Читать книгу Архивариус - Евгений Георгиевич Балакин - Страница 8

Архивариус Святополк Антонович Закавыка был человеком незаурядным, хотя многие могли бы возразить: мол, ничего незаурядного в нём нет, а есть просто человек со странностями. Мало ли таких вокруг? Возможно, они правы, не буду спорить, но, так или иначе, это определение лишь дополняет портрет нашего персонажа.

Пожалуй, самой большой странностью был сам факт его рождения. Ещё не успев родиться, Святополк Антонович уже был никому не нужен. Его не хотели ни мать, ни отец, семейная жизнь которых не сложилась. Несмотря на все попытки от него отделаться, ребёнок всё-таки появился на свет Божий, полузадохшийся от материнской пуповины, дважды обмотавшей его шею. Но и после такого проявления родительской «любви» Святополк Антонович умудрился выжить.

В отместку за это его мать написала отказ, и передала недрогнувшей рукой своего первенца в объятия тех, кто отвечал за детей брошенных и отринутых.

Объятия эти были крепкими и неласковыми, но, успевший в них подрасти, маленький мальчик, не знавший ничего лучшего, воспринимал происходящее вокруг него спокойно и безропотно. И взрослые, отвечающие за его воспитание, могли быть им вполне довольны, если бы не некоторые неожиданности в его поведении.

Примерно раз в месяц маленький Святополк Антонович вдруг забирался на какое-нибудь возвышение и громко кричал: «Вот я вас всех!», грозя при этом кому-то пальчиком и топая ножкой. Глаза его в этот момент полыхали грозными зарницами, и всем, кто был с ним рядом, становилось тревожно и как-то не по себе.

Какого-либо вразумительного объяснения этому поступку никто дать не мог. Поэтому со временем было решено, что либо это признак профессии будущего судебного работника, либо всё это от Бога, и не от какого-нибудь, а от греческого, и что мальчика ждёт драматическая сцена.

С небольшим перевесом победила сцена, и, как следствие этого, а также благодаря премьере в местном театре оперы Бородина «Князь Игорь», Святополку Антоновичу дали имя Святополк, переписав с другого имени, на которое тот категорически отказывался отзываться.

В дальнейшем всё поведение мальчика воспринималось лишь как подтверждение его актёрской будущности.

А происходили, например, такие вещи: он мог ни с кем не разговаривать целыми днями, но зато вёл оживлённые беседы с ножкой стула, собственным носком и особенно – со старинным подсвечником, валяющимся в углу игровой комнаты.

Ещё по ночам его часто замечали сидящим на своей кровати с неподвижным взглядом. И вообще, ходили слухи, что мальчик никогда не спит. И действительно, всех, кто видел его лежащим в кровати, не оставляло ощущение, что Святополк Антонович наблюдает за ними сквозь полуприкрытые веки.

Кстати, маленький Закавыка, узнав, что у него, кроме имени есть ещё и отчество, потребовал, чтобы все звали его полным именем. В шесть лет! Как вам это понравится?

Сверстники у мальчика интереса не вызывали, в песочнице он играл только сам с собой, ухватив ведёрко с совочком и повернувшись ко всем спиной.

Сообразив в один прекрасный день, что россыпи крючочков и закорючек на книжных страницах, называющиеся буквами, имеют какой-то особый тайный смысл и значение, Святополк Антонович твёрдо вознамерился их понять, и в течение двух недель не давал проходу никому из взрослых, цепляясь за каждого и требуя назвать ту или иную букву.

Измучив всех, мальчик добился своего. И вот, дрожа от возбуждения, он самостоятельно смог прочитать надпись на большом плакате, висящем в столовой на стене рядом с раздачей. Правда, от волнения, он начал читать не с той стороны и у него получилось: «!телмерденгарВ». Вторая попытка у него была более удачной и, почти выкрикнув «Враг не дремлет!», Святополк Антонович от перевозбуждения потерял сознание.

Следующий свой день мальчик полностью посвятил чтению всего, что попадалось ему на глаза. Он с жадностью накидывался на буквы, аккуратно, как кирпичики, складывая их в слоги, пока не происходило чудо и не возникало какое-нибудь знакомое слово, но теперь он это слово мог увидеть глазами, даже не слыша его. Это было ощущение настолько удивительное и непередаваемое, что оставило далеко позади всё, что представляло для него какой-либо интерес раньше.

А потом в маленькой головке Святополка Антоновича вдруг возникла неожиданная мысль. Он вдруг ясно понял, что теперь ему совсем необязательно с кем-то о чём-то говорить. Всё, что ему будет надо, он узнает и так, достаточно лишь найти нужную книгу. А так как он ещё не совсем представлял в точности, что ему надо, на всякий случай Святополк Антонович начал читать всё подряд.

Дети постарше, которые уже разбирались в том, что нужно читать в их возрасте, иногда останавливались возле него и со смехом разглядывали названия книг. Например, это были: «Сельскохозяйственный справочник», «Капитал», «История отопительных приборов», «Теория вероятности» и т. д. В таких случаях Святополк Антонович неохотно отрывался от чтения и начинал сосредоточенно и неторопливо копаться указательным пальцем в своём носу, глядя при этом отсутствующим взглядом прямо перед собой…

Город нехотя просыпался. Каждый имеет право немного полениться, тем более что сегодня была суббота. Машины во дворах почти все ещё дремали. Это было заметно по затуманенным лобовым стёклам и полупрозрачным фарам.

Асфальтовое покрывало дорог, съехавшее ночью во время сна чуть в сторону, сейчас выправилось и, приняв прохладный душ поливальных машин, влажно поблёскивало на солнце. Светофоры на перекрёстках уже работали, но некоторые из них, не совсем проснувшись, ещё долго зевали, путая при этом цвета, чем немало сердили строгую будку постового милиционера.

Святополк Антонович торопливо шёл к своему дому, не обращая никакого внимания на редких прохожих. А те с удивлением разглядывали странноватую фигуру в синем халате и домашних тапках, хозяин которых что-то громко напевал на ходу, дирижируя себе при этом увесистой связкой ключей.

Вымахнувший из ближайшего подъезда крупный доберман закрутился на газоне, замер, сделал своё собачье дело, а потом, заметив архивариуса, кинулся вслед за ним, коротко взлаивая и таща за собой поводок с хозяйкой. Та, не в силах справиться с сильной собакой и боясь самого худшего, попыталась хотя бы окликнуть странного прохожего, чтобы он успел куда-нибудь спрятаться, а ещё лучше – залезть на дерево.

– Мужчина!!!

Резко обернувшись, Святополк Антонович вскинул левую руку над головой и с победным видом на лице выкрикнул:

– В печке! Я нашёл!

Затем последовало энергичное движение ногой, в результате которого сорвавшийся с неё тапок замысловатой дугой полетел далеко в сторону.

Увидев это, доберман тут же перекинулся на другую цель, причём передняя его часть пыталась резко повернуть в сторону, тогда как задняя, более тяжёлая, продолжала ещё по инерции нестись вперёд.

Закончился этот сложный манёвр в полном соответствии со всеми физическими законами. Пёс завалился на бок, перевернулся, растопырив лапы, тут же резко вскочил, да так и остался стоять, опустив голову и тихо рыча, словно оправдывался перед всеми за столь неуклюжий пируэт.

Архивариус, сделав несколько шагов в направлении улетевшего тапка, вдруг остановился, и на лице его появилось выражение человека, внезапно вспомнившего что-то очень важное. Быстро достав часы и увидев, сколько времени, он исказился лицом, охнул, развернулся и почти побежал, на ходу неуклюже поправляя сползающий с ноги носок.

Теперь Святополк Антонович представлял собой фигуру ещё более странную, но его это видимо совсем не волновало, потому что он спешил. А у него была очень веская причина для этого, ведь сегодня была суббота.

– Сейчас, сейчас… – бормотал Закавыка, пытаясь отыскать в связке ключей свой собственный ключ от квартиры.

Наконец это произошло. Дверь, обитая коричневым дерматином, широко распахнулась, и Святополк Антонович решительно поднял необутую ногу, чтобы переступить порог, но почему-то этого не сделал и ногу опустил.

Он стоял и смотрел широко раскрытыми глазами на коврик, лежащий в коридоре у порога и, по мере того, как он смотрел, лицо его всё больше и больше принимало виноватое выражение. Он переступил порог и закрыл за собой дверь. Его взору предстала вот какая картина.

В конце коридора на полу, точнее, на ковровой дорожке прямо перед самой кухней лежал большой рыжий кот. Лежал он к вошедшему совершенно спиной. Хвост был неподвижен, и даже уши полуопущены. Словом, можно было предполагать самое худшее.

Приглядевшись повнимательнее, Святополк Антонович заметил в позе кота, в том, как он лежит, какую-то странность, что-то такое, отчего сильно хотелось сказать словами великого Станиславского: «Не верю!»

Левая задняя лапа у кота была неудобно повёрнута оттого, что зацепилась когтём за синтетический ворс дорожки, и теперь тот пытался, не меняя позы и незаметно от хозяина, лапу эту свою освободить. Это говорило о том, что кот только в самый последний момент перед приходом хозяина кинулся изображать тяжёлый обморок, но выполнить всё чисто не успел.

– Фальк, к чему этот спектакль? Прекрати немедленно! У меня было дело, поэтому я задержался, а ты мог и потерпеть какое-то время без еды, без своей разлюбезной печени!

При слове «печени» к коту на короткое время вернулась жизнь. Он слабо шевельнул кончиком своего великолепного хвоста, приподнял голову и, с болью посмотрев через плечо одним глазом на хозяина, тут же обречённо уронил её на пол.

– Ты же знаешь, что сегодня суббота, а по субботам домработница к нам не приходит. Должна же она хоть какое-то время отдохнуть от твоей кормёжки. Посмотри на кого ты стал похож: щёки с кулак, и живот! И живот!!! И больше – ни-че-го!

Кот обиженно засопел. Ему удалось наконец-то отцепить свой коготь, но он упрямо из принципа продолжал свой спектакль, теперь для большей убедительности стараясь реже дышать и втянув, насколько это было возможно, свой живот. Но даже и с втянутым животом он всё равно сильно смахивал на маленького тюленя.

– Ну, хорошо, дружочек мой, я верю, что ты самый голодный в мире кот. Но и ты меня, пожалуйста, пойми! Я стою на пороге величайшего открытия всех времён и народов, обо мне будут писать все газеты мира, я, можно сказать… Ну, я торопился, Фальк, я бежал… Я даже пожертвовал ради тебя своим тапком! Ради тебя, мой милый котик!

Милый котик в это время сосредоточенно ковырял когтём обои на стене, всем своим видом выражая полное презрение к словам кающегося хозяина. И только после того, как хлопнула дверца холодильника, и в его чашку шмякнулся двухсотграммовый кусок сырой печени, только после этого «самый голодный в мире кот» приподнял свой живот и не спеша, с чувством собственного достоинства, понёс его на мягкое кресло в зал. Ведь уважающий себя кот никогда не будет есть по команде, а лишь тогда, когда сам захочет это сделать.

Святополк Антонович Закавыка жил один, если не считать кота и приходящей на два часа в день, кроме субботы и воскресенья, домработницы Клавдии Валерьевны.

Кот, как вы уже правильно догадались, был общим любимцем и, перешагнувший в свои четырнадцать лет большую половину кошачьей жизни, жил здесь, как у Христа за пазухой, то есть практически без усилий. Конечно, усилия ему всё-таки приходилось прикладывать, но только в двух случаях: чтобы проснуться и чтобы не умереть от переедания. Правда, у каждого здорового кота есть ещё один повод для усилий, но об этом распространяться здесь будет не совсем уместно.

Надо сказать, что в доме номер четыре по улице Фрагонара архивариус оказался благодаря своему коту, и вот какому обстоятельству.

В городском архиве для хранения всей бумажной и картонной наличности были созданы самые благоприятные условия, какие только были возможны. И городские мыши эти самые условия вполне оценили. Их благодарность было поистине безграничной, и распространялась на всё, что пахло казеиновым клеем и до чего могли дотянуться их острые зубы. Другими словами, они были повсюду.

Святополк Антонович мало на что в жизни обращал внимание. Его было довольно трудно вывести из равновесия, но мышей он совершенно не переносил, и их присутствие, особенно на рабочем месте, воспринимал очень болезненно. И вот когда в борьбе с этими грызунами были перепробованы все известные науке способы, а мыши продолжали грызть карандаши на его рабочем столе, Святополк Антонович пошёл на крайние меры. Он засунул своего кота в специальную клетку, и однажды утром принёс его в городской архив.

Перед этим событием Фалька три дня держали на строгой диете, то есть вместо положенных ему в день четырёхсот пятидесяти граммов сырой печени и сухого корма, ему давали ровно половину. И надо было видеть, каких мук, каких усилий стоило архивариусу и его домработнице Клавдии Валерьевне выдержать это всё.

Кот три дня падал в голодные обмороки, и в перерывах между поеданием столь скудной пищи всё время пролежал на полу, не удостаивая даже взглядом двух своих мучителей.

Святополк Антонович его страданиям не внимал, был совершенно непреклонен и неумолим. В результате через три дня оголодавший кот был водворён в кабинет номер два городского архива на своё первое боевое дежурство.

Безусловные рефлексы – великая сила. Уже через несколько мгновений Фальк неподвижно сидел возле массивного шкафа, горящими глазами уставившись в одну точку. Его порозовевший нос с вожделением втягивал в себя дразнящие запахи, которые будоражили кровь и заставляли активнее работать слюнные железы.

Мыши, почуяв давнего своего врага, затаились, и лишь едва слышно попискивали, передавая по эстафете страшную весть. Но, как это бывает, в любом сообществе обязательно найдётся особь, которая чего-то недослышала, либо услышала, но не придала значения, понадеявшись на собственное везение.

Одна из мышей в это роковое для себя утро взобралась на вершину главного стеллажа в надежде полакомиться толстенным переплётом свода законов Российской империи XIX века. Невзирая на очевидную опасность, она всё же решилась приступить к утреннему приёму пищи, и тем самым была немедленно обнаружена.

Фальк, несмотря на свою могучую комплекцию, удивительно легко вскарабкался на самый верх, и в несколько секунд любительница толстых переплётов было поймана. Правда, во время этой короткой погони на пол были безжалостно сброшены с десяток папок с разными бумагами, но какое это имело значение для Святополка Антоновича? Его битва, объявленная мышам, началась, и потери были неизбежны с каждой из воюющих сторон.

– Фалькушенька, лапочка, да ты у меня настоящий воин! – умилился Закавыка, растроганно глядя снизу вверх на своего любимца, который в это время деловито и самым законным образом расправлялся с пойманной жертвой.

Облизнувшись напоследок, «воин» сладко потянулся, а затем, уставившись на хозяина жёлтыми глазищами, требовательно мяукнул: мол, «чего смотришь? Снимай, давай, а то я высоты боюсь».

– Разлюбезный мой котик! Умница!

Святополк Антонович привстал на цыпочки, дотянулся до кота и со всей осторожностью принял его в свои объятия.

И вот тут, откуда ни возьмись, на пол слетел маленький конвертик. То ли Фальк его хвостом смахнул, то ли мыши особо поусердствовали в одной из архивных папок… Словом, упал он сверху, и теперь лежал на полу белым квадратиком.

Кот, вопросительно посмотрев на архивариуса, выбрался из его рук, подошёл к конвертику и тщательно обнюхал его. Потом зачем-то поскрёб коготком плотную бумагу, ещё раз глянул на своего хозяина и ушёл в сторону на поиски очередной мыши, заняв выжидательную позицию возле огромного письменного стола, напоминающего крепостной бастион.

Закавыка поднял конвертик, внимательно оглядел его со всех сторон.

– Заклеен… Но странно, нет никаких пометок: ни номера, ни регистрации, ни даты… Любопытно… Откуда это?

Положив конверт на стол, Святополк Антонович аккуратно собрал разбросанные по полу папки, тщательно пересмотрел их, но все они были добросовестно зашнурованы, и выпасть просто так из них ничего не могло.

С сомнением глянув на стеллаж, он подставил стремянку и обследовал всё на полках, но с тем же результатом. Стоя на верхней ступеньке лестницы, архивариус недовольно поморщился: ему такое положение дел не нравилось.

Среди работников городского архива Святополк Антонович пользовался вполне заслуженной славой человека, который помнил всё и мог легко разыскать любую бумагу, даже если он видел её последний раз лет десять тому назад.

Скользнув взглядом по сиротливо лежащему посреди кабинета мышиному хвосту, архивариус погрозил кому-то пальцем и громко сказал: «Вот я вас всех!»

Спустившись с лестницы, он быстро подошёл к письменному столу, взял конверт в руки и, помедлив, вскрыл его. Внутри оказался сложенный в несколько раз совершенно чистый лист папиросной бумаги.

– Что за фокусы? – с недоумением пробормотал архивариус. – Зачем нужно вкладывать в конверт чистый лист бумаги, да ещё и заклеивать его?

Святополк Антонович сел на стул и задумался. Жизненный опыт говорил ему, что всё происходящее вокруг должно иметь какой-то свой, далеко не всем заметный смысл, иначе отсутствовал бы порядок во всех связях. Он был совершенно уверен, что любой встретившийся человек, любая находка или событие, на первый взгляд совершенно случайное, – всё это лишь закономерная цепь действий, поступков, наших мыслей, образа жизни, наконец.

Именно поэтому, сидя на стуле и держа перед собой этот странный лист чистой бумаги, Закавыка всё больше и больше укреплялся в мысли, что всё это неспроста. Сам лист хранил гробовое молчание, как ни пытался архивариус хоть что-то на нём рассмотреть.

– Конспиратор!

Из-под стола вдруг раздалась ожесточённая возня. Затем в ноги Святополка Антоновича на полном ходу врезался его кот, и по сложной кривой, балансируя на поворотах хвостом, понёсся в дальний угол кабинета за очередной жертвой.

Архивариус, успевший забыть про него, вздрогнул, увидев мышь, и внезапно почувствовал, что ему остро необходим свежий воздух!

За окном разгоралась солнце. Несмотря на то, что растущие перед зданием городского архива старые липы затеняли густой листвой его свет, солнечные зайчики всё же пробились сквозь эту преграду и усеяли весёлыми жёлтыми пятнами подоконники, балконы и карнизы.

Распахнув окно, архивариус глубоко и с удовольствием вздохнул, но насладиться свежим летним днём ему не дали. Под окном послышалось чьё-то сопение, глухой кашель, что-то громко звякнуло, и сразу же в нос Святополку Антоновичу вползла густая и едкая волна тяжёлого запаха.

Перегнувшись через карниз, он увидел внизу Григория, здоровенного мужика, работающего в архиве рабочим по зданию. Появился он здесь недавно, и умел делать всё. Единственным недостатком у Григория была его немота. Кто-то из сотрудников архива тут же высказал предположение, что будто бы тот родился совсем без языка. Подтвердить или опровергнуть это было сложно, так как немой ни с кем не общался и без особой надобности рта не открывал.

Как это ни странно, но единственный, кого Григорий выделял из всех, так это малоприметного и невзрачного архивариуса Закавыку. Вот и сейчас, увидев в окне Святополка Антоновича, тот радостно осклабился и даже как будто ему подмигнул.

Выдавив из себя подобие улыбки, архивариус тут же отошёл вглубь кабинета, а Григорий, держа в одной руке банку с надписью «Кузбасс-лак», а в другой – кисть, начал не торопясь подкрашивать низенькую железную оградку, тянущуюся вокруг всего здания архива.

– Вот, значит, как… – неопределённо изрёк Святополк Антонович и оглянулся в поисках кота.

Тот лежал с довольным видом под столом, умывался лапой, тщательно вылизывая её языком. Очередной мышиный хвост расположился поблизости от его собственного.

На взгляд хозяина Фальк ответил взглядом, полным любви и всепрощения. Потом, видимо, подумав, что этого будет недостаточно, подошёл к нему и стал тереться головой об ноги, выгибая спину и раскатисто урча.

– Вот и славненько, вот и славненько, милый Фалёк!

Архивариус погладил кота и пошёл было к своему столу, но вспомнил, что оставил бумагу на подоконнике.

Он вернулся и протянул руку, чтобы забрать этот странный листок, да так и остался стоять с вытянутой рукой. На таинственном листе в тех местах, где на него попадали солнечные лучи, были чётко видны проступившие буквы.

– Любопытно! Буквы появляются под воздействием солнечного света. Любопытно…

Взволнованный Святополк Антонович, сам не зная почему, чуть не наступив на кота, вдруг кинулся к дверям и закрыл их на ключ. Затем на цыпочках подбежал к окну, осторожно выглянул на улицу.

Должно быть, это было всего лишь совпадением, но Григорий в этот же самый момент как-то пристально и особенно внимательно уставился на Закавыку.

Не придав этому значения, архивариус быстро прикрыл окно. Подставив под солнечные лучи непроявившиеся ещё участки бумаги, он с нетерпением стал ждать.

Эта неожиданная находка вполне могла нести в себе какое-нибудь историческое откровение, и Святополк Антонович сейчас испытывал примерно то же, что испытывает охотник, стоящий с ружьём наизготовку перед медвежьей берлогой.

Тайные буквы, словно им наскучило пребывание в безвестности, не заставили себя долго ждать, и скоро архивариус Святополк Антонович Закавыка в сильнейшем нетерпении сидел за столом, держа в одной руке новоявленный текст, а в другой сжимая для верности большую лупу.