Читать книгу Объемный взрыв - Евгений Филенко - Страница 8

– Это, – капитан Ктелларн совершил плавный жест в направлении стены, – просто технологический стык. Ни к каким сокровищам Али-бабы или тайнам Мадридского двора он вас не приведет. – Капитан прошел к столу, выдвинул кресло и сел спиной к двери. Как бы между делом извлек на свет личное оружие – скерн и положил перед собой. – Но поднимать доски пола не следует.

– Что там?

– Ничего любопытного. Инженерные коммуникации.

– Хоакин Феррейра жив? – сразу же спросил Оберт.

– Это философский вопрос. Странно, что он не заинтересовал вас раньше.

– Мы такие ненаблюдательные, – сказал Оберт с каменным выражением лица.

– Что же изменилось? – спросил Ктелларн, ни к кому специально не обращаясь, вперивши стеклянный взор в пространство. – Отчего, когда минуло столько времени с момента последней вспышки вашей активности, не столько драматической, сколько комической, вы вновь стали задаваться вопросами?

– Но мы же не растения, – сказал Оберт. – Ставить вопросы и искать решения – в человеческой природе, «и кто истребил бы в человеке зачатки этих качеств, тот уничтожил бы основания, на которых зиждется наша жизнь»[4].

– Кстати, вы правы, – заметил капитан. – Я действительно не считаю вас растениями. Я склонен относить вас к разряду высокоорганизованных животных, наделенных выраженным стадным инстинктом. Или стайным, в зависимости от того, что вам диктует самооценка. Потому я и озадачен. Никто не ждет, что животные, которые мирно пасутся, питаются и совокупляются, вдруг начнут ставить вопросы.

– И как же вы намерены поступить? – с живым интересом осведомился Оберт. – Оставить вопросы без ответов или успокоить разволновавшееся стадо?

– Давайте проведем эксперимент. Быть может, в том, что вы узнаете о себе и о мире, где пасетесь, чуть больше обычного, есть некий резон.

– Так что насчет Хоакина Феррейры?

– Он определенно не мертв, – с удовольствием сообщил капитан Ктелларн.

– Где он находится?

– Гм… Он не покидал территории поселка.

– Что происходит с временами года?

– Ничего. – Ктелларн спокойно встретил недоумевающие взгляды и слегка пожал плечами. – Что с ними может происходить? Разве на смену времен года можно повлиять? Все как обычно. Чего вы ожидали, каких чудес? У мироздания не настолько богатая фантазия, чтобы изобретать новые орбитальные фазы… Мягкое солнечное лето. За ним – короткий сезон ветров и дождей, когда вся природа готовится ко сну. Потом длинная и жесткая зима, с обильными снегами, метелями и сугробами. Между прочим, здешние снежинки мало отличаются от земных… Зима сменяется оттепелью, половодьем, новым сезоном ветров, но уже без осадков. И наконец приходит лето. Мягкое и солнечное.

– И мы просыпаемся, и обнаруживаем, что ничего вокруг не изменилось, – промолвил Оберт.

– Если что-то изменилось, – веско сказал капитан, – мы подвергаем стыки тщательной рихтовке. До недавних пор нам это неплохо удавалось.

– Как вы это делаете?

– У нас, эхайнов, есть серьезный опыт ментальных операций, в чем-то превосходящий ваши достижения… Не стану вникать в детали, поскольку и сам не посвящен, замечу лишь, что конкретно вы, янрирр Оберт, никогда уже не вспомните один неприятный инцидент с книгами…

– Не было у меня никаких книг… – возмутился было Оберт, и сразу же прикусил язык.

– Говорю же, не вспомните! – хохотнул капитан. – На практике это выглядит примерно так: в преддверии сезона ветров в поселок из метрополии тайно прибывает группа специалистов-психотехников со своей аппаратурой. Той же ночью все человеческое население поселка нечувствительно погружается в глубокий и, что характерно, здоровый сон. Ваше физическое состояние подвергают глубокому всестороннему обследованию. Заодно, между делом, пополняют фонд антропологической информации. После завершения предварительных процедур сон сменяется диапаузой. Все физиологические процессы в ваших организмах искусственно тормозятся, а тела для вящей сохранности помещаются в специальные капсулы с нейтральной жидкостно-газовой средой. Я беру отпуск, весь эхайнский персонал поселка покидает планету. Остаются лишь несколько дежурных, наблюдающих за капсулами…

«Книги… Зачем мне здесь книги? Что бы я стал с ними делать? Может быть, они находились в багаже и были чем-то особенно дороги мне? – Оберт лихорадочно проворачивал в мозгу тяжкие жернова воспоминаний, пытаясь достучаться до самых дальних уголков памяти. Ничего. Никаких следов. – Сволочи. Подонки. Как они посмели влезть в мою голову, в сокровищницу бесценных мыслей, нереализованных идей… и секретов?! Впрочем, что они могут понять в моих маленьких человеческих секретах… да хотя бы даже и крупных! Но что они там вытоптали между делом, даже не заметив или не придав значения?.. Сволочи. Я никогда этого не узнаю. Никогда». Он вдруг с болезненной остротой почувствовал себя ограбленным. Не тогда, пять лет назад, внезапно лишившись личной свободы, свободы передвижения, свободы выбора линий поведения – в конце концов, человек никогда не бывает абсолютно свободен: окружение, обязательства, сиюминутные заботы диктуют ему все дальнейшие шаги… а именно сейчас, когда вдруг обнаружилось, что даже собственной памяти он уже не единоличный и полновластный хозяин.

И, кстати, это касалось не только памяти.

– Сколько времени вы у нас украли?

Капитан усмехнулся:

– Оценки янрирра Ниденталя весьма точны. Да, да, ваши тайные собрания не укрылись от наших глаз, и не ломайте понапрасну голову, как нам это удалось… Но «украли» – неудачный термин. Мы сохранили каждому из вас почти пятнадцать земных лет жизни.

Тони, наморщив лоб, беззвучно шевелил губами. Потом сказал:

– Получается, мне уже тридцать пять?

– А между тем вы юноша во цвете лет, – покивал Ктелларн. – И у вас все еще впереди.

– Еще несколько тысяч миль ежедневных пробежек с одного края поля на другой… – пробормотал Тони потерянным голосом.

Оберт глубоко вздохнул. У него кружилась голова. «Какого черта я стою перед ним навытяжку?» – вдруг подумал он и сел на табурет возле стены.

– Я верно понял, что мы здесь уже почти двадцать лет?

– Верно, – сказал Ктелларн. – И не просто «почти», а чуть более двадцати лет. Ваши друзья теперь намного старше вас. И ваши женщины. Все это время они были с другими мужчинами, но вам не в чем их упрекнуть. Странное ощущение, не правда ли? Будет о чем поразмыслить на досуге. Ваши дети повзрослели без вас, их воспитанием занимались посторонние люди, и никому неизвестно, чего они там навоспитывали. У вас есть дети, янрирр Оберт? Ваши родители могли умереть, не дождавшись вашего возвращения…

– Прекратите, капитан, – сказал Оберт сердито.

– За это время сменилось поколение ваших охранников, – безжалостно продолжал тот. – Помните капитана Фоллорна? Он умер от старости. Впрочем, уже к моменту вашего появления он был немолод… К чему это я? Двадцать лет. Никто не вспоминает о вас долгих двадцать лет. О вас забыли все, кто вас помнил. Вы объявлены официально погибшими. Между тем вы все еще трепыхаетесь, на что-то надеетесь и совершаете странные поступки.

– Мы никогда не смиримся, – с расстановкой произнес Оберт, потихоньку свирепея. – Мы можем делать вид, что живем от рассвета до заката, ухаживаем за вашими дурацкими растениями, собираемся в кают-компании посмотреть дозволенные вами к употреблению информационные перехваты с Земли. Но вам следует быть начеку.

– Оставьте, янрирр Оберт. Что бы вы о себе ни возомнили, вы всего лишь стадо. Вас неплохо содержат, признайте это. У вас покладистые пастухи. Вы не можете пожаловаться на грубость или равнодушие. Один симпатяга Даринуэрн чего стоит… Не стану спорить, вы действительно не смирились. И многие из тех, кто помнит Землю, все еще надеются вернуться. Но посмотрите на свою молодежь, на того же юношу Тони. Таким, как он, плевать на вашу культуру, на вашу классику, они не видели ваших музеев, не слышали вашей музыки. А если и слышали, то давно забыли. Они не хотят строить планы на будущее, они хотят просто жить и развлекаться. Пастись и жевать. Удовлетворять базовые инстинкты. Они никогда не видели ничего, кроме этого крохотного мирка, их человечество – двести с небольшим с детства знакомых лиц. Вам нечего им предложить, в ваших закромах недостаточно пищи для юных умов.

Тони слушал молча, набычившись. Одному богу было известно, что там происходило у него в голове.

– Зачем вы это затеяли? – спросил Оберт.

– Мы обсуждали этот вопрос тысячу раз. И с вами, и с командором Хендриксом, и со всяким, кто только пожелал… Нам нужны заложники. Ведь мы находимся в состоянии войны с человечеством.

– Надеюсь, человечество в курсе, – злобно оскалился Оберт. – Но я не о том. К чему вы затеяли всю эту конспирацию, эти нелепые представления с зимней спячкой? Неужели нельзя было просто поставить нас перед фактом?

– Решение принималось не мной, – ответил Ктелларн. – Лично я предпочел бы играть в открытую. Но вы уверены, что все колонисты без исключения спокойно отнеслись бы к перспективе оказаться моложе собственных детей?

– Я знаю нескольких женщин, которые охотно согласились бы.

– А я склонен считать, что по меньшей мере у каждого четвертого развился бы психоз. Нам не нужны невротики. Нам нужны здоровые, безмятежные, довольные жизнью заложники. И не забывайте, что это не только военная операция. Это еще и грандиозный научный эксперимент. Наблюдения за репрезентативной человеческой популяцией приносят нашей науке неоценимый материал. Вы представить себе не можете, сколько научных трудов о человеческой природе создано за эти двадцать лет! Подозреваю, мы разбираемся в человеческой психологии лучше, чем сами люди, поскольку общеизвестно: никогда нельзя изучить свой собственный разум… Мы стремимся лучше понять естественного врага. К тому же вы помогли нам серьезно усовершенствовать гибернационную технику.

– Так что случилось с Хоакином Феррейрой?

– В самом начале эксперимента эта техника давала сбои. Феррейра попросту не проснулся. В физиологическом смысле он жив, но мы пока не знаем, что же пошло не так и отчего не удалось вернуть его к функциональному состоянию. Есть несколько гипотез… но ведь вы не специалист, да и я тоже.

– Пожалуй. И что же теперь будет, господин капитан, после того, как вы открыли нам Страшную Эхайнскую Тайну?

Ктелларн пожал плечами.

– Не мне решать, – проговорил он задумчиво. – Может быть, вас всех погрузят в сон и ваши капсулы будут соседствовать с несчастным Феррейрой на веки вечные, как непреходящий фактор сдерживания, покуда о вас помнит хотя бы один чиновник Федерации. Так оно даже лучше – меньше хлопот, меньше затрат на содержание поселка. А может быть, все останется как прежде. Мы с вами прямо здесь и сейчас договоримся, чтобы Страшная Эхайнская Тайна не вышла за пределы этой комнаты. Вы дадите мне… – он усмехнулся, – … Страшную Человеческую Клятву, что никому не расскажете. И мы будем снова играть в шахматы, и призом снова окажется визуальная информация, и поэтому вы будете беспрестанно выигрывать. А юноша Тони вернется к своим пробежкам, наматывая условные витки вокруг этого крохотного мирка. И по вечерам будет заниматься сексом с Луизой Вивьен или, в зависимости от настроения, с Тамарой Форестье…

– Вы всегда за нами наблюдаете? – вдруг спросил Тони, кусая губы.

– Всегда, – с готовностью подтвердил капитан Ктелларн.

– Правильный и простой, – печально сказал Оберт.

– Даже когда мы хотим остаться одни? – не унимался Тони.

– Вы давно могли бы уяснить себе, юноша, – промолвил Ктелларн. – Что бы вы ни воображали, но это плен. И на полную свободу рассчитывать не следует. В утешение вам скажу, что любовные игры людей весьма забавны, но у нас это происходит намного эмоциональнее, и поэтому ваша интимная сфера представляет для нас лишь академический интерес.

– Тони, Тони, – сказал Оберт увещевающе и встал.

– Куда это вы смотрите с таким живым интересом, юноша? – спросил Ктелларн. – Неужели на мой скерн? Ах да, добряк Даринуэрн, верно, обучил вас обращению с ожоговым оружием… И что же дальше, сынок? Попытаетесь им завладеть?

Тони не отвечал, стискивая и разжимая мощные кулаки.

– Это даже интересно, – резвился капитан. – Обожаю рискованные развлечения. Чтобы взять оружие, мне достаточно протянуть руку. А вам потребуется сделать несколько шагов. Говорят, человеческие реакции намного быстрее эхайнских… отчего людям столь сокрушительно повезло в незапамятные времена, еще на Земле. Но предупреждаю: если я успею раньше, то непременно выстрелю. Вам будет больно. Очень больно. Хотите рискнуть?

Тони молчал.

– Мне не нравятся ваши речи, – нервно сказал Оберт. – Давайте лучше обсудим…

– И даже если вам повезет, – продолжал Ктелларн, не обращая на него внимания. – Что вы станете делать с оружием? Убьете меня? Этим оружием можно убить, если усилить мощность импульса и правильно прицелиться. Я убивал, я умею это делать. А вы, юноша Тони? Ваша человеческая мораль давно уже оставила убийство за гранью добра и зла, даже если речь идет о таком циничном негодяе, как я. Вряд ли вам…

Тони ударил его прямо в ненавистную ухмыляющуюся физиономию. В точности как учили, как бывало на спаррингах с капралом Даринуэрном. Рука была длинная, почти достигла цели. Почти… Со все той же гнусной ухмылкой, словно примерзшей к губам, Ктелларн легко увернулся, чуть отклонившись в своем кресле… Спустя мгновение Тони упал грудью на стол, сгреб обеими руками скерн и направил капитану прямо в лоб.

– Я правильно целюсь? – спросил он, слегка задыхаясь.

Оберт шарахнулся в сторону, споткнулся обо что-то – это была напольная ваза с сухими колосьями. Вазе пришел конец.

– Люди и вправду намного реактивнее эхайнов, – признал капитан Ктелларн, не меняясь в лице. – И почему, спрашивается, я не верил?

– Вам будет больно, – предупредил Тони, безобразно улыбаясь. – Очень больно.

– Вы не сделаете этого, – сказал капитан Ктелларн внезапно осипшим голосом.

– Тони, ты не сделаешь этого! – жалобно сказал Оберт.

– Почему это? – холодно спросил юноша.

– Ты никогда потом не отмоешься! – воскликнул Оберт.

– Мы не животные, – отрывисто выкрикнул Тони. – Пусть скажет, что мы не животные!

– А кто же вы, по-вашему? – спросил Ктелларн, с ощутимым усилием изображая иронию.

– Тони, эхайны не умеют уступать, дайте ему шанс сохранить лицо! – рявкнул Оберт, перейдя на лимбургский. И тотчас же вернулся на интерлинг, обращаясь уже к капитану: – А вы прекратите! Разве вы не видите, что он собой не владеет? Просто делайте то, что он от вас хочет, и все обойдется. Он сдуру вас убьет, всю жизнь будет раскаиваться, но вам от этого легче не станет!

– Я не хочу, чтобы он улыбался, – сказал Тони дрожащим от ярости голосом. – Не хочу, чтобы за мной подсматривали. Мы не животные, понятно?

– У нас, эхайнов, иное отношение к смерти, – сказал капитан Ктелларн с неожиданным раздражением. – Мы не боимся умереть…

– Боитесь, – сказал Тони. – Все боятся умереть глупо.

– Вы оба, оставьте философию на потом, – досадливо сказал Оберт. – Все едино в этом предмете здесь разбираюсь только я. Конечно же, никто не хочет умирать, даже эхайны. И никто сегодня не умрет, если мы не станем совершать глупые и необратимые поступки. Успокойте его, успокойтесь сами, и давайте начнем договариваться.

– Тони, отдай эту штуку сюда, – спокойно приказал вошедший де Врисс, о котором все и думать забыли. – Ты и впрямь не сможешь выстрелить в эту скотину, если будет нужно. А вот я смогу.