик, который был на семь лет старше младшенького. У брата были друзья: Лёва Шульгин, Витя Волосатов, Володи Якубович и Иевлев, Серёжа Козлов. Среди них Витя играл лучше всех как вратарем, так и в нападении. Его вратарский синий свитер был предметом восхищения и зависти Женьки. Витя часто приезжал в гости в Жуково и почти всегда участвовал в играх. Вот и сейчас он вышел на поле.
Среди жуковских футболистов-женатиков выделялись Коля Кашин, игравший за команду Видновского коксо-газового завода и и крупный мужчина по прозвищу «Шурей». У обоих была настоящая форма и бутсы, аккуратно уложенные в чемоданчики. Коля отличался техникой, а Шурей мощью и сильным ударом.
Выбрали судью и игра началась. В середине первого тайма выяснилось, что вратарь «нижних» был под градусом, его слегка подразвезло и он стал себя вести странно. Стали искать замену, но не нашли. Тогда брат предложил занять место в воротах Женьке. Тот струхнул, стал отказываться, но пришлось с учётом перспективы наказания подчиниться авторитету брата.
Буквально сразу в штрафной «нижних» срубили Шурея (в игре особенно не церемонились) и был назначен одиннадцатиметровый штрафной удар. Когда к мячу подошёл сам пострадавший, женькино сердце упало – он видел сокрушительные удары Шурея. Захотелось выйти из ворот, но поймал ободряющий взгляд брата и заставил себя остаться.
Шурей улыбаясь разбежался и ударил. Он явно пожалел вратаря, пробил несильно, но точно в нижний угол. Как Женька смог вытащить из «шестерки» этот мяч, парень не помнит, но ободранная левая рука не заживала целый месяц.
Ребята и брат улыбались, поощрительно что-то говорили. Женька отстоял в воротах до конца игры. Чем она закончилась, он не запомнил. Но чувство гордости за свой маленький подвиг у него сохранилось навсегда.
1965 год. Впереди Чемпионат мира по футболу в Англии. На дворе конец июня и в Москву на отборочную игру приезжает сборная Дании. Соперник – так себе, не та, конечно, Дания, которая потом многим грандам трепала нервы и даже становилась чемпионом континента. Но не сходить на международный матч, тем более, что детский билет в Лужники стоил тогда всего-то 10 копеек, было несерьезно.
Женька и раньше довольно часто бывал на футболе. Как правило, ходил с отцом, реже с братом. Почти всегда был на трибуне Лужников в день открытия Чемпионатов СССР по футболу 2 мая. На поле уже вовсю зеленела трава, стадион был заполнен до отказа. Все 102 тысячи мест были заняты. Перед матчем и между таймами проходили соревнования по лёгкой атлетике, которые все наблюдали с удовольствием. Во время самой игры в правительственной ложе появлялись руководители страны. Женька видел там и Хрущева, и Брежнева, курившего сигарету. Тогда многие рулевые были курящими – ударные пятилетки, потом страшная война, в которой СССР лишился 26 миллионов своих граждан
(т.е. каждого седьмого) и из них половина были мужчины во цвете лет, а столько же остались калеками, восстановление всего за три года без всякого «плана
Маршалла» (другой вопрос, стоило ли категорически отказываться от него) наполовину разрушенного фашистской сволочью хозяйства страны, борьба за Мир, от которой согражданам жилось несладко, но часто меняли штаны поджигатели войны. Курение, конечно, вредит здоровью, но по такой жизни поневоле закуришь!
В тот раз Женька впервые самостоятельно собрался пойти на футбол. Договорился с ребятами из дома и за день до игры рано утром вместе приехали в Лужники. Уже стояла длинная очередь в кассы, но часа через три заветные билеты были в кармане. Наши обыграли датчан 6:0!
А через неделю в Москве ждали неоднократного Чемпиона мира – легендарную сборную Бразилии с великим Пеле, «кудесниками мяча» Гарринчей, Герсоном, Флавио. В Союз и раньше приезжали бразильцы, в том числе знаменитый клуб «Сантос», но сейчас ехала сборная. Попасть на это матч считалось фантастикой, но Женька, записавшись в строго соблюдаемый список страждущих и почти сутки поочередно меняясь с друзьями в очереди, билет купил. Это было действительно счастье!
4 июля состоялся матч, в котором два мяча забил Пеле, а один – Флавио. Нашим поразить ворота бразильцев не удалось. Говорили, что в ночь перед этой игрой от волнения половина наших игроков не сомкнули глаз, что сказалось на результате. Но для Женьки, да и, наверное, для большинства болельщиков вопрос, кто кого обыграет, был ясен ещё до игры, главным же было увидеть игру Пеле. Как не держал его Валерий Воронин со всей нашей защитой, остановить «десятку» они так и не смогли.
Ещё Женьке посчастливилось через два года побывать на фантастическом матче 1/4 Чемпионата Европы 1968 года СССР – Венгрия. Первую игру в Будапеште наши проиграли 0:2 и теперь, чтобы пройти в полуфинал надо было обыгрывать мадьяр минимум 3:0. В те времена в футболе Венгрия была одна из лучших в Европе. Для неё не существовало авторитетов, били они и англичан, и немцев, и бразильцев. В спортивном мире гремело имя форварда Пушкаша. Дело даже не в том, что он, когда советские войска в 1956 году задавили «венгерскую революцию», в которой активно участвовали недобитые местные фашисты, сбежал из своей страны в мадридский «Реал» за высоким гонораром. А главная причина была в том, что в начале 50-х годов Пушкаш вместе с вратарем Грошичем, полузащитником Божиком и другими футболистами действительно играли так, что любо дорого было посмотреть.
Конечно, пареньку помнился рассказ одной из маминых знакомых о расстреле на границе «революционерами» возвращавшихся после учебы в Союзе венгерских офицеров, знал он и о зверских расправах над коммунистами, а отец Женьки был тоже коммунистом, но это было в прошлом, тем более, что наши в итоге, вроде бы, победили.
Теперь, в 68 году, венгры тоже были весьма сильны, ведь в их сборной играли такие великолепные мастера как Месеи, Альберт, Фаркаш. Венгры играли в мягкий, техничный футбол, красиво и быстро атаковали, хорошо и защищались. Женьки их игра нравилась, в ней была какая-то романтика, так, по крайней мере, так она ему виделась.
Заняв со своим другом Сашкой Смирновым места, стали наблюдать за разминкой. С трибун четко слышен звук ударов бутс, видно как быстро и точно летит мяч. Своей дрожащей от возбуждения коленкой Женька почувствовал как ходит ходуном и нога товарища.
Матч начался. Защитник гостей в середине первого тайма срезал мяч после прострела в свои ворота, но это всего лишь 1:0. Венгры совсем не собирались сидеть в обороне и смело шли в атаку. Во втором тайме наши полетели вперёд и венгры всей командой были вынуждены отбиваться у своей штрафной. Два мяча влетели с их ворота! Это ещё к двум незасчитанным судьей. Заветные 3:0! Стадион ликует от счастья! Но венгры всей командой ринулись отыгрываться. За несколько минут до конца матча их капитан Альберт бьет точно в верхний угол, но вратарь Пшеничников тянет.
Чудо свершилось – наша взяла! Множество огней загорелось на стадионе. Болельщики в нарушение строгих правил пожарной безопасности зажгли факелы из свернутых газет и им никто не мешал. Программки берегли на память об этом грандиозном матче.
В финале Чемпионата Европы сборная СССР встретилась с итальянцами. Основное и дополнительное время закончили вничью. Послематчевые пенальти тогда не практиковались. По жребию, который вытянул капитан сборной и ЦСКА Альберт Шестернев, наши стали вторыми. Конечно, было горько от такого казуса, ведь в глазах ещё стояла игра в Москве с венграми.
Событием была покупка братом, опять же венгерского, ниппельного мяча. Брат уже работал на авиационном заводе, зарабатывал и купил этот чудесный, желтого цвета мяч. Теперь уже можно было не опасаться, что во время игры встретишься своей головой или голыми руками с тугой шнуровкой на мяче, от чего сыпались искры из глаз.
Несмотря на огромную любовь к футболу, особых талантов в этой игре Женька не показал. Он прилично стоял на воротах, изредка играл в защите, но с нападением дело обстояло неважно – не хватало техники. Знал 2—3 финта, иногда мог обыграть защитника на скорости, довольно точно отдать пас, но этим все ограничивалось. Головой, имея высокий рост, забил всего несколько мячей, да и то, несмотря на уроки брата, с закрытыми глазами. Правой ногой бил неплохо, а левой так и не научился. Задатки футболиста, конечно, были, но развить их он не смог.
Лет в 11—12 Женька с ребятами ездил на «Динамо», в ЦСКА, на стадион Юных пионеров
(был когда-то такой на Беговой улице с футбольным полем, легкоатлетическим залом и велотреком, которых в стране были только два – в Туле и Москве. А сейчас на его месте построен огромный бизнес-центр с конторами, армией торгашей и офисного планктона), и хотел записаться в футбольную секцию. Везде ожидая просмотра стояли толпы мальчишек, но Женьке дико не везло. Где-то набор его года уже был закончен, то до него не доходила очередь, а на следующий день он по разным причинам приехать уже не мог. Так и упустил шанс по-настоящему научиться играть в футбол.
Зато как только весной подсыхала земля с ребятами гонял мяч в соседнем школьном дворе, а летом в Жукове играл, в том числе вместе со взрослыми на том самом поле. Когда не хватало народа, то просто ходили «постучать» или играли в одни ворота. Брат, игравший за свой завод и непререкаемый авторитет для Женьки, учил его брать мячи на грудь, бросаться по углам, играть на выходах и прочим премудростям вратарской науки. 3—4 раза за лето играли с соседями – ермолинскими ребятами. Они люто враждовали с расторгуевскими и почему-то обижались на то, что в эти разборки жуковские не вмешивались. Ребята ходили друг к другу на танцы, общались, некоторые учились или работали вместе и дело до конфликтов никогда не доходило. Но вот на футбольном поле проявлялась у соседей некая злинка, ни своих, ни чужих ног они не жалели. Один раз даже кто-то из их болельщиков, выпив лишку, принёс заряженное охотничье ружьё и пришлось играть под двумя наведёнными стволами. Кстати, тот матч жуковские выиграли.
Играли ермолинские очень прилично, тем более, что у них два брата Мининых выступали за молодежную команду московского «Торпедо». Но жуковские тоже не промах. Игры были упорными и заканчивались с разницей в один, максимум в два мяча в пользу одной из команд. Ничьих не было, потому что при равном счете били пенальти.
Несколько раз Женя играл уже армии на первенство Владивостокского гарнизона. Играли на прибрежном стадионе с моряками-вертолетчиками, стройбатом (наши в бутсах, они, в основном с Кавказа и азиаты – в сапогах гармонью), с какой-то армейской частью. Пограничники завоевали Кубок, а наш герой 28 мая 1973 года как раз в День пограничника забил головой (!) решающий мяч, а потом купался среди разбегавшихся в стороны тучи крабов в начинающем теплеть Японском море.
Карьеру футболиста-любителя он завершил в Московском университете дважды сыграв за 1-й курс своего юридического факультета. Оба матча толком не запомнились, видимо, результат был безрадостным.
С тех пор пришлось только наблюдать с трибуны или по телевизору как играют другие. Чаще всего он ходит на стадион с братом и дочерью Анной, почитательницей туринского «Ювентуса». Рад, что возродился ЦСКА и каждый год становится чемпионом или призером первенства страны, стал обладателем европейского Кубка и стабильно завоевывает Кубок России, на равных играет с европейскими грандами и даже громит 3:0 заоблачный мадридский «Реал» на его же поле.
Огромным праздником стал проходивший в России Чемпионат мира по футболу 2018 года. Все, в том числе и недруги, признали его лучшим за всю историю. Миллионы болельщиков наслаждались игрой великих команд на стадионах-красавцах, возведённых всего за 2—3 года в России. Баснословная цена билетов не помешала Евгению Васильевичу побывать вместе с Анной на матче Бразилия-Сербия.
Немного смазывало впечатление отсутствие на Чемпионате сборных Италии и Голландии, переживавших спад в игре. Зато неплохо выступила сборная России, обыгравшая среди прочих испанцев и уступившая в четвертьфинале лишь по пенальти хорватам. Героем матча с Испанией стал вратарь ЦСКА и сборной Игорь Акинфеев, отразивший два одиннадцатиметровых штрафных удара.
О спорте, эмоциях и радостях Женьки можно писать и писать, ведь в его жизни их было так много. До сих пор он сердечно переживает за успехи и неудачи своего клуба и сборных страны в любом виде спорта.
На этом, пожалуй, можно и завершить спортивную сагу…
В детстве у Женьки, как и всех детей, был набор игрушек. Их было не так уж и много, но ему вполне хватало. В младенчестве это был коричневый пластмассовый слон – необходимая вещь при купании на кухне в детской ванне. Он всегда приходил на помощь при попадании мыльной пены в глаза. Потом были самосвал и упоминаемый в начале повествования железный мотоциклист на ярком двухколесном аппарате, во всю воевали оловянные солдатики – пулеметчики, конники, красноармейцы, приготовившиеся к броску гранаты и стрелявшие из ППШ. Брат, собравший большую коллекцию красивых этикеток со спичечных коробков, значков и почтовых открыток, где-то достал целую россыпь вырезанных из бумаги и правильно раскрашенных бумажных солдатиков – суворовских чудо-богатырей в медных гренадерских шапках и французских фузелеров в синих мундирах и треуголках с красными плюмажами. Эту армию Женька позже увеличил сам, нарезав солдатиков из бумаги и с помощью мамы раскрасив их акварелью.
Надо сказать, что мама очень хорошо рисовала как карандашами, так и акварелью, причём при этом не имея специального образования. Не обладая крепким здоровьем, из-за приступов мигрени была вынуждена иногда пропускать занятия в школе. Как ни странно, отвлекаться от головных болей в такие моменты ей помогало рисование. Её детские рисунки восхищают. Она хорошо передавала натуру и изумительно подбирала палитру цветов, рисуя природу и различные предметы. Копии, сделанные двенадцатилетней девчушкой с пейзажей Левитана и Шишкина с органично добавленными в них собственными элементами, до сих пор хранятся в семье.
С возрастом любовь к рисованию, как и в целом к искусству, у мамы не иссякала. Когда здоровье и домашние дела позволяли (а это случалось, к сожалению, очень редко), сидя с внучкой и внуком, она могла показать им, как рисуется ваза с цветами или, к примеру, какое- нибудь дерево. Интерес к рисованию ненавязчиво она смогла привить своему младшему чаду. Ощутимых талантов, правда, Женька не проявил, но кое-что в живописи начал понимать.
Когда же появились те самые бумажные солдатики, у него вдруг проснулась тяга к историческим познаниям. Под руку попались сразу несколько книжек (читать он любил) про походы Суворова, подвиги 1812 года. Начались набеги в Исторический музей и его библиотеку, панораму «Бородинская битва».
Часть времени Женька проводил со своим школьным товарищем Сашей Городецким, который, помните, рыдал горючими слезами перед дверями 1-го класса «А» 110-й московской школы?
Как-то он был приглашён Сашей в гости посмотреть почтовые марки, присланные тому из Англии. Квартира в доме на Суворовском бульваре (ныне Никитском) встретила запахом старой мебели, духов и табачного дыма. Две старые седые породистые дамы – родные сёстры Рахиль и Белла, одна из которых была бабушкой Саши, раскладывали пасьянсы на столе. Суматошно с дымящейся сигаретой собиралась на работу в театр его мама. Недавно от родственников в Лондоне была получена посылка и на столе валялись разные безделушки, яркие глянцевые журналы с фотографиями развода королевских гвардейцев в меховых шапках у Вестминстерского дворца и два толстенных кластерами с марками. Это было настоящее сокровище! Сотни страниц, переложенные тонкой папиросной бумагой, с тысячами марок со всего Света. Здесь были особо ценимые тогда «колонии», дореволюционная и советская Россия, усатый Пилсудский, и III рейх с бесноватым фюрером, самураи, довоенный Китай, вся Америка и Европа, Де Голль, Елизавета Вторая, Франко, Муссолини, другая знаменитая публика, космос, животные и птицы! Одним словом, чего только там не было. Причём все марки были в идеальном состоянии, все зубчики на месте. Эта коллекция, как сейчас представляется, у филателистов потянула бы на многие тысячи фунтов стерлингов.
Марки, конечно, интересно, но большее внимание Женьки привлекла лежащая на столе толстая старинная книга, используемая, как оказалось, в качестве пресса для собранного за лето по школьному заданию гербария. Саша стал показывать высушенные ромашки, листья каштана и липы с соседнего бульвара. Женькин гербарий был намного богаче и интереснее, поэтому чужой был воспринят с безразличием. А вот иллюстрации с эпизодами войны с Наполеоном мальчика буквально загипнотизировали. Великолепного качества черно-белые фотографии картин Верещагина, Хесса, Детайля и других баталистов украшали книгу. Она называлась «Отечественная война и русское общество». Оказалось, что это был один из семи томов, которые были в семейной библиотеке школьного товарища. Теперь любимым занятием по приходу в гости, стало изучение этого редкого 1912 года юбилейного издания. Такое же обнаружилось позже в читальном зале библиотеке Исторического музея и там за чтением этой и других книг Женька по своему читательскому билету проводил довольно много свободного времени, стараясь понять перипетии блестящей эпохи торжества Российской империи. (Лет через пятнадцать все семь томов «Отечественной войны…» чуть ли ни всю свою зарплату и с согласия проникшейся серьезностью вопроса жены, были приобретены Евгением точно напротив своего дома в букинистическом магазине на улице Горького и по сей день они являются его гордостью.)
Богатейшие коллекции Исторического музея восхищали. Особенный трепет у Женьки вызывали залы, посвящённые петровским временам, царствованию Елизаветы Петровны и Екатерины Алексеевны Великой, Отечественной войны 1812 года и Заграничному походу русской армии.
Великое прошлое страны в сознании мальчишки естественным образом сочеталось с известными ему бурными и героическими событиями в России в XX веке, а также происходившим на его глазах в оптимистичные годы середины того столетия. Однозначно положительно, как и подавляющим большинством советских людей, воспринимались Октябрьская революция и победа большевиков в Гражданской войне, хотя подспудно вместе с тем было жаль заблудших «бывших», о чьей жизни на потребу дня сахарно повествовал перестроечный флюгерок «Россия, которую мы потеряли».
Тогда же, в 50-69-е, четко и безапелляционно было понятно, что просто так революции не совершаются, всегда на это имеются причины и прежде всего социальные. Где-то процесс правящему классу удаётся купировать путём значительных уступок, обмана, хитростью или просто силой, но в России был не тот случай. Повальная нищета, гибель миллионов русских героев за идиотскую сказку-дразнилку о черноморских проливах, а на самом деле за интересы денежных мешков как западных, так и отечественных, хамство и тупость правящей верхушки, привели к взрыву. Людей просто допекло и они снесли прежнюю власть со всем её репрессивном аппаратом. В октябре 1917 года 340 тысяч русских большевиков (при 180-миллионном населении страны), фантастически за пол года перед этим почти в 15 раз увеличивших свою численность, во главе с Лениным возглавили переворот и прогнивший режим рассыпался. Неизбежность происшедшего события понимали все, даже генералы белого движения. Так что, в восприятии революции будущими поколениями ничего особенного не было.
Хронологически вторым главным событием и не менее значимым однозначно считалась победа над фашизмом в Великой Отечественной войне. Были живы миллионы её участников, которые ничем не выделялись среди прочих людей. Почти все вокруг мужчины повоевали. Сейчас они также как и все работали, сеяли хлеб, служили, доучивались, изобретали. Лишь один раз в год весной их пиджаки и скромные платья украшались немногочисленными орденами и медалями, а чаще всего – орденскими планками. Редко и очень неохотно, без пафоса, бывало и со слезами они вспоминали пережитое.
Потери народа были столь страшны, что их точные цифры не озвучивались до конца столетия. Вероятно, главными причинами этому было, все-таки, желание власти не омрачать у людей, в том числе у ветеранов, величие Победы и человеческое стремление не ворошить раны.
Пока в тепле и достатке смирно сидела публика, которая, как оказалось во время горбачевских «на'чить» и «углу'бить», с детсадовского горшка ненавидевшая советскую власть, что не мешало при ней бесплатно получать лучшее в мире образование и квалифицированные медицинские услуги, неплохо питаться, за гроши посещать, пока родители на заводе или в НИИ для семьи зарабатывают деньги, детские ясли или тот же сад. Ещё не всплыли труды плодовитого сидельца Солженицына, обиженного обстоятельствами селянина Астафьева, лукавого хохотунчика Войновича, мудрого Рыбакова, которые в то время, кажется, интуитивно больше боялись не начальства, а тех самых участников войны. Крапали, в основном, в стол, ну еще Рыбаков пополнял гонорарами семейный бюджет за книжки о юных пионерах. Очень осторожно, мизинчиком, начал трогать тему кровавого 41-го года, репрессий и культа Сталина обласканный хрущевской номенклатурой Симонов. Не давая, правда, при этом ответа, что было бы, если в то время у руля стоял другой вождь.
Зато шли искренние фильмы «Баллада о солдате», «Летят журавли», «Судьба человека», «Иваново детство». Со всей школой в Доме киноактера Женька смотрел представленный автором книги «Улица младшего сына» писателем Львом Кассилем одноименный фильм по его произведению. В «Повторном» по несколько раз переживал за героев «Сына полка», за одессита Марка Бернеса в «Двух бойцах».
По теме были перечитаны десятки книг, прослушано множество радиопостановок, в том числе, полюбившаяся трагичная и вместе с тем полная оптимизма и юмора поэма Твардовского «Василий Тёркин».
…9 мая. На редкость погожий, солнечный день. В вагоне метро напротив Женьки сидит мужчина с орденом Отечественной войны. Слегка выпил и, по всему видно, возвращается со встречи с однополчанами, улыбается. На Парке культуры входят несколько немцев и немок примерно одного с ним возраста и начинаю оживленно о чем-то весело разговаривать. Мужчина посматривает на них и все больше начинает хмуриться. Затем не выдерживает и прошпрехивает на немецком им что-то нетолерантное. Туристы как ошпаренные выскакивают из вагона на платформу станции «Ленинские горы». Не выдержал мужчина, много чего он повидал на войне и смерть своих товарищей простить он не может до сих пор…