Читать книгу Пришельцы не залетали? Фантастические рассказы с изрядной долей юмора - Евгений Захаров - Страница 9

Вениамин Аполлонович Вострицын терпеть не мог коммуналок.

Во-первых, потому что он сам проживал в одной из них, затерявшейся среди множества похожих, обшарпанных, старых, уже не дышащих, но кашляющих на ладан штукатуркой и обрывками многих слоев обоев квартир.

Во-вторых, Вострицын, ввиду, наверное, своих глубоких мещанских корней, до невозможности любил собственность. В особенности – съедобную. Поэтому его приводило в сильнейший гнев то обстоятельство, что один-единственный холодильник на четыре семьи был общим. Конечно, в пору расцветающего социализма это еще можно было бы пережить, поскольку жрать все равно было нечего, но сейчас! В наш-то век сорока четырех сортов колбасы, невиданного числа йогуртов, разнообразных чипсов, гамбургеров, сосисок в тесте и пепси-колы?!! Не смешите!!!

Вострицын тихо страдал. Всякий раз, отворяя дверцу «Титана-248» с ободранной наклейкой Леонардо ДиКаприо на самом видном месте, он с тоской пытался угадать, сколько же котлеток будет в данный момент находиться в его кастрюльке, так рассеянно не закрытой им вчера вечером. И всякий раз Вениамин Аполлонович ошибался. Котлеток не оставалось совсем.

Не любил он еще и кисель, который обожали все остальные, но, равно как и прочие десять причин своей ненависти к соседям, предпочитал держать это в тайне. Единственным его слушателем был кот Шипр с драными ушами, живущий у Вострицына под кроватью.

В тот день Вениамин Аполлонович увидел на холодильнике книгу. Для произведения наибольшего впечатления на читателей поясним, что книг в четырех семьях коммуналки не читал никто. Семей-то, как таковых, практически не имелось. В одной комнате жил помешанный на индийской системе шакъя-йоги Василий Рама Богомягкий, в другой – щуплый, но влиятельный Ханс Христианович Мандельштуцер, своего знаменитого тезку, правда, никогда не читавший и в глаза не видевший (хотя последнее простительно). Также Ханс Христианович имел в подчинении двух мордоворотов, которые, хоть и ночевали непонятно где, в светлое время суток от хозяина практически не отлучались. Сухость и патриархат квартиры разбавляла веселая семейка армян из Москвы, фамилию которых Вострицын произнести не мог даже под дулом пистолета, запинаясь где-то на слоге «вкргз». Семья состояла из отца Акопа, матери Вагизы и двух вполне взрослых дочерей. Все четверо, впрочем, появлялись в квартире редко. Поговаривали, что они занимаются нелегальной торговлей переправляемого из Кабардино-Балкарии коньяка «Юбилейный».

Так что читать книги в квартире было, прямо скажем, некому.

Стоит ли говорить, что Вениамина Аполлоновича целиком и полностью сожрало любопытство. Он осторожно взял в руки книгу и прочел название на глянцевой, но не имеющей ровно никаких рисунков обложке: «Как вырастить чудовище». А чуть ниже, вдавливая в глянец красную пасту, кто-то размашистым почерком добавил: «Просьба без спросу чудовищ не растить!»

Книга была не очень толстой, так – брошюрка. Свернув брошюрку в трубку, Вострицын небрежно засунул ее в карман брюк, после чего с чувством выполненного долга залез в холодильник.

Каково же было его удивление, когда между годовалой банкой с солеными огурцами и капустным кочаном, промерзлым до льдинок в листиках, он вдруг обнаружил пристально смотрящие на него маленькие красные глазки. Очки на носу Вострицына мгновенно запотели.

Обладатель глазок (оным оказалось что-то шерстистое, рыжее и комковатое) громко чихнул и проворчал трескучим баском:

– Похоже, эксперимент неудачен.

Вострицын, который воспылал желанием поскорее захлопнуть дверцу и мышкой юркнуть в свою комнату, ничего этого, однако, не сделал, издав лишь ряд нечленораздельных звуков.

– У тебя совсем головы нет, закрой дверь сейчас же, – приказало существо, высвобождая свое тельце из ледяного плена. На его свалявшейся шерстке искрился голубоватый иней. – Волнуешься? Так ты не волнуйся, а лучше переносицу потри, поможет. А еще можно оливковым маслом на ночь лицо натирать. Тут где-то было оливковое, я видел.

На последнем слове существо вытянулось-таки из холодильника и, помахав лапкой онемевшему Вениамину Аполлоновичу, свернулось в клубок, клубок же закрутился спиралькой и буквально ввинтился в пространство, а, быть может, и во время. В общем, не стало его. И в тот же миг свет в кухне вырубился.

Вострицын же, как стоял, так и сел прямо на пол, даже не ойкнув от прикосновения к ледяному линолеуму. В зад ему больно уперся корешок книги, и Вострицын, будучи, прямо скажем, неглупым представителем рода человеческого, мигом сопоставил название книги с тем, что вылезло из холодильника. Получалось что-то совершенно необычное. И это необычное надо было непременно разъяснить.

Не успел Вениамин Аполлонович прийти к этому решению, как в кухню зашел один из мордоворотов Ханса Мандельштуцера.

Еще когда тезка писателя и почти однофамилец поэта только въехал в квартиру, ее потрясали слухи о том, кто есть Ханс вообще такой. Василий Рама выдвигал предположение, что окаянный Ханс – питерский Аль Капоне, а сюда приехал скрываться от ментов и особенно от налоговой полиции. Акоп и Вагиза заявляли, что видели Ханса среди тех, кому принадлежал местный рынок, ну а сам Вострицын думал о Мандельштуцере совсем иное, но предпочитал держать свои выводы при себе. А ну как они окажутся правильными? Перспектива изучить подводный мир Озерка и близко познакомиться с обитателями тамошней фауны ему совсем не улыбалась. Поэтому он просто ретировался в свою комнату, невзирая на проклятия, которые издавал секъюрити, обнаружив, что света нет.

Вытащив книгу, он внимательнейшим образом начал ее изучать. Ничего более удивительного он еще не видел. Невзирая на экстравагантное название, эта книга как нельзя больше соответствовала своему назначению. Вениамин Аполлонович даже не был бы потрясен, если бы на корешке книги стояла надпись: «Занимательное животноводство». Ибо стиль, которым была изложена брошюрка, ничем не отличался от подобных же сборничков издательства «Знание». С первой же страницы детальнейшим образом было расписано, как построить инкубатор для чудовища (естественно, со схемами, ссылками и стрелочками), где взять ингредиенты для чудовищепроизводства (никаких отталкивающих и мерзостных компонентов вроде обрезков когтей ящерицы и козявок из носа крокодила не было и в помине, все ограничивалось известкой, пылью комнатной обыкновенной, шерстью линяющего кота и тому подобной прозой), заканчивая списком литературы, большинство которой была на непонятных языках.

Вениамин Аполлонович был, как уже указывалось, человеком неглупым, а посему весьма практическим. Конечно, ему сразу же захотелось вывести свое собственное чудовище. Но что подумают соседи по коммуналке? Ведь никакой живности, кроме изредка забегавшего на кухню в рассуждении чего бы покушать кота Шипра, в квартире не наблюдалось, да и кота-то терпели постольку-поскольку. А тут еще и чудовище… Хотя не должно оно быть большим, подумалось Вострицыну. Вон в холодильнике какое маленькое сидело! Значит, есть надежда, что и у него, у Вениамина, выйдет не больше. И все-таки…

Вострицын, как человек сомневающийся, отправился за советом к Василию Богомягкому. Тот, как человек волнующийся, заикнулся о книге за общим завтраком, в результате тайна Вениамина Аполлоновича стала секретом Полишинеля. Акоп и Вагиза очень заинтересовались возможностью вывести своего чудовища.

– Может, у них шерсть хорошая? – по-хозяйски говорил Акоп. – На продажу сгодятся, на развод там, туда-суда?

– Интересно, а если оно говорящее, – с жаром перебивал его Василий Рама, – может, оно знает какой-нибудь новый способ самосозерцания по шакъя-йоге?

– Господа, господа, – прервал всех вкушавший доселе в молчании Ханс Христианович. – Вы забываете об одной немаловажной вещи. А если оно будет опасно? Оно же вас сожрет. Говоря «вас», я, естественно, имею в виду именно вас, поскольку со мной, сами понимаете, моя охрана. А с каждым из этих ребяток новоявленной твари придется здорово побороться.

– Гражданин Мандельштуцер, – обратился к нему Вострицын. – Не согласились бы вы стать, так сказать, нашим спонсором и выделить для охраны хотя бы одного из ваших… ммм… сотрудников?

– С удовольствием, – бесстрастно заявил Ханс Христианович, – по двум причинам: во-первых, я сам буду участвовать, а, во-вторых, если чудовище можно будет приручить, не исключено, что я заведу себе одного такого.

– Хоть двух! – разрешил Вениамин Аполлонович, считая себя ответственным за процесс выведения.

– Но не исключен и такой вариант, – столь же ровным голосом продолжил Мандельштам, – если эти чудовища окажутся особенно ценными, я у вас, милейшие соседи, и руководство, и самих полученных в результате эксперимента существ просто-напросто изыму. Надеюсь, никто не будет в обиде?

Сказано это было мягко, но никто из соседей спорить с любезным Мандельштуцером не решился.

В течение последующих двух дней будущие чудовищеводы добывали ингредиенты для выращивания. Пыль собрали сообща, графит из карандашей принес Богомягкий, дубовые стружки и железный зуб от циркулярки притащил со стройки Вострицын, армяне же внесли горсть гашеной извести – другой не было, слющай, оправдывался Акоп. С инкубатором проблем не оказалось: Ханс Христианович просто переслал куда-то по телефону все размеры и схему, и к вечеру им принесли уже собранный и подготовленный к действию агрегат. Василий Рама предлагал обложить инкубатор изнутри страницами из шакъя-йоги, но этому неожиданно воспротивились армяне.

– Может, я его тоже хочу обложить? – скандалил Акоп. – Армянской азбукой, к примеру. А вдруг оно по-нашему заговорит? На кой вам сдалось армянское чудище? Оно только нам подойдет. Может возникнуть конфликт интересов!

С ним согласились, и Богомягкому было сделано внушение. Внушение произвел один из мордоворотов, и Василий Рама чуть было вообще не отказался от участия в опыте, но впал в нирвану на пару часов и по прибытии в сей мир уже забыл обо всех печалях. К тому же всех было готово для начал испытаний.

Вениамин Аполлонович торжественно всыпал в скороварку ингредиенты. Последним он добавил клочок рыжей шерсти Шипра. Затем все было энергично взболтано сотрудником Мандельштуцера и поставлено на огонь. Доведя до кипения, полученную однородную массу вылили в специальное углубление инкубатора, затем, как было показано на рисунках, закупорили, выставили нужные цифры на боку аппарата и стали ждать. В руководстве было сказано, что хорошее, доведенное до кондиции чудовище получается спустя четыре часа после активизации инкубатора. О том же, что делать с полученным в результате опыта чудищем не было сказано ничего, но Вострицын надеялся на великие имена Песталоцци и Макаренко, считая, что воспитание может сделать из любого чудовища вполне приличного члена общества. Впрочем, Мандельштуцер явно не надеялся на благополучный исход дела. Он стоял в дверях, а его утлую фигурку с обеих сторон мощно подпирали мордовороты. Василий Рама в ожидании принялся созерцать пупок, но Вострицын мог бы поклясться, что слышит испускаемое Богомягким тоненькое похрапывание. Вагиза же затеяла тихую перебранку с Акопом, затянувшуюся на все четыре часа.

Звон, раздавшийся из инкубатора, сообщил, что блюдо готово. Естествоиспытатели подобрались и ждали чуда. Один из мордоворотов Мандельштуцера закрыл собой хозяина, другой же закрыл первого, держа наизготовку пистолет. Из-за бугрящихся мускулами плечей секъюрити выглядывал полный любопытства глаз Ханса Христиановича.

Что-то щелкнуло, стукнуло, дверца инкубатора распахнулась, и оттуда вывалилось чудовище. Было оно точь-в-точь как то, что сидело в холодильнике: маленькое, рыжее и встопорщенное. Общественность дружно ахнула. Акоп упал в обморок, Вагиза захлопотала вокруг него, а Василий Рама медленно и тягуче произнес:

– ОМММММ!

Один из телохранителей Мандельштуцера «Оммма» не выдержал и выпалил из пистолета в стену. Второй последовал его примеру и грохнулся всей тяжестью на вякнувшего: «Караул!» Ханса Христиановича. Акоп ринулся под стол, руки за голову, ноги на ширину плеч. Вагиза заверещала по-армянски, а Богомягкий заголосил мантру с удвоенной силой. Вениамин Аполлонович неожиданно для себя сохранял полнейшее спокойствие. Он во все глаза уставился на чудовище, которое, в свою очередь, уставилось на самого Вострицына. Откашлявшись, оно сказало хриплым басом:

– ОМММ!

– В смысле? – вытаращил глаза Вениамин Аполлонович.

– Караул! – деловито сказало чудовище и протарахтело несколько слов на неродном Вострицыну языке.

– Вай! – сказал вдруг из-под кровати донельзя изумленный Акоп. – Он по-нашему знает!

– Харе Кришна! – гавкнуло вдруг чудище, с явным недружелюбием глядя на собравщихся. – Харе Рама!

Василий Богомягкий упал носом и принялся исступленно лобызать пол перед носом рыжего существа.

– Я так и знал! – причитал он. – Я верил! Омм! Оммм!

А чудище, окинув всех неимоверно злым взглядом, вдруг свилось в клубок, и, как давешняя зверюшка из холодильника, превратилось в спиральку, которая мгновенно растворилась. И в тот же миг свет в комнате вырубился.

Еще какое-то мгновение все ошеломленно взирали друг на друга. А затем в дверь квартиры застучали и закричали. То кричал обитатель соседней же коммуналки Рафаил Иваныч Гариллаз.

– Соседи! – вопил он. – Я тут у вас свою книжку не забывал?

Вениамин Аполлонович выскочил в коридор и, откинув цепочку, впустил Гариллаза. Рафаил Иваныч вошел, осветив пространство перед собой длинной красной свечой, которая была тщательно воткнула в донышко баночки из-под майонеза. Он по-хозяйски огляделся и скомандовал:

– В кухню!

– Если вы за книжкой, то она – вот, – и Вострицын протянул ему брошюрку. Сосед тут же вцепился в нее, как вцепляется в рыбу хищная птица скопа.

– Уже два дня ищу! – кричал он. – А она здесь! Ты рад, Рафаил? Очень! Я у вас тут опыт проводил – у меня не дали! А у вас вечно квартира пустует. Вот я и провел! И хорошо провел, правда?

– Я не знаю, – робко сказал Вениамин Аполлонович.

– Да я это я себе говорю, – сказал Гариллаз. – Привычка дурацкая, с детства осталась. И то сказать – приятно поговорить с умным человеком! Га-га-га! – посмеялся он бородатой шутке. – Да, кстати, вот ваша вещь!

И в руки Вострицына ткнулась баночка с оливковым маслом. Тот ошеломленно уставился на нее, и вот с помощью этого самого масла в голове его со скрипом начали проворачиваться какие-то колесики.

– Так э-э-э, – он хотел сказать что-то еще, но Гариллаз уже исчезал за дверью. Немного приостановившись, он обернулся, и свет горящей свечи выхватил из темноты его страшно-красное, как у вурдалака, лицо.

– Вы уж не серчайте, что я его у вас в холодильнике оставил, – сказал Рафаил Иваныч сипло. – Думал, подольше протянет. А вы его испарили. В тепле оно долго не живет. Только если вы чудище создавать решили – будьте внимательны. Если положить гашеную известь, оно может и вернуться! Но – другим. Совсем другим.

С этими словами дверь за соседом захлопнулась. Вениамин же Аполлонович побрел в свою комнату. За спиной его уже вовсю ругались обитатели коммуналки, но это его не беспокоило. Что может значить гнев какого-то босса преступного мира против возвращения ставшего Другим чудовища? Не исключено, что всех их в этом случае ждет, по выражению Василия Рамы Богомягкого, один сплошной ОМММ.