Читать книгу Занимательное артуроведение - Евгений Захаров - Страница 13
Занимательное артуроведение
ГЛАВА 9
Оглавление«– А ты что же, не любишь орехов?
– Люблю, но у папы ладонь больше»
(Из народного юмора)
– А кстати! – как всегда некстати вмешался любезный Причард. – Вот я слышал, что в Камелоте самый главный волшебник – Мерлин. Вы ему не родственник, случайно?
– Случайно не родственник, – хмуро ответил старик. – Случайно это я сам.
– Так ты же говорил… Э-э-э…
– Ну да, Мерин. Я тут поколдовал неудачно, вот буква «Л"* и затерялась. Мне теперь этих букв знаешь, сколько надо? А, куда тебе, – и Мерин махнул рукой. Мне стало немного стыдно за своего оруженосца.
*Латинская буква «Л» – обозначение фунта стерлингов. Почему не «Ф» и не «С» – объяснение очень длинное, зато нудное, и приводить его здесь мы не будем. – Прим. авт.
– А что же ты, такой могучий волшебник, от такого мелкого дракотика отколдоваться не смог?
– Возвращаясь к вышесказанному, – оборвал волшебник и посуровел. – Позолоти ручку!
Кончик его колпака на петельках откинулся в сторону, обнажая прорезь в колпаке, как в копилке.
Прич поглядел на меня, потом на Матильду, понял, что ему не отвертеться, вздохнул, вынул из кармана монетку и кинул ее в прорезь. Колпак мелодично заиграл: «Ах, мой милый Августин!», а колдун заметно повеселел.
– А потому…
– Стоп!
– Кто это сказал? – с раздражением спросил Мерин.
– Я! – крикнул Штуша. – Я забыл, какой был вопрос!
– Позолоти.
– Рад бы, да нечем, – развел лапами Кутя. – Седло – и то не мое.
– А на желание! – торговался старик. – Если скажу, потом желание выполнишь!
– Трудное небось?
– Какое получится. Да не бойся, ничего страшного, так, что-нибудь по хозяйственной части…
– Давай соглашайся, – дернула Штушу за хвост Тильда. – «Августина» охота послушать!
Кутя кивнул, мы прослушали музыкальное сопровождение, и старец торжественно сказал:
– Как и было оговорено, сперва вопрос: «А что же ты, такой могучий волшебник, от такого мелкого дракотика отколдоваться не мог?». Теперь ответ. Как раз из-за этой поганой буквы «Л». Вместе с ней у меня улетучилось энное количество волшебной силы.
– Какое количество? – опять вмешался Кутя. Мерин молча показал на колпак. Штуш зажал себе рот лапами и отступил.
– И теперь мое могущество прямо пропорционально вот этому, – закончил отвечать колдун и потряс головой. В колпаке зазвенело.
– А я слышал, что у волшебников вся сила в посохе, – робко сказал я.
– В общем-то, вся сила – в волшебном порошке, – строго заметил Мерин. – С его помощью можно разнести любых врагов, и тогда проблем не будет. Но вот остальная сила – в заклятьях. А посох… Враки.
Он с кряхтеньем взобрался на посох, и тот, закряхтев не хуже Мерина, полетел по дороге. Мы пришпорили лошадей и Штушу и еле нагнали его возле моста через речку. Переправившись, некоторое время мы ехали в молчании. Потом наш нежданный попутчик неожиданно завел заунывную песню.
– О-он зарезал сам себя-а! – нудел он. – Ве-я-селый разгово-ор!
– Почему веселый? – не удержалась Матильда. – Зарезал же! Убийство!
– Позолоти ручку! – хитро подмигнул Мерин.
На «веселый разговор» лишних денег не было, и вопрос так и остался открытым. Волшебник же не унимался. Далее из его вокализов мы узнали, что «в одной эскадрилье служили друзья», «тяжелым басом гремит фугас», «лыжи у печки стоят» и что «здесь вам не равнина, здесь климат иной». На наши наводящие вопросы он отвечал только скабрезным подмигиваньем и своим вечным «позолоти ручку». Некоторое время мы развлекались тем, что выдавали свои варианты слов «фугас», «эскадрилья» и «Домбай». Меня же больше всего зацепила загадочная «страховка», на которую Мерин призывал молиться. Сплюнув, на всякий случай, через левое плечо, я пришпорил Вадика и проехал вперед, где и продолжил путешествие. Но и здесь до меня долетали вопли Причарда, который, на пару с Мерином, надсадно потягивал: «Како-ое нам дело до все-ех до вас! А ва-ам – до ме-ня-а-а!!!».
Посовещавшись с Тильдой, мы выделили, наконец, Мерину небольшую сумму в обмен на то, чтобы он какое-то время не пел, а заодно и рассказал нам все про «страховку». Однако из его объяснений лично я не понял ничего, кроме того, что «у этого термина есть два, абсолютно разных значения, кои сейчас вам и будут изложены в надлежащем порядке»
– Да за эти деньги, – кипятилась Матильда, – он нам и про «эскадрилью» с «лыжами» объяснить должен!
Но Мерин разводил руками, намекал на какие-то «тарифы» и «расценки», после чего пришел в совсем хорошее расположение духа и выдал следующую порцию народного творчества, звучащую чем-то вроде: «Гнусь болотная, притопали старатели, все болота, все ручьи перелопатили!».
– Зря он про гнусь, – поделился сомнениями Кутя. – Ее хоть и не видели в этих местах лет уж так двести, а все-таки…
В это время мы как раз подошли к очередной развилке. Три дороги змеились в разные стороны, дразня каждая своим удобством. Одна была мощеной желтым кирпичом, вторая шла по открытому месту, на солнышке, в конце же третьей заманчиво блестело приятное озерцо.
– Никакой развилки здесь быть не должно, – сказал я.
– А что должно?
– Вон у Прича спроси, он с Хруней ездил. И с папой, кстати.
– Да, – нервно сказал «саблезубый» оруженосец. – Неделю едем лесом, потом пойдут уже логрские деревни, а там и до Камелота недалеко. Никаких развилок здесь никогда не было.
– Да и лес какой-то не лесной, – кивнула Тиль. – Дремучий слишком. В глущобу путь его лежит до дерева Тум-Тум.
– Это не здесь, – отозвался вдруг Мерин. – Это в восточной части. А мы – на западе.
– Что делать-то будем, господа и дамы, а также непонятные существа? – спросил я.
– Можно вернуться! – бодро предложил Прич.
– Можно кинуть монетку, – дал идею волшебник. – Только у меня лишних нет.
– А можно еще прочитать то, что написано на камне, – подал голос Штуша.
Действительно, на развилке полулежала вросшая в землю замшелая каменная плита. Надписи на ней были вырублены на незнакомом языке. Да еще и рунами. Я приуныл.
– Можешь? – спросил я у Мерина.
– Могу. Позолотишь?
– Позолочу.
Я кинул в колпак несколько монет и с удовольствием слушал мелодию, пока старик, тряся бородой, разбирал надпись.
– Вам обязательно надо знать, что написано? Или можно подробности опустить?
– Хотя бы скажи, куда ехать?
– Туда, – показал Мерин налево, на солнечную дорогу. Мы тронулись в путь. Нехорошие предчувствия так и не оставили ни меня, ни моих спутников. Поэтому удивление было не слишком сильным, когда, спустя полдня, солнышко заменили сгустившиеся облака и болотное марево, из которого, выстроившись в цепочку, с лопатами на плечах и напевая что-то вроде: «Хоу-хоу-хоу!», на нас вылезли вышеупомянутые гнусы.
Мерин завопил и быстро нырнул в кусты, где замаскировался: покрылся листочками и выпустил корни. Остальным пришлось отбиваться. Гнусь с визгом и лопатами наперевес ринулась на нас. В первом своем настоящем бою мы не сплоховали: моя дубинка славно гуляла по вражьим шеям и спинам, ни одна стрела Тиль не ушла мимо цели (а у нее их было три), хвост Штуши, как бешеный, крутился и извивался, разбрасывая гнусов во все стороны. Прич, правда, был безоружен, но его Бозо чудесным образом осмелел и топтал гнусов налево и направо. В один из благоприятных моментов Прич ухватил одного из нечистых за бороду и начал им отмахиваться от остальных. В другой руке у него была, отобранная у этого же гнуса, лопата. Я защиб еще двоих, правда, не до смерти, и Матильда подстрелила одного. И тут Кутя вообразил себя боевым слоном. Он встал на задние ноги и издал свой коронный рев! Гнусь в панике отступила на заранее подготовленные позиции.
– За подмогой пошли, – прохрипел я, утирая кровь: один из противников рассек мне бровь лопатой.
– Не, они всегда по семь ходят, – авторитетно заявил Штуша.
– А я думала, их больше было, – сплевывая выбитый зуб, заявила Тильда. – Я же застрелила не меньше четырех!
– А им твои стрелы – что солома, – махнул лапой Штуша. – Они же нечистые! Вот если бы их было семьдесят, тогда было бы хуже. А так – отмахались.
– Отлично, вышли симметрично, как и полагается у гнуси болотной – всемером! – это из куста вылез принявший свой естественный вид Мерин.
– Просим объяснений, – холодно вымолвил я.
– И никаких ручек! – крикнула Тильда, завидя, что старец уже открыл рот.
– Ты не просил подробностей, – развел руками волшебник. – Сам виноват.
– А сейчас можешь сказать с подробностями?
– Сейчас? Пожалуйста. Прямо пойдешь – колпак потеряешь, направо пойдешь – силы не найдешь, налево пойдешь – в гнусавое болото попадешь.
– А нам-то что?
– В том-то и дело, что руны эти волшебником писаны, волшебникам и предназначались. А мне как-то не очень хотелось и колпак терять, и совсем от волшебной силы отказываться.
– Так значит, ты отправил нас по дороге, где как раз НАМ и грозила опасность?
– Ну да… Но ведь все закончилось хорошо, правда?
– Ну, дед! – пошел на него Причард, угрожающе тряся ушами. – Ну, маг лысый! Щас я тебя под такого гнуса отделаю…
Незнамо как, мой хищный оруженосец очутился прямо посреди лужайки, обманчиво покрытый веселенькой зеленью. Ноги его погрузились в эту самую зелень по щиколотку. Прич сделал несколько движений, как бы давя ногами в бочке облепиху, и погрузился еще немного.
– Эй! Эй, не шути! – испуганно крикнул он. – Лучше со мной не связывайся – я страшен в гневе! Вытащи меня!
Мерин хитро прищурился.
– А ты можешь? – шепнул я ему.
– А то, – отозвался колдун. – Только не хочу.
– Понятно…
– Ну-ка, че еще там за переговоры? – крикнул Прич. – Меня засасывает!
– Что? – кротко переспросил маг.
– Позолоти ручку! – хором крикнули мы с Тильдой и Штушей.
– Ну, нету у меня, нету-у! – завывал Прич.
– Пуговицы, говоришь, золотые?
– Ну!
– А на штанах – брильянтовые?
– Ага!
– Побрильянти ручку!
– Так с меня штаны спадут!
– А так ты утонешь. Что хуже?
– Ребята, ну скажите ему! – Причард чуть не плакал. – Че вы стоите? Он же больной! Вытащите меня, пожалуйста!
– Тогда мне – золотые пуговицы, – загибала пальцы Тиль. – Герману – брильянтовые, а Куте – серебряные шпоры!
– О Господи, ему-то зачем? – простонал Прич.
– Шпорить буду! – кровожадно заявил Кутя. Судя по его оскалу, Причард понял, кого именно будут шпорить.
– А как же я пуговки-то отрежу? Мой ножик за голенищем остался!
– Держи! – и Тиль из самых лучших побуждений кинула ему свой кинжал. Причард скрючился, и нож, стукнув его рукояткой по лбу, благополучно ушел в трясину.
– Балда! – выругалась Тиль. – Хороший был нож.
– Капитанский? – выставил бороду Мерин.
– Капитанский.
Прич уже рвал во все стороны пуговицы, с каждым движением уходя в трясину все глубже. Наконец его красное лицо озарилось улыбкой, и на его ладони победно сверкнули три пуговицы.
– А че теперь?
Мерин щелкнул зубами, и пуговки мгновенно очутились у него на руке. С выражением крайнего благоговения на лице колдун кинул их по одной в прорезь колпака. На этот раз колпак сыграл не Августина, а какую-то незнакомую торжественную музыку.
– Это что? – спросил я.
– «Прощание славянки» – отозвался старец, совершая пассы.
– А кто такая славянка?
– Героическая женщина, вроде валькирии, – пояснил маг, – провожающая любимого, если в поход страна позовет. И все плачут.
– Прошу прощения, – уточнил Кутя. – Любимого кого?
– Всего. Мужа, отца, сына.
– А штушу?
– Если хочешь.
– Тогда я – славянка, – вмешалась Тильда и широким жестом перекинула рыжую косу на могучую грудь. – Плачьте все. Я папу проводила. И сестру. Теперь вот братца провожаю. Скоро одна останусь, буду одинокая, как синица.
– Это точно, – ехидно поддакнул Кутя. – Вон и любимого в болото засасывает.
Тильда кинулась стегать его лозиной. Штуша беззлобно хохотал, а Прич-по-пояс скорбно смотрел на нас из трясины.
Мерин, сложив губы трубочкой, тихонько засвистел. Болото немного вспучилось.
– Ага! – посветлел лицом маг. – Тогда сделаем вот что!
И он подпрыгнул. Зависнув в воздухе, волшебник несколько раз дрыгнул ногами и сплюнул. Тут же у оруженосца на голове возник венок из ромашек.
– Ошибочка, – невозмутимо сказал маг. – Учтем направление ветра, левый тип дороги, закольцованность мышления и уловку-22.
Он приземлился, стал на четвереньки, поднял голову к небу и коротко взвыл. По трясине пошли волны, но Прича упрямо не желало отпускать.
– Молодой человек, – взволнованно обратился маг к Причарду. – А сейчас вас попрошу мне помочь: я буду творить чары, а вы, в свою очередь, не стесняясь и не выбирая выражений, высказывайте все, что у вас наболело. Вы же, господин рыцарь, – обратился он ко мне, – отойдите в сторону и заткните свои рыцарские уши.
Я не замедлил послушаться. Со стороны освобождение оруженосца выглядело довольно жутко: колдун прыгал через посох, плюясь во все стороны, а Причард медленно выезжал из болота. Губы его беспрестанно шевелились, а на лице было написано невыразимое наслаждение по поводу того, что он высказывает относительно меня, Тильды, Кути, коней, колдуна, короля Артура, всех наших родственников до пятого колена, а также всего этого путешествия в целом. Но вот услышать его страшные слова я бы не хотел – уж очень мне нравятся тихие, спокойные, без признаков кошмаров ночи.