Читать книгу Приключения Шапки 2. Дронный коллайдер - Евгения Ивановна Хамуляк - Страница 4

И Раиса пожаловала не через два месяца, как обещала, а через две недели… И не за рукописью, а за… Но лучше, как и в прошлый раз, попрошу вас отправиться в это фантастическо-реалистическое, романтическое, местами порнографическое, а местечками просто жуткое приключение, чтоб шаг за шагом увидеть настоящую реальность, то есть эту историю, моими глазами…

Прочь лирические отступления, вы и так заждались, чтоб узнать, как сложились отношения после званого ужина в Большом ресторане и ночи сладкой любви, после которой я решила лететь хоть куда и даже в Сибирь. И именно туда держал курс наш самолет. Где за девять часов полета у меня окончательно слезла кожа с губ, вплоть до носа и ушей, в страстных поцелуях и жарких прикосновениях сорванная щетиной моего любимого, не желавшего расставаться с моим лицом ни на минуту из девяти часов, включая время ожидания багажа… Наверное, нас, целующихся до иступления, падающих от усталости и невозможности заняться любовью, прикованных к креслам самолета, поймут лишь поистине влюбленные. Однако подобных ощущений я не испытывала никогда, хотя считала, что бывала влюблена. И вообще относила себя к страстным натурам… но весь предыдущий опыт мерк перед…

Ромику достаточно было только посмотреть на меня уже двумя своими здоровыми глазами, полными карего огня, чтоб все вокруг поплыло розовым туманом, заложило уши, словно от резкого взлета вверх, и в невесомости стали мерещиться бабочки, пузырики, рыбки, атомы и нестерпимо, практически до боли в животе, хотелось припасть к его малиновым губам, которые звали забыться в аромате его тела, являвшегося тоже частью невесомости.

Только не думайте, что я преувеличиваю остроту чувств. Наоборот, после сорока лет очерствления, а именно так можно было б назвать этот срок, все чувства предстали как будто в своем истинном исполнении. Это была настоящая магия. Стоило только дать волю, опять появлялось ощущение полета в невесомости с рыбками и бабочками, начиналось прямое распадание на атомы, я опять начинала светиться в прямом смысле слова.

Во время полета мы даже прятали мои руки под пледом, чтоб не будить остальных пассажиров, мирно спящих в темноте. Именно поэтому за последние тридцать шесть часов я уверовала во все виды волшебства, магии, Дедов Морозов, Атлантиду, лох-несских чудовищ. В общем, во все чудеса света! Хотя даже не предполагала, что стоит за этим свечением и куда оно меня приведет.

Полет прошел замечательно, и мы под насмешливые взгляды стюардесс и экипажа, которые разве что не хлопали нам за те любовные сцены, которые разворачивались перед ними под разлитие томатного сока и объявления турбулентности, счастливые выскочили первого января в аэропорт далекой сибирской столицы, где нас уже встречали пятеро удалых сибиряков в мохнатых шапках, с красными от мороза щеками, держащих в руках полную экипировку для Ромика и меня: шубы, шапки, меховые сапоги и целый вагон зимних снегоходов, привязанных к джипам, могущим отвезти в такие непроходимые места, где не хаживала нога человека. Я приготовилась к приключениям: ко встрече с дикими зверями, снежными бурями, с разговаривающим лесом, о чем предупреждал мой жених, еще недавно тоже неверящий в магию. И действительно, дорога предвещала авантюру: сначала шесть часов по заснеженной трассе, далее три часа по утопающему в январском снегу сибирскому бездорожью и затем, когда даже гигантские шины джипов не смогли пробраться по белому бурелому, наконец, должны были пригодиться вездеходы, один из которых стоял груженным еще и лыжным снаряжением. Стало понятно, что придется идти пешком по сибирским красотам!

Ромик всю дорогу в машине молчал и только пылающим взглядом поглядывал на меня, что называется, поедая глазами.

Пока шли пересадка и переодевание с инструктажом, он успевал целовать незаживающие раны вокруг моего рта, которые еще больше краснели от поцелуев и его растущей черной татарской щетины и сибирских морозов после жаркого солнца Бали. А если не мог целовать, подмигивал, пытался ущипнуть за пикантное место или просто подбадривал мое и без того эротическо-приключенческое настроение:

– Знаешь, сколько мужикам лет?

– Твоим друзьям? – не поняла я, оглядываясь на ребят, нас сопровождающих. Красивые, могучие, краснощекие, они ловко орудовали транспортом, периодически поглядывая на нас открытыми, добрыми, юношескими лицами. – Не знаю, похожи на студентов физкультурного техникума, – пошутила я, снимая шубу и надевая теплый комбинезон. – Двадцать пять, – предположила я.

– Пятьдесят – пятьдесят пять, – заверил он. – Они еще предсвадебники, – сказал мой жених и стал предельно серьезным.

Я ахнула. Ну даже если предположить, что сибирские морозы хорошо постарались и законсервировали тела сибиряков, все равно при всех условиях им можно было дать максимум тридцать: ни морщиночки, ни пуза, ни намека на седину. А в пятьдесят лет опыт прожитого обычно где-нибудь да откладывался и показывался.

Мне захотелось завалить Ромика вопросами, но пора было усаживаться на снегоходы. Поэтому любопытство отложилось до момента, когда мы взяли в руки лыжи.

– Почему предсвадебники? – не выдержала я, надевая милые вязаные варежки с зимним рисунком каких-то местных орнаментов.

– Видишь, бороды нет, значит, пока что не заслужили любовь. Ну и то, что в городе живут, с городскими и туристами контачат, – на службе еще, уму-разуму учатся, людей смотрят, себя показывают. Так только молодые несемейные могут рисковать. Значит, предсвадебники.

Я с сомнением посмотрела на Рому, не отметив его «прямую» логику, на какую он пытался намекать этой бессвязной речью и знанием местного фольклора. Его объяснение ничего не объяснило, но по убежденному выражению лица моего жениха я поняла, что он точно знает, о чем говорит. А значит, осталось найти момент и вытрясти из него это знание.

Волшебство этого Нового года продолжалось, и освоение Сибири стало тоже приобретать загадочный оттенок, но я даже представить себе не могла, что нас ждет дальше. А дальше ждала просто фантастика. Точнее, террористический инфернальный ужас с участием, как вы понимаете, Раисы.

Предсвадебники взяли самую тяжелую ношу на себя, оставив нам лишь легкие рюкзаки с нашими личными вещами. И груженые, как вьючные ослы, легко и просто двинулись на походных лыжах вглубь чащи, через которую даже не могли пробраться вездеходы. В таких местах, конечно, мне не приходилось бывать. Это рождало много вопросов, но счастливый мой двухглазый пират был абслоютно спокоен, подтверждая своим спокойствием, что все идет по плану и ничего страшного в пути нет.

Мой балийский загар, еще не успевший отморозиться за два дня пребывания на родине, смотрелся дико на фоне сказочного иссиня-белого, покрывавшего все и вся полотна. Меня, конечно, раздирало любопытство заглянуть хоть в малюсенькое зеркало и рассмотреть красные ожоги от поцелуев на лице. А вообще, после всех этих часов, в основном проведенных без сна, хотелось побыстрее добраться до теплой ванны или хотя бы душа, смыть усталость с дороги и уже чистой и тепленькой оказаться в объятиях моего любимого, чтоб уснуть райским сном, обнявшись вместе.

И мое желание сбылось, причем сбывалось и сбывалось еще недели две в нашем милом домике с теплой кроватью, в который нас посадили, будто на карантин.

Мы добрались-таки до деревеньки, утопающей в заснеженных огородах и дымящей парой-тройкой десятков труб морозным сереньким дымком, уходящим в яркое голубое небо, на которое невозможно было насмотреться. Однако когда мы добрались до долгожданной цивилизации, нас повели совершенно в другую сторону – к одному отдельно стоящему домику, кстати, вполне современному двухэтажному срубу с видовым окном на местные сибирские красоты с деревенькой и дымком, потерянные где-то, где не проходят даже вездеходы. Я вспомнила рассказ Ромика, как его поселили отдельно от всей деревни. Видимо, и здесь продолжается та же традиция.

Ромик присвистнул:

– А что ж вы меня в лачуге какой-то держали? Когда тут такой люкс имеется? – спросил он предсвадебников, и те ухмыльнулись, но ничего не ответили. Видимо, ответы находились не в их компетенции. – Е-мое, тут и стеклопакет есть и электричество! Небось, и микроволновка установлена? А я квашню вашу ел две недели! Ну вы даете! – смеялся мой жених, прозревая насчет традиций.

Я лишь недоуменно пожимала плечами.

– А где дед? Где Кастанеда? – спросил Ромик, снимая лыжи и передавая их предсвадебнику.

– Деда Егор Иваныч ждет внутри, – ответил один из парней, посмеиваясь над прозвищем.

– Ну здравствуй, Рамушка, – и тут, будто услышав, из дверей вышел моложавый дедушка, у которого от дедушки были только белоснежно-седые волосы, похожие на снег вокруг, и такая же симпатичная до груди борода. Лицо же светилось чистым и открытым благородством, будто он сошел с римских гравюр. Я аж засмотрелась на этот профиль Кесаря, которым могли бы похвастаться античные скульптуры музея истории Рима, скажем.

Меня тут же стало разбирать любопытство, сколько же Кастанеде-Гаю Юлию лет и женат ли он?! Или тоже предсвадебник?!

– Кастанеда! – восклинул Ромик и бросился к деду в объятия. Это была трогательная картина. Конечно, я совсем не знала своего жениха, насколько тот бывает эмоциональным и дружелюбным и нежным к другим, но только по одним этим объятиям, из которых римский дедушка долго не выпускался, становилось понятно, как сильно нравится ему седой Кесарь в льняной рубашке.

Когда дружеские крепкие объятия разомкнулись, Ромик указал широкой рукой на меня:

– Привез свое сокровище. Как и было велено.

– Молодец! Нашел! Привез! – подтвердил дед и улыбнулся мне своей музейной белоснежной улыбкой ровных один к одному зубов. – Ну что давай обнимемся что ли, Белла Шапкина? – сказал он и пошел на меня с широко расставленными руками.

И тут меня пробрал мороз по коже, я остолбенела, ошарашенно взглянув на Ромика, который тоже изумленно застыл на месте. Ведь он не звонил в дороге, это знала я, находившаяся всегда рядом, и это знал он сам, узнавший мое имя, а точнее даже псевдоним, всего лишь два дня назад.

Я откликнулась на объятия белобородого Кастанеды, которые были очень теплыми и трогательными, будто мы знакомы целую вечность и целую вечность он скучал по мне. К слову скажу, объятия слегка расслабили мою напрягшуюся психику: от римско-сибирского дедули так вкусно пахло теплотой и чистотой с легким ароматом земляничного мыла, что это вселяло доверие. От плохого человека так пахнуть не могло.

Но все-таки, откуда он узнал про Беллу Шапкину?! Ведь сама Рая мне подарила свою фамилию всего-то два дня назад!

– Все потом расскажу, не морщитесь, заходите, – будто услышав мои мысли, сказал Кастанеда. – Небось, устали и примерзли в дороге. Баньку мы, к сожалению, предложить не сможем, не успели отстроить в срок. А вот горячую душистую ванну с облепиховым чайком моей чаровницы-женушки сможем, – кивнул он мне, помогая снять плотный комбинезон и сапоги. – И хотя банька всему голова, а ванна – никчемное баловство, все же вода помогает снять напряжение.

– Да и ты котом хитрым не смотри, – бросил он Ромику, который ухмылялся всему, что попадалось на глаза: кожаным диванам, встроенной кухне, хрустальной люстре и всяческим электрическим приспособлениям, обычным для жизни в городе…

– А меня, значит, кормили квашней и заставляли воду из колодца таскать по пять раз на дню… – он хохотал и изумленно мотал головой, не зная радоваться или ругаться такому разному гостеприимству. – Ну театр! Ну цирк! И главное, зачем все? – его взгляд опустился с хрустальной люстры на белобородого ухмыляющегося деда.

– Плацебо! – вскинул палец вверх Егор Иваныч, а потом стукнул двумя здоровыми ладонями себя по коленкам и расхохотался от души. За ним так же стали подхихикивать ребята сзади, и мой жених, у которого вскоре полились слезы из глаз, судя по всему от воспоминаний об измывательствах с капустой и прочими деревенскими штучками. – Ну ведь помогло, Рамушка! Ты ж приехал – на тебе лица не было. Смысла в жизни утерял по заграницам да по девкам лазаюче, всяку дрянь нюхая и здоровье гробля. – Я скептически поглядела на жениха, упустившего из своего складного рассказа в ресторане эти подробности. – А теперь глянь сам: глаза вылечились, а за ними и мозги подоспели, как пироги. Ты ж пышешь, как печка в баньке. С долгами рассчитался. Любовь свою нашел. Сюда вот на ПМЖ приехал. Это ли не чудо? А всего-то надо было тебя на диету капустную посадить и к природе в объятия вернуть. Делов-то?!

– Ну вы даете! – не унимался Ромик, вытирая слезы, стараясь не смотреть в мою сторону. – Ну вы даете, чесслово?! И все это, значит, сказки, что научите магии своей!

– Не сказки, – серьезно отвечал старик, усаживая Ромика и меня за стол и разливая обещанный чай. – Научим. Непременно. Только вы ж сначала отдохните, в себя придите: вон твоя невеста совсем устала, голос боится подать… – он повернулся ко мне и со всей любезностью, по крайней мере внешней, сказал. – Ничего не бойтесь, Белла, никакого зла здесь нету. Мы – поселение Ивачковских старообрядцев, живем на этой земле издревле. Живем уединенно, но не закрыто. Вы видите, – он указал на обстановку, – цивилизации не чураемся. Но берем от нее лучшее. Кому хочется, всех приглашаем к нам в гости. Но в целях безопасности, о которой я потом расскажу, сажаем гостей на двухнедельный карантин. Это традиция. И традиции надо беречь от влияний, которые иногда бывают не совсем дружелюбные. Вы поймете. Вы все поймете.

Я молчала, не зная, что добавить к этому гостеприимному вступлению, которое было вполне логичным и объясняло все. И так как пауза затягивалась, просто поинтересовалась, чтоб разрядить обстановку:

– А вас и в самом деле Кастанеда зовут?

– Да нет, это Рамушка меня так обозвал, а мне понравилось, откликаюсь, чтоб ему приятное сделать. Хотя я знаком с творчеством этого автора, большого выдумщика и философа. Писал о том, что видел. Как умел. Это правильно. А так меня Егором Иванычем зовут. А вашего жениха мы меж собой Рамушкой стали звать, в честь древнего героя, не раз спасавшего русскую землю от беды.

– Да, это из индийского эпоса. Рама из космоса спас земную Ситу, и они породили новый мир, – добавила я, вспомнив о своих балийских изысканиях в истории и мифах. – А вы с поселением простите… – посмотрела я в окно, откуда красиво смотрелась дымящаяся трубами деревенька на другом холме от реки, – относитесь к каким-то особым верованиям? Старообрядцы, вы сказали? Это как язычники? – и я опять посмотрела в окно, пытясь за снежной шапкой, укрывавшей поля и саму деревеньку, рассмотреть, не топорщатся ли там деревяные идолы или еще какие-то сектантские приметы.

– Мы не секта… – он налил чай и себе и присел за стол, приятно причмокивая, подавая пример начинать пить. Мы тоже взялись за душистый чай, оказавшийся с чабрецом. Мне вдруг вспомнилась Раиса, так любящая чабрец, и мистические приключения на Красной площади, которые здесь почему-то казались какими-то далекими, будто происходившими на другой планете. – Хотя с точки зрения смысла этого слова все общества с особой организацией и идеологией, безусловно, сектами назвать можно.

Я слегка подавилась чаем, почему-то в голове пронеслись картинки из новостей или фильмов ужасов, хотя я уже давно не смотрела всю эту чушь, как какая-нибудь злоумышленническая секта исключительно с кровожадными намерениями приглашает к себе в гости наивных туристов… например, таких, как мы. Я взглянула на Рому и похолодела от картинок расчлененки, тут же вспыхнувших в памяти, воспитанной на голливудских триллерах и блокбастерах.

Рома ответил теплой ухмылкой, которая говорила «Успокойся, все оки-чмоки». Его любимая фраза, ставшая таковой за два дня.

– А язычники, – продолжал Егор Иванович, – это понятие не связано с религией. Ошибочно этим словом называют всех правоверных. А на самом деле, в момент великого раскола, когда начались гонения на всех верующих, чарующих, ведующих и знающих, часть из них, поддавшись на обман, перешла с интеллектуального языка на обычный, разговорный, желая обучить безграмотных знаниям, ибо те языка сердца не ведали, а только мололи им почем зря. Их, поверивших чужеродцам, и стали язычниками называть. Горькая расплата за благородство. Ходили в народ, разговаривали, обучали, разъясняли. Кого-то даже удалось вразумить, но большинство одичавших так и осталось дикой массой. И во времена смуты всех славных, правоверных, кристиан, христиан и прочих под одну гребенку стали чесать, обозвав язычниками, то есть переводчиками божественного языка на человеческий, мясной.

– Очень интересно. Никогда не слышала эту версию истории. Вы про раскол церковный имели в виду? – поинтересовалась я, увлеченная рассказом.

– Если желаешь, чуть позже, как освоитесь, я расскажу поподробнее, – встал Егор Иванович.

– Очень бы хотелось, – радостно согласилась я, подумывая, что, по крайней мере, будет чем заняться в этом захолустье, пока Ромик решает свои дела. Рома, кстати, тут же и оживился.

– Кастанеда Егорыч, а какой у нас план? Когда приступим к освоению ваших технологий? Уж очень руки чешутся взглянуть на агрегаты, разобраться в физике и химии.

– Вот именно пока руки чешутся, – посмеялся дед, – пока закроем вас на небольшой карантин. Только вы не бойтесь, – он взял меня за руку. – Это обычная практика. Да и вам, я уверен, молодоженам сейчас не до освоения технологий. Недельки две понаслаждайтесь друг другом, ни о чем не беспокойтесь. Провизию, чистоту, ну и само собой развлечения мы вам обеспечим. А как пройдет срок, – он серьезно поглядел на Рому, – как и обещал, посмотришь и на аерный агрегат и на водный, паровой, атомный. Дадим тебе техников, специалистов, они расскажут, что да как.

– Вот это я и хотел знать, – удовлетворенно согласился с планом Ромик и пожал руку деду, который тут же откланялся и удалился.

– У них тут, понимаешь, сохранились какие-то фантастические, как они сами говорят, допотопные технологии. Машины, агрегаты, есть даже подводная лодка. И все это на ходу! Я сам видел! – он размахнулся руками, желая показать, видимо, размеры лодки или технологий. – Под землей тут целая база. Секретная! И Кастанеда этот, он типа завхоза, обещал мне рассказать и показать все, только если созрею и заслужу. А предсвадебникам этого пока не положено.

– То есть ты теперь свадебник, тебе все можно, и меня сюда заманил, чтоб они свои секреты выдали? – изумилась я.

– Ну, типа того, – засмеялся и не смутился Рома. – Бизнес у меня в Москве отжали, а тут альтернативные источники энергии, можешь себе представить?! Это ж мировая революция! Тот, кто первый замахнется на революцию, того и тапки. Таких дел можно накрутить. Все перевернуть. Всю планету! Ну и заработать нереально, потомкам не хватит сил тратить-растратить. Ну а то, что тебя встретил и влюбился, как дурак, с первого взгляда, – он подошел ближе, и я почувствовала тепло его большого горячего тела. – Клянусь, это какая-то магия! Не врал и не совру, специально не искал. Просто получилось так, как Кастанеда сказал. Мол, поедешь, все потеряешь, а как потеряешь, любовь найдешь. А с любовью мир обретешь. Так и вышло…

– То есть ты теперь не предсвадебник? – не унималась я, тая в крепких татарских объятиях, сжимающихся все крепче вокруг талии и расползающихся по телу.

– Я – почти свадебник. Хочешь, здесь свадебку сыграем? А сначала я должен проверить невесту на качество, вдруг не ту привез, – он прижал меня крепко к себе, что перехватило дыхание, – или может, она какая-то испорченная… или негодная. Негодница!

– Одного не пойму, – сквозь плотный поцелуй продолжала ерепениться я, – они тебе обещали поделиться секретом своих каких-то там технологий, если ты меня привезешь? Прям меня-меня? Или любую дурочку, что в тебя влюбится и поверит твоим сказкам?

– Я тебя когда увидел, сразу понял, что влюбился. Сразу же и навсегда! Как в сказке, – повторял он и, повернув ключ во входной двери, чтоб не появился кто-то нежданный, подхватил меня на руки и побежал по деревянной лестнице наверх, где, судя по всему, должна была располагаться спальня. – Ну не прям тебя-тебя… без конкретных ФИО и адреса, – он бросил меня на пышную двухспальную кровать с мягким вязаным покрывалом и стал быстро раздеваться. – Сказал только: ты сразу же ее узнаешь… ну свою любовь.

– По размеру груди? Или каким-то другим признакам? – не унималась я, медленно стягивая одежду.

– Грудь? – он в одних штанах прыгнул ко мне на кровать и, прикрыв глаза, будто слепой, стал блуждать руками по моему телу, успевая снимать с меня всю попадающуюся одежду и заодно нежно пощипывать за оголившиеся места. – Грудь вполне подходит. Можно было б, конечно, и побольше… – он взвизгнул от щипка и оторвал свои ручищи от моей груди. – Нет! Нет! Вполне-вполне. По стандартам, – похлопал он мою пятую точку, которую больше не сковывали никакие шерстянные и хлопковые оковы.

Когда он стянул с себя штаны, мои вопросы кончились. Дурацкое воздержание во время полета, потом многочасовая дорога, усталость, обоснованные и необоснованные переживания – все как рукой сняло, только я увидела его тело – самое прекрасное на свете, зазывавшее отправиться в мир райского наслаждения, который мы и познали-таки всего раз у меня на съемной квартире в Москве. Ожидания прикосновения и поцелуя просто задушили меня, глаза сами собой закрылись от чувственного опьянения, и я на время перестала дышать.

В моей жизни было много красивых и полных страсти сцен, но чтоб так вырубало только от присутствия любовника, – такое случалось первый раз. В беспамятстве мне даже стало немного страшно, что кто-то имеет такое влияние на мою психику да, собственно, и на тело, превращающееся в теплый пластилин, желающий слиться с другим горячим пластилином. Медленно и одновременно быстро раствориться и обратиться в ничто, стать большим и безмятежным нулем.

Усилием воли я все-таки открыла глаза, чтоб увидеть горящий черный без зрачков взгляд Ромика, которого изнутри пожирала неменьшая страсть. Я почувствовала, как стали сокращаться мышцы на ногах, руках, напряглась шея и стало пощипывать во рту, по всему телу бегали мурашки. Казалось, что даже поднялась температура и вот-вот начнутся судороги. Внутри вдруг вспыхнула страшная догадка.

Чай Егора Ивановича! Был ли в чае чабрец, а не подмешано что-то поинтереснее? Уж очень оригинальными всплывали ощущения в предвкушении занятия любовью с Ромой, с которым уже была близость и тоже весьма яркая и запоминающаяся, но все-таки в рамках обычных ощущений. А тут какая-то нимфомания просто. А ведь я никогда не считала себя нифманкой, у меня даже имелись тому доказательства – несколько абсолютно монашеских лет, в которых не было и намека на секс. А тут просто какая-то наркотическая зависимость с полным отключением сознания, которое, кстати, тут же и наступило, стоило Ромику только прикоснуться к моему телу горячими или холодными губами, трудно было разобрать, у кого температура. Глаза закрылись и начались какие-то внутренние метаморфозы, когда звуки, картинки и прикосновения стали восприниматься не органами тела, а какими-то внутренними радарами. Я их даже могла локализовать обратной изнанкой кожи. Там пульсировали маленькие красные огонечки, рождающие импульсы, похожие на телесные ощущения, но из какого-то другого мира, где не существовало звуков, картинок и касаний. Дальше наступала пора этих ощущений, не поддающихся описанию простым языком. По-моему, люди придумали название этому явлению – экстаз или космический оргазм, тантрический секс. Звучало очень пошло и странно. Все-таки человеческий язык не может описать подобные явления имеющимся набором слов или понятий. Наверное, язычникам, перешедшим с интеллектуального общения на обычное – было сложно описать то, что и так было понятно телу.

Рома прикоснулся губами к моим губам, и я окончательно забыла русский язык, а заодно и другие языки. Все языки…

***

Мы проснулись часа через четыре, отдохнувшие, счастливые и голодные: когда снизу послышался сводящий с ума аромат чего-то вкусненького, живот, откликнувшись, зазывно забурлил.

И привстав с постели, желая одеться и спуститься к обеду или ужину – из-за всех этих любовных трепыханий потерялся счет времени, как и положено у влюбленных – мы к ужасу не обнаружили своих вещей, которые бесследно пропали, включая нижнее белье. Тут же женский голос снизу оповестил, что новая одежда висит в ванной комнате, находящейся там же на втором этаже. Чуть смутившись (то есть мы так крепко спали, что не заметили, как тут шлындали какие-то нешуршащие ниндзя, собирая наши вещички и развешивая новые?), Ромик заглянул в ванную и через минуту вынес оттуда аккуратно сложенную новую одежду: теплую, как раз для этого времени года и при этом удобную для домашнего ношения. Там был полный набор как раз под размер, будто невидимый портной снял с нас мерки, пока мы спали. У меня опять забегали мистические мурашки по спине при понимании, что кто-то пялился на меня, еще и прикидывая размер моего нижнего белья. С подозрением я надела тонкой вязки свитер и штаны из мягкого волокна и заметила примерно ту же картину на моем женихе. Мы оба прыснули от смеха, особенно забавно смотрелся Ромик, похожий на гигантского малыша в вязаном трико. Но бурление в голодных желудках затмило юмор и подозрения и подстегнуло нас поспешить спуститься вниз, чтоб еда не остыла.

Симпатичная дама, тоже в вязаном платье (видимо наши пижамки – это ее рук дело), представилась Вильмой Витольдовной и пригласила к обеду, а на самом деле, ужину. Ибо за окном стремительно темнело.

– А меня квашней кормили, – вспомнил свою заунывную песню Ромик, уплетая кашу в горшочках, заедая румяными пирожками.

– Рамашка не жалуйся, – строго проговорила Вильма Витольдовна. – Квашеная капуста – одно из самых лучших средств по детоксикации, – назидательным профессорским тоном произнесла диетолог-вязальщица. – Итак, Егор вас предупреждал о двухнедельном карантине. Это вынужденная мера. Однако вам, думается, только на руку уединение. – Она улыбнулась, а потом подошла к Ромику и потрепала его за щечку, как сына. – Но что б вы не заскучали, да и чтоб не терять времени, мы будем развлекать вас прямо здесь.

– Развлекать? – обрадовалась я.

– Да, будем вам про наши традиции рассказывать, обычаи, рецепты разные наши показывать, праздники праздновать. Вот Егор сказал, вы альтернативной историей Земли интересуетесь. Интересно было б вам про такое послушать?

– Ой, очень интересно! – воскликнула я, забывая про еду. – На самом деле, я даже и мечтать о таком не могла. А если б у вас нашлись листы бумаги и карандаш, чтоб я смогла зарисовать или как-то записать увиденное и услышанное, – было б вообще замечательно. – А может, у вас есть библиотека, и пока мы на карантине я бы читала и самообразовывалась?

– Все есть, дорогая Белла, – тепло ответила Вильма Витольдовна. – Ты узнаешь все, что хочешь узнать.