Читать книгу Другой понедельник - Евгения Донова - Страница 2

Жарить картошку уже давно вошло в привычку. Этот гарнир всегда спасает, хоть всем и каждому известно, что он вредный, напичкан холестерином, а по калорийности бьет все рекорды. Времени на изыски просто не было.

Маша стояла у плиты, нетерпеливо помешивая картошку в сковородке чуть чаще, чем это требовалось, но длинные кусочки все никак не хотели становиться мягкими и под давлением деревянной лопатки не расползались, как пюре, а разламывались пополам.

И почему всегда картошка?

Почему бы не купить по дороге домой огурцы, помидоры, листья салата, оливки, сыр фета, немного приправ?.. Почему бы не порубить все ингредиенты на красивой прозрачной разделочной доске, оставленной на дальней полке «на потом», не залить сверху оливковым маслом, смешанным с соевым соусом и лимонным соком, не посыпать сверху тимьяном и базиликом, а потом не выложить всю эту красоту в праздничную салатницу?

Лень.

Лень было по инерции, как всегда. Не то чтобы не было сил встать с кровати с утра или на работе загрузка была больше обычного. Просто так повелось, что Маша работает, убирается, стирает, готовит, а потому на всякие излишества типа салатов у нее просто нет времени и сил. Жареная картошка, гречка, рис, полуфабрикатные котлеты из картонной коробки, пельмени, сосиски и макароны – вот, пожалуй, и весь стандартный набор, который ротировался в их семейном рационе.

А ведь она не всегда была такой.

Когда-то было время, она училась и подрабатывала, а еще умудрялась встречаться с подружками и ходить на свидания. И тогда у нее всегда находилось время на то, чтобы пролистать бабушкину книгу с рецептами, выбрать какой-нибудь пирог или мясное блюдо и приготовить для всей семьи: мамы, папы и себя. Ей нравился процесс превращения набора продуктов в единое блюдо, нравилась пошаговость и точность, почти математичность этого процесса, нравилось сервировать блюда, подавать их на стол каким-нибудь оригинальным способом: сделать надпись на торте или выложить рыбный салат в форме большой рыбы с плавниками из болгарского перца, нравилось, что ее хвалят и предрекают ей будущее великолепной хозяйки.

Но ровно в тот момент, когда приготовление еды из хобби превратилось в ежедневную обязанность, а за столом появился молодой мужчина, который не воспринимал в качестве серьезной еды ничего, кроме мяса, желание изобретать вдруг начало испаряться, оставив за собой только легкую дымку, которая вскоре тоже рассеялась.

Маше хотелось поскорее разделаться с картошкой, съесть ее вместе с котлетами и отдохнуть. Она еще раз попробовала разломать лопаткой один из брусочков, но тот по-прежнему плохо поддавался. Она вздохнула и заправила выпавшую из неаккуратного пучка прядь волос за ухо.

Мысли ее, пока она заканчивала с гарниром, текли в привычном, спокойном направлении: отнести завтра бумаги на подпись руководству, не забыть разослать график отпусков, поискать в Интернете сапоги на осень, купить вечером мясо и килограмма два картошки, приготовить ужин.

Из большой комнаты доносился гул телевизора. Мужа из кухни не было видно, но Маша точно знала, что он делает: сидит на диване, вытянув ноги на пуфике, и бесцельно переключает каналы. Он еще не разделся после работы, потому что тоже лень. Прежде чем облачиться в спортивные штаны и футболку, он по заведенному за годы совместной жизни ритуалу минут двадцать щелкал каналы, развалившись на диване прямо в черных брюках и белой рубашке.

Дресс-код на его работе Маша ненавидела всей душой. Когда он устроился в салон немецких автомобилей четыре года назад, ей даже нравилось, как узкие строгие брюки подчеркивают его мощные спортивные ноги, а белая рубашка оттеняет всегда румяное, веселое лицо. Но это нововведение очень скоро обернулось для Маши адским трудом. Низ брючин надо было ежедневно чистить щеткой, а иногда и застирывать, рубашки – гладить. Да и по прошествии этих лет Ваня уже совсем не так аккуратно смотрелся в этой одежде. Пуговицы на животе уже с трудом удерживали ткань, оттопыривая складки, когда он садился или наклонялся, а брюки под карманами стали топорщиться. Нет, муж не растолстел, скорее, просто заматерел, превратился из мальчика в мужчину. Но аккуратная деловая одежда перестала ему идти, в ней он выглядел скорее как «браток» из пригорода, собравшийся на поминки, и тратить столько времени на эту одежду стало обидно.

Маша нетерпеливо переминалась с ноги на ногу. Готовить ей было неинтересно, скучно. Она подождала еще пару минут, доведя картошку до такого состояния, когда та была еще не совсем готова, но уже съедобна, переложила ее в тарелки вместе с готовыми котлетами и отнесла в гостиную вместе с приборами.

Муж никогда не возмущался по поводу еды, хотя Маша периодически ее портила, хоть и не намеренно. То пересаливала, то недожаривала. Но он стоически выносил все ее кулинарные провалы, всегда съедал все, хвалил съеденное и почти ежедневно просил добавки.

Маша поставила тарелки на стол и позвала мужа ужинать. Он легко отлепился от телевизора, плюхнулся на стул напротив, оглядел стол и довольно протянул:

– М-м-м-м… Картошечка!

– Да. Немножко не дожарила, но очень уж кушать хочется, – призналась Маша и принялась за еду.

– Да ладно! Вполне съедобно получилось. – Ваня уминал ужин за обе щеки. – Как день прошел?

– Нормально. В июле на корпоратив поедем в Турцию, – вспомнила Маша, – дня на три или четыре. Босс попросил помочь с организацией.

– Да ладно! В Турцию?! – удивился Ваня. – Везет вам! Нас никуда дальше соседнего ресторана не возили. А что вы там делать будете?

– Не знаю. Купаться, загорать, отдыхать…

– Бухать будут твои бухгалтерши! – подытожил Ваня и рассмеялся с набитым ртом. – В Турцию за этим только и ездят. Ну и еще для кое-чего. Но ты это… Смотри там у меня. – Он делано нахмурился и заглотил сразу половину котлеты.

Маша для вида улыбнулась и перебрала в памяти лица сотрудников своей организации. В основном это были женщины от сорока до пятидесяти, правда, мужчины тоже встречались, но их было мало. Единственная ее ровесница, юрист по имени Наташа, была ее подругой, но в Турцию ехать отказалась – у нее уже был запланирован отпуск и куплены путевки на середину июля. Была еще секретарша по имени Рита, но слишком уж мало общего у них было с Машей. И что она будет там делать, в Турции?

– А как твои дела сегодня? – машинально спросила Маша, продолжая придумывать себе досуг.

– Все хорошо! Сегодня было два хороших клиента, думаю, могут купить. Оставили телефоны, так что будем работать.

Ваня работал менеджером по продажам. Оклад у него был маленький, а основная часть зарплаты складывалась из бонусов за проданные автомобили. Иногда, в периоды низкой покупательской активности, он получал голый оклад, и этих денег едва ли хватало на еду, в эти месяцы Машина работа была основным источником дохода. Когда же в месяц у Вани случалось по пять-шесть продаж, зарплата становилась более чем приличной.

– Здорово, – поддержала мужа Маша.

Она доела ужин и откинулась на спинку стула. Фуф! Четверг. Осталось пережить еще один день, и можно будет расслабиться – в выходные они с Ваней отсыпались, занимались хозяйством и ходили в гости.

– Слушай, ты никогда не задумывался, какого цвета дни недели? – вдруг поинтересовалась она. Ваня бросил на нее такой взгляд, что она тут же пожалела, что задала свой глупый вопрос. Его поднятые брови и ухмылка как бы говорили: «Что за странные вопросы, женщина?»

– Что за вопросы, женщина? – спросил он, дожевывая картошку. Ваня всегда говорил то, что думал. А что он думал, всегда можно было прочитать у него на лице. Маша смущенно ответила:

– Да я так, просто… Подумала вдруг. У меня вот, к примеру, четверг коричневый.

Ваня рассмеялся:

– Коричневый? Кто же тебе так этот день изгадил?

Маша смущенно засмеялась:

– Никто, я люблю четверги. А у тебя они какого цвета?

– Да никакого! Все будние серые, выходные красные. Как в календаре. Кино смотреть будем?

Маша поспешила собрать посуду и пошла на кухню ее мыть. Последовательность действий была очень простой. Приготовить, съесть, убрать, лечь отдыхать. Мыслей о том, чтобы разнообразить эту последовательность, не возникало уже давно. Хотелось только спать или в отпуск. Даже трехдневный тур в Турцию с кучкой возрастных бухгалтеров казался неплохой идеей.

Маша закончила, пошла в ванную и долго рассматривала свое лицо в зеркале. Под усталыми светло-карими глазами наметились первые морщинки, уголки губ выглядели чуть приопущенными.

В молодости ей казалось, что она красива. Но как оказалось, красота не в длинных волосах и ресницах, не в цвете глаз и размере груди. На всех школьных и институтских фотографиях она улыбалась, обнимая друзей, на многих даже смеялась, откинув назад голову с копной длинных темных волос. И пусть на этих снимках она не выглядела идеальной: где-то вылезал второй подбородок, а где-то были прищурены глаза – но тогда она жила и жила по-настоящему.

Со временем, когда огонек ее влюбленности в мужа постепенно стал угасать, превращаясь в тлеющие угольки ровной и уверенной любви, а быт из дополнения к романтике превратился в саму суть ее жизни, жизнелюбие постепенно выветрилось, как и желание фантазировать, как и несбыточные, но такие мотивирующие к действиям мечты. Это была не депрессия, ни в коем случае. Это просто была жизнь – такая, какой живут все.

Маша знала, что все дело в отношении. У нее было все, и состояния счастья можно было достичь, проведя над собой определенную работу. Любящий и заботливый муж, ни разу не оскорбивший и не обидевший ее за все восемь лет, квартира, пусть маленькая, но своя, работа и стабильный доход, обожаемые родители, здоровье, в конце концов, – достаточно было лишь подумать об этом хорошенько, мысленно перебрать эти преимущества в голове, как четки, сконцентрироваться. Маша постаралась это сделать, и в зеркале увидела, как темноволосая девушка улыбается. Улыбка вышла немного натянутой, неестественной, но все лучше, чем ходить хмурой.