Читать книгу Неслучайные встречи - Евгения Борисова - Страница 4

Муж Анны – Семен Семенович Сергеев – был человеком серьезным и даже жестким. Данный природой характер соединился с десятью годами начальствования на нескольких крупных предприятиях, и когда-то хмурый и сосредоточенный мальчик Сема превратился в Семена, а потом уж и в Семена Семеновича. И не было в нем ничего от добродушного киношного Горбункова, хотя фраза «Эх, Семен Семеныч!» – была в семье в ходу.

Впрочем, Анна видела в муже все того же худого молчаливого студента в нелепых больших очках. Того Сему, который предложил ей как-то после лекции пойти в кафе-мороженое, и шея его в этот момент предательски заполыхала такими неровными красными пятнами, что было сразу и все понятно.

Довольно быстро разглядев главное о своем новом кавалере, Анна взяла процесс в свои руки. Первая поцеловала его, первая пришла знакомиться с его родителями, сделала предложение тоже сама. Ну как предложение, просто сказала:

– Сема, может, поженимся? А то нас распределят в разные города.

Рациональные аргументы Семен всегда слышал, понимал, легко соглашался. В ответ на предложение Анны он кивнул, поправил очки и лишь потом улыбнулся – тепло, интимно. Эту улыбку строгого, сдержанного человека видела она одна во всем мире. Никому больше он так не улыбался – словно какой-нибудь морской моллюск высовывался из раковины, сразу становясь беззащитным, уязвимым, но настоящим, без панциря. За эту улыбку Анна и полюбила своего Семена.

В год, когда Сергеевы планировали отметить двадцатилетие со дня свадьбы, Семену Семеновичу предложили возглавить небольшой, но очень значимый для области опытно-механический завод. Это предложение было из разряда тех, от которых не оказываются. И в один из апрельских дней Семен Семенович получил новое место, новый кабинет, новый вид из окна и – секретаря. Секретаршу. Фигуристую блондинку Злату с небрежным узлом на затылке, крупными серьгами, высокими каблуками и трогательными ямочками на щеках, которые словно делали ее младше и проще. Собственно, серьги, каблуки, а также декольте и красную помаду Семен Семенович заметил несколько позже. Ямочки первыми бросились ему в глаза, когда девушка вскочила из-за стола в центре большой неуютной приемной, воскликнула: «Добро пожаловать!» – и улыбнулась.

Так сложилось, что у Семена Семеновича никогда не было молодой симпатичной секретарши. Последние десять лет он работал с Тамарой Ивановной, грузной, неторопливой, но невероятно работоспособной, внимательной и дотошной женщиной. Она не только работала самоотверженно, не допуская ошибок, а любую оплошность воспринимая как личную трагедию, но и опекала своего начальника почти по-матерински. Оберегала его обеденное время как святыню, а в отпуске отбивала, как оруженосец, все попытки со стороны подчиненных написать, позвонить, связаться, решить. В общем, за своим секретарем Семен Семенович был как за каменной стеной. Но со свойственной ей точностью Тамара Ивановна ушла на пенсию строго в соответствии с трудовым кодексом. Несколько месяцев до перехода на новую работу осиротевший Семен Семенович терпел в приемной дочь главбуха, которая училась «на заочке» делопроизводству и практиковалась, получается, под его началом. Она пропускала письма и ошибки в словах, не умела принимать факс и постоянно жевала жвачку. В общем, с девицей Семен Семенович простился без сожаления.

Злата как секретарь оказалась чистое золото. Если бы Семен Семенович упражнялся в сочинении каламбуров, до этого словосочетания он додумался бы в первые недели своей работы. Но он и не думал, голова была занята вниканием в дела завода, раскручиванием странных клубков действий предыдущего директора. Он просто приятно удивлялся тому, как четко и быстро девушка выполняет поручения, не забывает, не переспрашивает и предлагает кофе именно тогда, когда он только собирался подумать, что хорошо бы выпить кофе. Ну, и постепенно все увидел, конечно: и талию, и стройные ножки, и линию шеи, и выразительные глаза. Увидел, но не осознал. Не привык он думать о женской красоте и идентифицировать ее. Просто каждый раз, когда Злата улыбалась, ямочки словно немного согревали его. Хорошие ямочки, почти детские, милые.

Через три месяца слаженной работы – без неожиданностей и эксцессов – Злата вдруг позвонила вечером Семену Семеновичу. Срывающимся голосом сказала, что завтра не сможет выйти на работу, извинялась. Он из вежливости спросил, что случилось и не нужно ли помочь. Нет, сказала она, все нормально – и разрыдалась. Десятилетие как минимум Семен Семенович не видел и не слышал женских слез. Брак с Анной был счастливым и ровным, как плывущая по Волге в солнечный день баржа. Плакала жена когда-то в молодости, да и то редко – один раз, когда сильно порезалась, а второй – когда сын их Лева упал с велосипеда и лежал на асфальте с отрытым переломом голени. И больше, кажется, Анна не плакала никогда.

Поэтому от Златиных слез Семен Семенович опешил. Он терпеливо и с искренним участием слушал, как девушка рассказывала ему, что ее мама в соседнем городе попала в больницу, и нужно ехать, решать с операцией, и это как минимум на несколько дней… Семен Семенович слушал и почему-то представлял, как слезы стекают по щекам Златы и заливают собой ее милые ямочки.

Потом Златы не было. В приемной цокала каблуками офис-менеджер Татьяна, миловидная брюнетка, шумная и громкоголосая. Слишком шумная и слишком громкоголосая, раздраженно думал Семен Семенович. И кофе приходилось просить.

На третий день он позвонил Злате сам. Спросил, как дела, как мама. Девушка разговаривала с ним, как с близким родственником, искренне и непосредственно. Операция прошла, через пару дней заберет маму домой и оставит на попечение младшего брата. И вернется.

– Как дела на работе? – спросила Злата совсем с той же интонацией, с какой спрашивала его вечерами жена.

И он на автомате ответил:

– Все нормально, – а хотел сказать: «Злата, возвращайтесь быстрее, без вас все как-то не так».

Через два дня она позвонила ему и сказала, что вынуждена еще на несколько дней задержаться, у мамы осложнения после операции.

– Но все эти дни в счет отпуска возьму, конечно же, – обеспокоенно сказала она.

Семен Семенович рассердился, но ответил:

– Конечно, все понятно, здоровья маме.

А на следующий день позвонил ей, чтобы она напомнила ему, куда отправлять корреспонденцию. Поболтали. А еще через день она позвонила ему, чтобы сказать, что маме лучше и скоро выписка. Еще поболтали.

Летним субботним вечером Анна обнаружила своего Семена сидящим на просторной террасе их дачного дома с трубкой телефона, прижатой к уху. Говорил он негромко, посмеивался, что-то спрашивал. Анна удивилась не содержанию звонка, а тому, каким голосом муж говорил. Более низким, чуть ли не ласковым. Анна вышла в сад и недоуменно перебирала в голове всех знакомых, выискивая среди них тех, с кем бы Семен мог бы так… ворковать? Именно это слово пришло на ум. Хотелось себя похлопать по щекам и убедить, что показалось. Но Анна была человеком здравомыслящим и честно сказала себе: нет, не показалось. Однако муж не прятался, не смутился, когда она вошла на террасу – значит, скрывать ему нечего. И это хорошо. Но все же странно.

– Кто звонил тебе? – спросила она за вечерним чаем на той же террасе прямо, но мягко.

– Злата, – так же прямо и просто ответил он.

– Твой секретарь?

– Да.

Тут Анна поняла, что ничего не знает о той женщине, которая работает каждый день бок о бок с ее мужем. Не знает, сколько ей лет, замужем она или нет, как выглядит, как живет. Впрочем, короткий допрос, завуалированный под приступ искреннего интереса, показал, что и Семен не в курсе личной жизни и подробностей биографии своей секретарши.

– Ну, какая она хотя бы? – смеясь, спросила Анна.

– Симпатичная, – просто ответил муж, но потом поспешно добавил: – Обычная, в общем.

Этот разговор с женой встревожил и самого Семена Семеновича. Он вдруг обнаружил, что в разговорах о маме и ее здоровье, о рабочих ситуациях, о прочитанных книжках и просмотренных фильмах он ничего не выяснил о самой Злате. И даже в вопросе про возраст не мог определиться: он никогда не был силен в этих межполовых играх, никогда не мог угадать, сколько женщине лет, по лицу. А как давно и прочно женатому человеку, верному мужу и отцу этот навык был ему без надобности. И именно жена Анна словно толкнула его в направлении этих размышлений. И он подумал: действительно, а сколько ей лет?

Когда Злата наконец появилась на работе, чуть осунувшаяся, но по-прежнему улыбающаяся, Семен Семенович по возможности прямо и без дополнительных смыслов спросил ее про возраст и семейное положение. Просто чтобы быть в курсе.

– Мне почти тридцать. В разводе. – Злата смотрела прямо и улыбалась, ослепляла шефа ямочками на своих щеках и не могла не видеть красные пятна, выглядывающие из-за ворота его белой рубашки.

С этого момента их разговоры, как губка, напитались каким-то особенным настроением, стали чуть дольше, чуть откровеннее, не утратив, впрочем, делового оттенка и должной дистанции. Иногда они вместе пили чай в кабинете Семена Семеновича: больше говорила Злата, а ее собеседник просто смотрел, кивал, иногда улыбаясь той улыбкой, которую его жена втайне от всего мира считала своим личным сокровищем даже через двадцать лет совместной жизни.

В последующие месяцы Анна время от времени обнаруживала своего мужа воркующим по телефону. Другого слова подобрать она по-прежнему не могла. И хотя он никогда не задерживался по вечерам, все выходные проводил вместе с ней на даче, и в целом она всегда знала, где он, и в жизни ничего не изменилось, все равно эти разговоры нервировали. Особенно лишало Анну равновесия то, что Семен не скрывал своего общения с секретаршей, но факт воркования отрицал.

– Анна, ты придумываешь какую-то чепуху! Я обсуждаю рабочие дела со своим секретарем в рабочем порядке, совершенно обычно! Что на тебя нашло?! – чеканя слова, раздраженно говорил он в тот вечер, когда она все-таки не смогла сдержать своего недоумения и вслух усомнилась, что такой тон уместен в разговорах о работе.

Не слышит и не понимает сам, поняла Анна. Мягко подошла к сидящему в кресле мужу, обняла его голову, поцеловала в макушку:

– Прости, Семен, мне показалось. Извини меня.

Он в ответ молча погладил ее по руке. Стало понятно, что ситуация требует вмешательства. Но какого – Анна терялась. Двадцать лет безмятежного замужества дезориентировали ее, как воина на поле боя, за мужчину, за самца. Она даже любовных романов никогда не читала, считая их фантазиями неудачливых женщин. А тут… такая коллизия. И она стала думать, помимо собственной воли прислушиваясь к разговорам мужа по телефону. И каждый раз, когда он понижал голос и начинал немного тянуть слова в разговоре и посмеиваться, в сердце у Анны шевелилась мрачная и незнакомая ей доселе злость. И как женщина, не лишенная рефлексии, она спрашивала себя: не ревность ли это? И не знала ответа, потому что до этого – юбилейного – года их совместной жизни и это чувство не посещало ее ни разу.

Юбилей, к слову, надвигался вместе с ноябрем. Маячил впереди то ли праздником, то ли издевкой. Неожиданно для Семена Семеновича жена его решилась на банкет – большое мероприятие с программой, ведущим, меню и именной рассадкой в ресторане. Вряд ли занятой Семен представлял себе, с какой тщательностью Анна продумывает предстоящее событие. Несколько недель она нанизывала мысли на канву своей идеи, перебирала их в голове, как четки, что-то отбрасывала, в чем-то сомневалась. Но в тот момент, когда она поручила Семену Семеновичу передать приглашения некоторым своим бывшим и нынешним коллегам, план ее был готов.

Рассеянно разглядывая подписанные специально нанятым человеком конверты, развязывая паутину каллиграфического шрифта, Семен Семенович обнаружил, что одно из приглашений предназначено Злате. Этот факт встревожил и обрадовал его одновременно. Это приглашение жена с ним не обсуждала, но в семейных вопросах он привык не подвергать сомнению ее решения. Придя на работу пораньше, он оставил красивый, приятный на ощупь конверт на столе в приемной. Через полчаса секретарь принесла ему кофе и свежую корреспонденцию, смущенно улыбнулась и сказала, что приглашение очень неожиданно, но она, конечно, будет.

В сумеречный, слякотный и ветреный ноябрьский вечер любимый ресторанчик Сергеевых приманивал прохожих мягким теплым светом стоящих на подоконниках ламп. Однако случайных посетителей встречало жесткое (а в такую погоду даже жестокое) объявление: «Закрыто на спецобслуживание».

Анна и Семен Сергеевы встречали гостей у входа в небольшой уютный зал. Она улыбалась и обнималась, он – радушно жал руки коллегам и подставлял щеку надушенным родственницам. Чуть поодаль от родителей отбывали вступительную часть семейного торжества семнадцатилетние двойняшки Лена и Лева. Суетились официанты, расставляя последние блюда на белоснежных скатертях, двигая маленькие таблички с именами приглашенных. В углу о чем-то совещались щеголеватый ведущий и длинноволосый, совсем юный диджей. Атмосфера радостного оживления и благополучия большой дружной семьи отогревала любого пришедшего сюда.

Злата появилась тогда, когда половина гостей уже прибыла. Анна цепко осмотрела ее за доли секунды. Коротенькая шубка, узкая юбка, стройные ноги, высокие сапоги, застывшие от лака белые локоны, накладные ресницы, пухлые красные губы. И при всей этой чрезмерно выпяченной женственности, граничащей с пошлостью, – совершенно юношеские щеки, круглые, румяные, и трогательные ямочки на них, притягательные и очаровательные до невозможности. Ну, Аленушка из сказки, ни дать ни взять. Смущение придавало улыбке гостьи особый шарм. Понятно, все понятно.

Муж если и смутился, то ничем себя не выдал, улыбнулся лишь чуть шире, чем обычно, и это тоже не укрылось от внимательных глаз Анны. Она притянула к себе Злату и легко обняла, коснувшись своей щекой ее прохладной кожи:

– Злата, добро пожаловать! Наконец-то мы познакомились! – и подвела девушку к гардеробу, передав в заботливые руки пожилого сотрудника ресторана.

На фоне кучкующихся коллег и родственников одиночество Златы здесь особенно бросалось в глаза, и Анне на какое-то мгновение стало ее даже жаль. Секретарша мужа нашла свое имя на одном из четырех столов – самом дальнем от стола «новобрачных» – и аккуратно присела на краешек стула. Никому не было до нее дела, девушка рассеянно смотрела в телефон. Родственники и друзья тем временем продолжали прибывать и сбиваться в шумные стаи, которые быстро складываются тогда, когда всю жизнь знакомые люди давно не видятся, а потом собираются по радостному поводу.

Наконец все расселись. Начались тосты, первый звон бокалов, праздник раскручивался неспешно, но неотвратимо. Ведущий пригласил виновников торжества исполнить танец. Семен подхватил Анну, привычным жестом обнял ее за талию, она прижалась к нему чуть теснее, чем того требовали движения, положила голову ему на плечо. Они неспешно двигались под мелодию своей юности, и оба ощущали невозможность осознания этой цифры, этого отрезка почти половины жизни – двадцать лет.

На время секретарша мужа выпала из поля зрения Анны: она говорила слова, принимала слова, ела, наконец. Когда она зацепилась взглядом за непривычный облик блондинки за дальним столом, где-то в подреберье кольнуло острое удовлетворение. Злата смеялась, запрокидывая голову назад и прикладывая руку к груди. Смешил ее Виталик – племянник Анны, младший сын ее старшей сестры. Было Виталику давно за тридцать, но имя, которым с детства называли любимца родни и хулигана, прилипло к нему, кажется, насовсем. В школе ему прощались любые шалости за его широко распахнутые глаза и обезоруживающее обаяние. Во взрослой жизни сбивающая с ног харизма и тонкое чувство юмора не оставляли равнодушным никого, кто находился бы с Виталиком рядом. В этот вечер тщательно продуманная хозяйкой торжества рассадка гостей обязала его быть рядом со Златой.

Много лет Анна наблюдала, как сражает племянник наповал девчонок, девушек, женщин, как захватывает их внимание, потом воображение, а потом и сердце. К тридцати годам за плечами Виталика было два развода, и оба – на почве невыносимой ревности со стороны жен. Встреча родни, совпавшая со знакомством Виталика и Златы, пришлась на тот период, когда мужчина был свободен, а потому – безудержно остроумен и обаятелен. Все присутствующие на празднике понимали, что у молоденькой помощницы Семена Семеновича нет шансов. Переглядывались, скрывали улыбки, качали головами, но без осуждения, беззлобно – Виталика любили все. И дальнейшее развитие событий тоже было всем очевидно, кроме Златы.

Как только с официальной частью было покончено, все слова сказаны, подарки подарены, а пожелания приняты к исполнению, заиграла музыка, в углу оживился диджей. Злата с Виталиком почти сразу выбежали на середину танцпола и дали волю распирающей их полноте жизни. Гости с улыбками наблюдали этот танец торжествующей молодости и флирта. Потом они курили на крыльце, потом прижимались друг к другу на медленном танце, Виталик нашептывал Злате что-то на ухо, она визгливо хохотала и прятала лицо на его плече. Медленную мелодию сменили ритмы итальянской эстрады, движения танцующих стали шире, раскованнее. Снова этот тонкий, едва заметный налет пошлости проступил в Злате, в ее вилянии аппетитными бедрами, временами открывающемся декольте, призывных взглядах. Только видела теперь это не только Анна, видели все.

Эта парочка – Виталик и Злата, как маленький вихрь в пустыне, насыщала вполне однозначной энергией ту часть ресторана, в которой находилась. Молниеносно развернувшееся взаимодействие придавало пикантности респектабельному семейному празднику, эти двое как будто оттеняли собой спокойное и красивое умиротворение пары, сидящей, как на свадьбе, во главе застолья, – четы Сергеевых. Изредка Анна смотрела на мужа, пыталась понять его отношение к происходящему между молодыми людьми, но Семен, казалось, и не замечал их. Правда, был пойман пару раз на несоответствующей празднику задумчивости и даже грусти, но это можно было расценить как осознание события. Двадцать лет вместе – это вам не шутки, даже как-то не по себе.

Праздник завершился только к полуночи. Анна была удовлетворена, но устала. У Семена разболелась голова. И когда одно такси несло целующихся Злату и Виталика на окраину города, в холостяцкую квартиру, из другого такси водитель помогал выгрузить букеты и коробки с подарками. Анна, Семен и их дети вошли в квартиру, переобулись в мягкие тапки, молча и сообща расставили цветы по вазам. Дети разбрелись по комнатам. Анна надела свой любимый домашний костюм, плюшевый и теплый, смыла косметику, заварила чай с мятой, разлила его по изящным фарфоровым чашкам, позвала на большую кухню мужа.

Он пришел, тяжело опустился на стул, посмотрел на жену долгим взглядом.

– Спасибо тебе, – сказал.

– Да, хороший праздник получился, – ответила она и погладила мужа по руке.

– Да нет, за двадцать лет спасибо. Я очень рад, что рядом со мной именно ты, – и улыбнулся своей застенчивой мальчишеской улыбкой, усталой, но такой родной.

– И тебе спасибо, – отозвалась Анна. – Ты мужчина моей мечты. И мне повезло – моя мечта сбылась.

Они сидели на кухне, молча пили ароматный горячий чай. Часы на стене гулко отстукивали начало двадцать первого года их счастливой совместной жизни.