Читать книгу Край света - Евгений Зернов - Страница 20

Каменистая тропа вывела пилигримов к старинной сторожевой крепости. Массивная угловая башня с широким основанием была сложена из крупных камней, вверху переходивших в белую стену с амбразурами, увенчанную конусной крышей. Когда-то в древности эта крепость стояла на краю цивилизации. Кто знает, какие опасности могли прийти из неведомых глубин.

В древности люди исследовали границы реальности. Да, пусть с глазами, выпученными от страха, но и от любопытства тоже.

Ныне крепость заброшена. Люди перестали пытаться расширить жизненное пространство. Зачем? Окуклились в гигантском городе с бесконечными возможностями переустройства. Начали жить в освоенном пространстве. Наверное, многие поколения мечтали об этом – ПРОСТО ЖИТЬ, без катаклизмов, войн, кризисов, переворотов. В мире и покое. В мире стабильности и устоявшихся законов.

Для этого стоило перебороть человеческую природу – перестать желать невозможного, мечтать исследовать белые пятна на карте. Планетяне эволюционировали в реалистов. Наверное, это не так уж плохо для спокойной жизни. Практическая деятельность заглушает боль терзаний. Тех самых, которые заставляют человека сниматься с насиженного места и двигаться в неизвестном направлении в напрасной надежде уйти от самого себя. Такого, какой ты есть, несовершенного от начала и до конца.

Дитрих слышал где-то, что по отдаленному периметру Города установлено несколько десятков древних крепостей. Но не сильно интересовался ими. Никто вокруг не увлекался историей, потому что это скучно и не приносит денег.

Путники шли по каменистой дороге вдоль каменной стены с тремя кряжистыми башнями. Кое-где на тверди разлитые лужи рябили от ветра. Небо хмурилось. Однако в траве весело желтели одуванчики и поднимали настроение.

Обогнув нескончаемо круглую угловую башню, они увидели уходящий вдаль от стены, местами поросший мхом и лишайником высокий, широкий каменный вал с аркой. Судя по всему, когда-то по верху этого вала пролегала дорога для стражи.

На полене у входа в арку сидел старик в длинном тонком пальто и отрешённо водил тростью с круглым набалдашником по пыли. Выводил таинственные каракули. Рядом лежала, притулившись к полену, холщовая котомка.

– Вечный день! – поздоровался Дитрих, когда они подошли ближе.

Старик посмотрел на Дитриха и улыбнулся. Потом опустил голову и ещё приветливее улыбнулся Лизе.

– Здравствуй, милое дитя!

– Дед, вы местный? Как вас зовут?

– По-разному. В здешних местах меня зовут Жак.

– Скажите, Жак, что вы делаете так далеко от Города?

– Жду вас. Прождал уже довольно долго. Что-то вы задержались.

– Нас? – удивился Дитрих.

– Я ждал кого-нибудь. Пришли вы. Получается, ждал именно вас.

Дитрих вгляделся в глубокий, словно тоннель, просвет арки и испытал приступ необъяснимой робости. Ему вдруг на секунду показалось, что перед ним не арка с видом на старую аллею, а портал, ведущий в неизвестность. Он огляделся. Напротив старика лежало, приглашая присесть, еще одно бревно. Путники сбросили рюкзаки и плюхнулись на него. Лиза выглядела уставшей, она грустно поставила локти на колени и подперла ладонями щёки.

Дитрих неспешно достал клеёнку, расстелил её прямо на обочине дороги. Затем вытащил продукты, термос. Кое-что им собрала Зинаида Петровна. Пара огурцов, размякшая шоколадка, лепёшки. Он заварил лапшу, порезал огурцы на дольки, разорвал лепёшку на куски.

– Угощайтесь! – предложил Дитрих старику.

– Я не ем, – неопределённо ответил Жак. – Кушайте на здоровье!

Отец с дочерью принялись устало и молча жевать.

– Тяжело, – вслух пожаловался Дитрих. – И зачем? Никому это не нужно!

Ему вдруг от усталости и плохого настроения полезли в голову зловредные мысли.

«Все люди – дерьмо вонючее! Занимаются бестолковыми делами. Хоть бы кто делал что-нибудь путное! Как можно было довести мироустройство до состояния полной гнусности? Нет, люди тут ни при чём. Это всё сволочная болезнь. Откуда ко мне прилипает вся эта зараза? Несправедливо! Почему мне не дано хоть чуть-чуть пожить в своё удовольствие? Другим же даётся! Почему не мне? Ребёнок отнимает жизнь и здоровье, как бы крамольно это ни звучало. Вот бы сейчас оказаться одному – на необитаемом острове! – уж, наверное, было бы вольготно и упоительно. Прочь, прочь, поганые мысли! Я не хочу об этом думать! Почему вообще я об этом думаю?»

Дитрих нежно взглянул на Лизу. Как хорошо, что люди не умеют читать чужие мысли. Иначе мир превратился бы в ад.

Жак вдруг посмотрел на него в упор и негромко произнёс:

– Человеку не даётся испытаний, которые он не может вынести. Испытания даются для того, чтобы их преодолеть.

– Извините, я в это не верю. Существуют непреодолимые обстоятельства. Бывает боль, которую невозможно вытерпеть.

Жак улыбнулся.

– Человек есть мера всех вещей существующих, что они существуют и не существующих, что они не существуют. Вы можете думать о боли, или о счастье, или о цели. О чём думать – это ваше право, верно?

– Как я могу думать о счастье, будучи несчастным?

– Невозможно пробежать марафон без тренировок.

Дитрих не на шутку разозлился.

– Вот вы, уже пожилой человек. Смогли бы вы начать тренироваться и пробежать марафон, о котором упомянули? Сильно сомневаюсь. Развели демагогию. Откуда вам знать степень боли другого человека, если сами не находитесь в его положении? Все эти советы миллиардеров беднякам о том, как научиться ни в чём себе не отказывать. Идите все в задницу!

– Папа, – дёрнула его за рукав Лиза, протягивая чашку с недоеденной лапшой. – Я не буду.

Дитрих взял чашку и раздражённо вылил остатки в зелёную траву за бревном. В зелени образовалось белое омерзительное вторжение, похожее на скопление глистов. Они свисали с травинок, капали, расползались.

– Всем бы только поучать! – бурчал он. – Выискались коучи! Откуда вас столько берется? Сами, небось, по ночам в подушку рыдаете.

Старик Жак поднялся, опираясь на трость.

– Вы тешите себя иллюзией, что решительно отличаетесь от всех тех, кто остался в Золотом Городе. От других людей. И напрасно. Вы такой же, как все. Чуть больше самолюбия, чуть меньше тщеславия. Вам необходимо преодолеть свои слабости и страх. Вот перед вами открыты врата, за ними – свобода действий. Вы должны перестать обращать внимание на всё, что отвлекает: на соседей, машины, телешоу, дурные мысли, болезни. И делать одно – идти к цели, к мечте. Только тогда вы сможете её достигнуть. Позвольте дать вам с собой одну вещицу…

Жак сунул сморщенную руку, покрытую старческими пятнами, в котомку и выудил оттуда морской гребешок. Он протянул его Дитриху.

– Возьмите ракушку. Бросьте в море в конце вашего пути.

Дитрих с неохотой и некоторой брезгливостью взял раковину. Она была ребристая на ощупь и напоминала расходящиеся солнечные лучи.

– А если в конце пути не будет моря? – язвительно спросил он и сердито добавил: – Никакие не врата, просто арка. Лисёнок, идём!

Путники нацепили рюкзаки и, не прощаясь с Жаком, вошли в короткий каменный тоннель. Ничего необычного не происходило.

«Просто арка», – повторил про себя Дитрих.

Оказавшись по другую сторону стены, он машинально выбросил морской гребешок, который держал в руке. И обернулся. Старика Жака не было.

– Папа, я есть хочу, – ныла Лиза.

Дитрих прошёл ещё несколько шагов, затем остановился и тревожно оглянулся. Старика Жака по-прежнему не было видно, наверное, отошёл куда-то в сторону. «Это же просто арка, – вновь подумал он. – Никаких привратников и мистики не существует».

И вдруг что-то внутри него ёкнуло. Дитрих кинулся назад, сбросил рюкзак, наклонился и стал судорожно искать в прохладной траве выброшенный морской гребешок.

– Папа, что случилось?

– Помоги мне найти ракушку, которую я случайно выбросил. Она важная!

– Зачем тогда ты её выбросил?

– Не знал.

– А сейчас знаешь?

– Не уверен. Но мне что-то кажется.

Наконец он её нащупал и бережно взял в руки.

– Нашёл?

Да, это был тот самый морской гребень – ребристый, шершавый, с белым солнцем и расходящимися охристыми лучами.

– Покажи?

Лиза подержала его в руках, вернула. Дитрих сунул драгоценный подарок Жака в нагрудный карман куртки, поднялся.

– Выброшу в конце пути. Всё, идём! – сказал он. – Надо идти вперёд.

– Я есть хочу, – повторила Лиза.

– Ты только что ела.

Дитрих вдруг вспомнил, как высыпал недоеденную лапшу в траву. Ему стало так стыдно, что запылали уши. Однако возвращаться назад и наводить чистоту он не стал.