Читать книгу Психомахия - Евгений Матерёв - Страница 7

Почти вплотную подошла тёмная вода к бревнам мостка. Кружится в водоворотах у свай прошлогодняя осока, падалица. В широком зеркале реки отражается голубое весеннее небо – твоя душа снова становится восприимчивой к этому бездонному океану. Как лёд становится прозрачным от тепла, так и окружающий воздух, нагреваемый первыми тёплыми лучами, наполняется весенней динамикой.

На противоположном берегу просыпается лес: издали можно заметить птиц, перепархивающих с ветки на ветку, или косулю, пугливо всматривающуюся вдаль. Несколько уток приводняются в бежевых зарослях.

Захрустел под ногами валежник; когда начинаешь подниматься по склону, то постепенно из-за пригорка вырастает каменное здание стеклодувной мастерской. Густой дым, вырывающийся из труб, постепенно рассеивается и, как сквозь сито, проходит меж стволов деревьев лесной опушки.

Путь наверх, по дну балки, сопровождается весёлым журчанием ручья.

В поле зрения оказалась вся фактория – прямоугольное каменное здание с черепичной крышей. Над широкими воротами стоял навес из дранки, под ним – столы. Двор ограничен сараями, столярной мастерской, дровниками и хранилищами.

По другую сторону оврага, за зарослями орешника виднелось небольшое поселение. Там и жили со своими семьями стеклодувы. Но не только они – разный люд тяготеет к лесу: лесничий, сборщики, угольщики, лесорубы. Ближе к реке стоял дом, где проживает сейчас Барбара.

Были тут и жилища крестьян-цензитариев25, потому что дальше, за поселением, простирались пашни, со всех сторон окружающие Город. В центре его возвышался тот самый Собор; в хорошую погоду можно даже рассмотреть строительные леса, облупившие высокие стены.

Двустворчатые ворота распахнулись, и работники стали выходить из мастерской во двор. Кажется им, что окружающая действительность потеряла в красках – люди приходили в себя от испытанного контраста в освещении.

Подмастерья и помощники по очереди мыли руки, обмокнув их в золе; стали сходиться под навесом – там суетились их жёны и дочери, выкладывая на стол снедь и питьё: после многочасовой работы нужно подкрепиться.

– О! Лепёшки с чесноком! – воскликнул Лоуп, усаживаясь за стол.

– Да, такие делала моя Аими, – с грустью сказал его сосед.

– Это она меня и научила, Оберон, – Вева пододвинула к вдовцу тарелку с рыбной похлёбкой.

Девушки встали за спинами мужчин и следили, чтобы у каждого была на тарелках еда. Посуда, естественно, сделанная своими руками. Все знали, что жёлтая рельефная тарелка принадлежит Эмилю, а синий стакан с рыбой – это стакан Жуля. Кто во что горазд…

– Эй, Блез. Сегодня должны привезти песок из верховьев; пусть Бенезет ожидает, – обратился Фабрис к одному из подмастерьев.

– Хорошо, – откликнулся Блез. – Слышал, сын?

Бенезет кивнул отцу и отломил себе кусок лепёшки.

Фабрис мельком взглянул на мрачного Эмиля.

– Что, Эмиль, плохи наши дела?

– Да уж, – сокрушённо ответил тот. – Ничего не получается.

– Всё не так просто.

– Я не говорил, что будет просто, – пожал плечами подмастерье. – Одно дело – работать спокойно на протяжении нескольких лет, а другое – пытаться создать что-то второпях.

– Учти. Нам дали время не для создания чего-то нового, а чтобы создать шедевр – как умеем.

– А смысл? Я думаю, что Амори рисковал; может быть, у него есть какая-то находка.

– Если есть, то цех давно бы знал об этом – таков кутюм26. И зачем ему скрывать своё новшество? Наоборот – ему лучше явить его заблаговременно. Тогда и конкурс не нужен был.