Читать книгу Лабиринты времени: Кноссос - Евгения Козловская - Страница 4

Было холодно, как и должно быть в подземелье, спускающемся на несколько уровней в твердь острова. Икара била дрожь, несмотря на теплый шерстяной плащ, надетый поверх обычного рабочего хитона. Ариадна уже, наверное, десятый сон видит, а ему тут в подвалах приходится дактили знают чем заниматься, утеплившись, как пастух на зимнем пастбище.

Юноша злился, но никогда не посмел бы нарушить приказ отца и продолжал наматывать тончайшую медную проволоку на катушку – часть огромного сложного механизма, занимающего бо̀льшую часть квадратного помещения.

Мало того, что за последние несколько месяцев ему пришлось изготовить немыслимое количество этой самой специальной проволоки, так теперь еще он же должен был, как заправская пряха, наматывать ее на какие-то бесконечные катушки!

Новое изобретение Дедала, из-за которого Икару приходилось по ночам пропадать в подземельях, состояло из множества таких бобин, нанизанных на оси из разного вида камней, тут и там торчащие из шестеренчатой махины, пронизанной медными и стеклянными трубками. Еще здесь было несколько плотно запаянных цилиндрических котлов, в которых что-то беспрерывно клокотало и парило, преобразуясь и переливаясь.

В центре конструкции, возвышаясь над коленчатыми сочленениями, располагалась прямоугольная площадка, откуда сам Дедал обычно следил за всеми процессами, протекающими внутри этого рукотворного монстра.

– Икар, сколько мне еще ждать? Неужели это так сложно? – раздраженно прокричал Дедал. – Даже безмозглый Астерий справился бы быстрее! Может мне его надо было взять в помощники?!

Отец стал совершенно невозможен в последнее время, размышлял Икар. Раньше он работал вдохновенно и с удовольствием, а теперь становился все больше похож на одержимого злыми духами или на самих этих тельхинов. Как говорится, с волками жить… Весь зарос, отощал, в глазах – блеск лихорадочный, и эта скрытность, подозрительность. И чем вообще они сейчас занимаются?

Одно дело создавать статуи царицы и ее дочерей – сказка, а не работа. А как их тогда ванакс Минос наградил, как с восхищением смотрели на них придворные дамы, и Ариадна…

Или как было отлично, когда они вместе работали над Талосом: изобретали, конструировали, тестировали. Как они смеялись, когда после первого включения бронзового стража, испугавшись его грозного вида и огненных глаз, финикийские корабли отказались заходить в порт! Сидоняне подумали, что это страшные критские боги разбушевались.

Даже канализацию во дворце, и то было строить веселее, отец все шутил, что вот за это его имя точно останется в веках. Что там пила или увеличительное стекло для камнерезов, вот слив в царской уборной – это изобретение!

А теперь мастер Дедал связался с тельхинами, этими пришельцами-колдунами, и все изменилось. Один только их вид нагонял на Икара если не страх, то какую-то тревогу.

Тельхины появились на Крите лет шесть назад. Они пришли во дворец с богатыми дарами, среди которых ценны были не столько драгоценные металлы и камни, сколько новые хитрые приемы изготовления украшений, статуй, оружия, которым они обещали обучить царских мастеров.

Они просили только одного – позволить им в мире и спокойствии жить под царским покровительством и «заниматься познанием», сидя в своих круглых домах-башнях или бродя по лесам и горам острова.

Царь согласился, ведь он всегда искал новых знаний и возможностей для своих подданных и подумал, что тельхины смогут многое дать его народу. Они и впрямь помогли многим, но с каждым годом все упорнее становились слухи, что ведуны ничего не делают просто так. «Придет время, может, и вы нам поможете», – говорили они тем, кто нуждался в помощи или хотел научиться новому ремеслу, и иногда такое время действительно приходило…

В Кноссосе тельхинов было всего девятеро, общался Икар только с несколькими, но что там, даже одного Скелмиса, с которым ему чаще всего приходилось иметь дело, было более чем достаточно.

Все тельхины ходили в длинных, скрывающих тело и руки белоснежных балахонах. Нормальный вроде бы цвет, правда? Жрицы наши и более зловеще наряжаются – узоры на теле, змеи там и прочее. Ещё все тельхины носили полумаски. Совсем вроде не страшные, нормальные маски такие. Опять же с нашей Верховной Жрицей Оталиссой не сравнить. Она если кровью жертвенной обмажется и вещать замогильным голосом начнет – это ж тихий ужас. Дамочек придворных, кто послабонервнее, из святилищ под белы рученьки выносить приходится.

А тельхины совсем не такие. Этот Скелмис, например, появлялся всегда в медной, искусно выполненной образине собаки, закрывающей верхнюю часть лица до самых скул. Его потому так и звали – Собакоголовый. И ведь хорошее вроде животное собака, полезное, на охоте особенно. На этой маске даже волоски шерсти, казалось, были видны, но иногда, в неровном свете масляных ламп подземелья, они как будто складывались в причудливые символы и пугали Икара до мурашек. А белые вроде бы балахоны здесь внизу словно притягивали к себе все тени и становились плотными, почти черными, и непонятно что скрывающими. Служанки как-то шептались, что видели у одного из колдунов торчащий из-под плаща хвост… Ну это уж совсем бредни, конечно.

Отец же с ними нашел общий язык, это точно. Сначала они просто приходили и задавали вопросы о его работе, спрашивали, как он то делает, как это. Рассуждали как бы так половчее энергию молнии на катушку изловить или чем бы таким кожу лучше всего обрабатывать, чтобы она не горела совсем и прочее. Советовали Дедалу, а он им.

Мастер прямо расцветал, когда видел, что они его работой не просто так интересуются. Царь, например, хоть и деньги всегда дает, на что ни попросишь, но не вникает никогда, ему главное «чтобы слив работал», как говорил отец. А как – не важно, пусть там хоть рой лесных духов беспрерывно под ванной колдует, ванаксу всё равно. Тельхины же во всем разбирались и восхищались отцовской работой, тем как всё им придумано и сделано.

Икар обратил внимание, что они со временем все больше о чем-то с отцом шепчутся, запираются в мастерской и чертят, считают, проверяют. На вопрос что они там делают, отец отвечал уклончиво – как всегда, изобретаю, что я еще могу делать, и вообще не твоего мальчишеского ума дело.

Конечно, зато лучшие, самые большие и гладкие, папирусы у египтян выторговывать – его, Икара дело, царю на неудобные вопросы про то, что же они там в подвале так долго возятся, отвечать – его дело. Да, всех таких «важных дел» Икара и не перечесть, катушки по ночам наматывать, например.

Но главная причина беспокойства, настырно, как жук древоточец, сверлящего мозг Икара, была в другом. Мастером Дедалом завладела какая-то идея, которую он отказался озвучить даже собственному сыну и главному помощнику. По его бормотанию, да и по самой конструкции Икар, конечно, со временем стал улавливать некий замысел, но до конца понять его так и не смог.

Вот, например, центр всего механизма – переплетение тонких медных трубок, стеклянных и хрустальных колб, исписанное какими-то непонятными знаками и так неприятно напоминающее человеческое сердце.

Каркас висел над центральной площадкой, но до сих пор не был подключен ко всей системе. Там явно должен был располагаться какой-то накопитель или средоточие силы, но какое?

Последней странностью был то, что на днях Икар заметил у отца на столе карту острова, но на ней были обозначены такие дороги, которых на Крите точно не было, и несколько ярких точек там, где нет никаких поселений. Но по очертанию береговой линии точно было понятно, что это Крит! Опять загадка какая-то, небось карту эту тоже тельхины состряпали.

– Отец, все готово! – крикнул Икар, закончив дело и свои безрадостные размышления.

Дедал лишь кивнул в ответ, не удостоив сына ни похвалы, ни благодарности.

«Все-таки мне придется напомнить ему, ведь если он не завершит работу для ванакса в срок, его в лучшем случае изгонят с острова, а в худшем… про это даже думать не хочется», – размышлял Икар, поднимаясь по лестнице к отцу на его «островок», где на небольшом деревянном столе и прямо на полу были разбросаны свитки с записями и заметками, глиняные и каменные шестеренки разных диаметров, медные трубки, баночки с какими-то веществами и другие объекты не очень понятного назначения.

– Что еще?! – рявкнул Дедал, увидев, что сын забрался в его логово.

Икар в очередной раз проглотил обиду и как можно более спокойно произнес:

– Отец, у меня был разговор со жрицей Оталиссой. Она утверждает, что до Тавромахии остается максимум пара недель, и что Бык для тренировок должен уже быть закончен. Она спрашивала, чем занят мастер, но я не смог ей ответить… Я сделал практически все, и думал, может быть, ты захочешь… – Икар нерешительно замолк, видя, как лицо отца исказилось злостью.

– Что я должен по-твоему захотеть? Возиться с деревяшками, мастерить каких-то движущихся коров, чтобы эти безмозглые юнцы могли подготовиться к играм? Ты сделал все так, как и планировал?

– Да, отец, – смиренно отвечал Икар.

– Вот и доделывай сам, с подмастерьями! Даже с какой-то игрушкой не можешь справиться?!

– Могу, отец, – поднял голову оскорбленный Икар. – И могу очень хорошо, ты был мне хорошим учителем.

Дедал даже не заметил этого рокового прошедшего времени в словах сына. Ведь когда-то он действительно был хорошим отцом и наставником, внимательным и чутким к таланту своего наследника, а теперь он стал кем-то совсем другим. Гордецом, слышащим только зов своего многомудрого разума, превозносящимся над всеми людьми, и над собственным сыном…

– У меня нет времени этим заниматься, – отрезал Дедал, давая понять, что на этом разговор окончен.

Икар до последнего был уверен, что почтение и любовь к Великому празднеству и самому ванаксу Миносу должны одержать верх в запутавшейся душе отца, но, как видно, ошибся. Юноша развернулся и медленными тяжелыми шагами спустился с лестницы.

Тяжесть и горечь обиды довлели над ним, но Икар, собрав всю свою волю, выпрямил спину, расправил плечи и пошел прочь из подземного царства Дедала. Завтра он придет в Большую мастерскую и закончит все сам, как велит ему долг и сердце, а Мастер пусть делает, что хочет.

Он шел по коридорам дворца, мимо мощных величественных деревянных колонн, выкрашенных в красный, синий и черный, и вспоминал о том, как он вместе с отцом, будучи еще совсем маленьким мальчиком, бегал по дворцу и слушал его рассказы о мастерстве. Мать Икара умерла, еще когда он был младенцем, и отец научил его всему, что он знал в жизни.

– Колонна, мой мальчик, это не просто палка или подпорка, на которую кладутся перекрытия этажей и потолки залов. Колонна – это предвечное Древо жизни, соединяющее небо и землю. Оно несет на себе тяжесть разрыва между нашим миром и другим, прекрасным и совершенным Заморьем, куда каждый из нас, да будет воля богов, попадет когда-то. Это древо сращивает всё сущее и восстанавливает разрушенное.

Но помни и другое, на колоннах держится здание Дворца, как на верных людях держится всё наше царство. Если одна колонна даст изъян, например, по недосмотру поставщика стволов, который не заметил трещину, или, что хуже, по его злому умыслу, то весь этаж, а то и весь дом может прийти в негодность – покоситься и в конце концов рухнуть.

Так и мы должны верно исполнять божественные заветы и законы нашего ванакса, чтобы не рухнуло всё здание Минойского Царства, созидаемое многими поколениями наших славных предков. Долг наш велик – перед отцами и дедами, перед страной и Миносом, но и воздаяние прекрасно. Разве видел ты здание более красивое и совершенное, чем наш дворец? Разве есть в Ойкумене страна более благодатная, чем наша? – так учил Дедал маленького Икара, и сам искренне верил в истинность своих слов.

А что же теперь? Отец – столп, на который Икар столько лет опирался, и не знал опоры более надежной, дал трещину. Икар почти физически чувствовал, слышал, как трещат перекрытия его собственного мироздания, как скрипят, готовые рухнуть стены его личного внутреннего бытия, но, к счастью, он не забыл отцовских наставлений.

Дни и ночи Икар, выбиваясь из сил, молча трудился, чтобы работа была сделана в срок. Он внимательно отбирал самые ровные и могучие еловые стволы, чтобы выпилить из них крепкие, гладкие, гибкие доски. Он придумал механизм, который будет двигать деревянный каркас, обтянутый бычьей кожей. Он даже сам позолотил и притупил деревянные рога, чтобы танцоры во время тренировок к Тавромахии не были ранены раньше времени.

Икар верил, что его «механический бык» – изобретение, благодарность за которое, конечно, достанется Дедалу, будет спасать жизни юных неопытных «охотников», а это – лучшая награда. И чтобы сделать этого тавроса ему не понадобилась никакая глупая «магия», сверхъестественная «сила», или что там еще дни и ночи напролет ищет его обезумевший отец.