Читать книгу Варварино счастье. Том I - Евгения Морозова - Страница 22

Приближалось лето 1941 года.

Как-то веяло в воздухе тревогой. Поговаривали, что есть опасность от фашистской Германии, что они грозятся напасть на русских, но Сталин пресекал все эти «гнилые» разговоры. И люди успокаивались, жить стало как-то полегче. О голоде не было и речи! Вот уже и автомобили появились, и трактора пахали поля. Люди уже не тащили на себе плуг по полям. Сибиряки вставали на ноги!

Но как бы ни был советский народ уверен в своем властелине, Сталине – не смог тот предотвратить войну. Данные разведки, что Гитлер готовит войну и даже дату начала войны сообщали одну и ту же, хотя она поступала из разных разведисточников. Информация попадала к Сталину и там исчезала в глубоких сейфах. Об этом было запрещено говорить, ведь не мог же Гитлер так обмануть Советский Союз: при заключенном мирном договоре напасть так вероломно.

А оказалось – смог!

Выходной день 22 июня 1941 года. Известно, что деревенский труд не приемлет праздников и выходных. Животные тоже каждый день хотят есть, и деревня живет по закону «День год кормит». Все работали, Ульяна с Гаврилом были на ферме. Вдруг увидели бегущих мальчишек. Бежали Саня и Толик. Ребята так торопились, они сняли с себя рубахи и махали ими в воздухе, привлекая внимание родителей. Уля подумала, что, не дай Бог, пожар случился в деревне или что там еще могло стрястись?

Дети взволнованно кричали:

– Мама, война, война!

– Какая война, дети?

– Мамочка, Гитлер, фашист! Украину закидали бомбами! По радио сообщали. Мама, страшно!

Дети подбежали, Ульяна обхватила их обоих, прижала к себе. Успокаивала их, может это только разговоры, попытки к войне, но не сама война. Но сердцем понимала, что мир обрушился… Что будет дальше?

Началась всеобщая мобилизация. Сначала забирали молодых мужчин, увозили сразу в Косиху, в районный военкомат и на станцию, где уже ждали железнодорожные составы. А не то, что вагон-другой… Ехали целыми составами в направлении запада. На Украине и Белоруссии уже начались настоящие бои. Фашисты продвигались довольно быстро вглубь страны. Фактор неожиданности начала войны сыграл не в пользу Советского Союза.

Гаврила забрали на фронт буквально через день.

Он смотрел на Улю не отрывая взгляда. Смотрел, как она собирает ему рюкзак. Следил за каждым ее движением и шагом.

– Ну, родной мой, чего ты так смотришь на меня?

– Запоминаю, Улюшка! Буду там вспоминать все, и то, как ты мне собираешь этот мешок.

– Ты вернешься и мы заживем еще лучше! Я буду ждать и молиться, чтобы ни одна царапина не повредила тебя.

Гаврил молча покачал головой. Уля поняла, что он сомневается в возможности вернуться живым.

Она просто подошла к нему, прижалась головой к его груди. Сказала только два слова: Береги себя!

Сбор у сельского Совета был назначен на полдень. Люди подходили и подходили. Можно было понять сразу, кто уходит, кто остается до следующего призыва. Все разбились группками. В центре стоял мужчина, а все домочадцы буквально облепляли его вокруг. Только грудные дети безмятежно спали на руках у мам, а все остальные, даже трехлетние малыши понимали, что творится ужасное. Лучше бы не было никакой войны!

Гаврила провожала вся семья Ульяны, даже Васильевна пришла. Она стала совсем старенькая. Плакала беззвучно. Уля стояла как каменная. Ее беспокоил настрой мужа, что шел на фронт уже уверенный в том, что не суждено ему вернуться. Она прижалась к мужу и так стояла с ним, пока не объявили отъезд.

Рыдания женщин и детей стояли на площади у сельского Совета. Мужчины держались мужественно, прятали набегавшие слезы. Махали рукой из кузова. Автомобиль тронулся, только столб пыли кружился вслед за машиной. Дети бежали вслед за отцами и старшими братьями, потом отстали. Так ушла первая группа мужчин на жестокую войну.

Ульяна теперь переживала не только за Гаврила. Ведь ее дочка Анна сейчас на территории, оккупированной фашистами. Ульяна ночами не могла заснуть, представляя самые страшные варианты развития событий. То ее дочку расстреляли, то она голодная, скрывается в лесу. Где сейчас ее Яков? Наверное, забрали на фронт. Как же Анюта там одна, ведь она еще совсем молоденькая!

А тут еще старшая дочка Антонина написала из Сталинска, что поступила на курсы медсестер. И как окончит их, а курсы будут продолжаться три месяца, ее отправят на фронт. К моменту отъезда на фронт дочка просила маму приехать, хоть попрощаются. Ведь не виделись уже почти два года.

Ульяна совсем расстроилась. Теперь, когда почти все деревенские мужчины ушли на фронт, работа не могла прекратиться, и делать ее приходилось женщинам. Непосильный труд, забирающий здоровье. Мужчин-трактористов, а в Лосихе таких набралось почти 30 человек, забрали в особую сибирскую дивизию, которую формировали в Оренбурге.

Деревня опустела. Еще не пришла ни одна похоронка, и почтальона теперь ждали, а боялись его появления еще сильней. Кто знает, с какой вестью он открывает калитку дома?

Бабы заглядывали в глаза почтальону, старались по взгляду понять, что несет он им. А почтальон, Еремей, инвалид с детства, был хромой, и без палочки ходить совсем не мог, он ковылял по деревне с опущенной головой и не поднимал ни на кого своих грустных глаз. Понимал чувства односельчан. Он и сам бы с великой радостью убежал на войну, да нога его больная, куда побежишь в бой, без палочки и с крылечка не спустишься…

С первой группой односельчан на фронт отправился и председатель колхоза Виктор Васильевич Юрин. На его место был назначен старший сын Степана Васильевича – Афанасий Степанович Пономарев. Вскоре пришла повестка Максиму, второму сыну Степана Васильевича. Максим был трактористом, его вместе со своим другом Никитой Мусатовым и другими парнями отправляли в Оренбург обучать вождению танков и хитростям военного дела. Самого Степана Васильевича не забрали на фронт по возрасту. Но он пришел в военкомат и попросился с сыном Максимом в танковую дивизию сибиряков. С Максимом вместе и проводила их Катерина Ивановна на фронт. Из ее семьи ушло на фронт сразу двое: муж и его младший сын. А осталась она с тремя малышами (рожденными в браке со Степаном) и с дочкой Степана – Августой. Ее дочка Настенька, ровесница Анны Дубравиной, уже не жила в Лосихе, уехала в Барнаул, где ей нравилось работать с детьми в детском садике. Катя не понимала, как теперь ей выживать с тремя подрастающими детками. На них нельзя еще было опереться.

Сестры поддерживали как могли друг друга, делить им теперь было нечего. О прошлом не поминали.

Кто старое помянет, тому глаз вон!

Жить было невыносимо тяжело. Первое – боль разлуки, страх за своих сыновей и мужей. А тут еще такая нагрузка. В деревне совсем не осталось трактористов. Новые трактора в колхоз уже не поступали. Снова лошадки начали использоваться во всех сельхозработах. Некоторые молодые женщины пошли на курсы трактористок. Обучал их там же, в деревне, Николай Павлович Берстенев, который на фронт уже не мог пойти, стар слишком, спина больная опять же, даже дома согнуться не дает. И решил он обучить женщин этой уж точно мужской профессии.

Вот так и жили. Все понимали, что на них в тылу ответственность не меньше, чем у их мужей и сыновей под огнем. В деревне хоть пули не свистят… Да и огороды у всех свои, картошки запасешь на зиму и уже нет голода. А надо ведь и для фронта выращивать продукцию.

Катя даже порадовалась, что их сына Афанасия назначили председателем колхоза «Путь к коммунизму». Думала, что хоть в какой-то степени ее семье будет легче пережить тяготы военного времени.

Борьба с голодом! Это не шутки. Люди готовы были делать все, что можно. На трудодни давалось все меньше пшеницы. Современному поколению будет даже непонятно, как можно сварить супчик из лебеды. А в деревне все умели это делать. У кого была корова, тот жил, не голодая. Но ведь женщине трудно даже сена заготовить для своей коровки. Поэтому были и такие семьи, где жили впроголодь. Тут надежда оставалась только на урожай со своего огорода.

Люди даже колоски после уборки пшеницы ходили на поля собирать.

Колоски оставались иногда на поле, в мирное время их склевывали птицы, а теперь людям это служило дополнительной пищей. Есть было нечего. Но попробуй пойти на поле и насобирать колосков. Если донесут в сельсовет или председателю колхоза, что кто-то собирал колоски, могли забрать из дома последнюю живность, могли даже в тюрьму посадить на несколько лет.

Поэтому люди даже по ночам по осенней стерне ходили полуобутые и наощупь искали на земле колоски. Иногда съедали пшеничку из колосков там же, на поле, чтобы если вдруг поймают на поле, то в карманах ничего нет. А желудок не проверишь! Часто народ уходил на поля далеко за деревню, за несколько километров, чтобы никто не увидел. У кого-то и обуви не было, приходилось ходить по жнивью босиком, так что ноги были в кровавых язвах.

Стоял прекрасный осенний денек, золотая осень. Еще не холодно, но солнце пригревает совсем слабо. Катя со своим старшеньким Васенькой в этот день решила сходить на дальние поля, за несколько километров от деревни, чтобы насобирать колосков. Дорога пустынна, идет бедная женщина задумавшись. Есть о чем думать, о чем горевать, о чем мечтать… Васятка отстал на несколько шагов, они не торопятся.

Вдруг Катя уловила какой-то шум, ей показалось, что их догоняет машина. И, хотя мать с сыном еще не ограбили «закрома» Родины, не успели насобирать колосков, Катя так испугалась и резко рванула в сторону от дороги и закричала:

– Сынок! Отойди в сторону! Машина!

– Какая машина, мам!

Катя оглянулась – никакой машины нет!

– Вася, а шум? Я же его слышала!

Мальчик глянул на маму, он нашел причину шума, расхохотался ужасно! Он даже свалился на придорожную, еще не увядшую, травку и так смеялся. Это было заразительно, Катя тоже расхохоталась… Она-то смеялась над тем, как сынишка смеялся… В конце концов она, вытирая слезы, все еще смеясь, спросила сына:

– А шум?

– Так это, мам, мои брезентовые брюки так громко шуршат. Когда я делаю маленький шаг, штанина об штанину задевает почти бесшумно. А тут я решил прибавить ходу, и брезент начал издавать звуки, как скрежет металла… Вот это штаны ты мне сшила!!

И они снова принялись хохотать!

Да уж… и смешно, и грустно! Голь на выдумку хитра! Нашла Катя куски брезента, которые до войны лежали на чердаке, и нашила штанов детям. Тепло хотя бы! Но тайно в таких штанах никуда не проберешься!

Пришли наши путешественники на самое дальнее от деревни поле, насобирали колосков, сложили их в мешочек и затемно пошли домой. Эта работа была настолько важна, от колосков зависела порой сама жизнь. Хлеб из колосков пекли с добавлением травы. Все, что не ядовито, то автоматически считается уже съедобным.

Было уже довольно поздно, в деревне в такой час все находятся дома, и чужие люди тем более здесь не должны быть. Потихоньку Катя с сыном, даже не переговариваясь, как шпионы крались к своему дому. Вдруг рядом с их калиткой к ним навстречу резко вышли из темноты двое мужчин.

– Стойте! Покажите, что в руках!

Один из мужчин выхватил из рук Кати мешочек, в котором было граммов 400 пшеницы, которую они уже отшелушили от колосьев. Легко двум здоровым мужчинам справляться со слабой женщиной, которая целый день с ребенком ходила по полю, собирая зерна пшенички, чтобы накормить своих детей. Привели Катю с сыном в сельский Совет, сходили за председателем, чтобы оформить воровство государственной собственности.

Оказалось это были люди незнакомые, из района. Их работа была на том и построена, чтобы не допускать сбора колосков на полях. Видно, опыт у этих молодчиков уже был богатый: вычислили, что люди шли с поля. Акт был составлен. Пшеница конфискована. И виновников отпустили домой.

Катерина Ивановна даже не могла представить, что это вызовет такой резонанс. А как же! Мать председателя колхоза и ворует на полях пшеницу! На следующий день утречком прибежал Афанасий Степанович – председатель колхоза и коротко сказал:

– Чтобы тебя, мама, не посадили в тюрьму, сегодня же сама, добровольно отведи свою корову Малышку на колхозную ферму! Если ты этого не сделаешь, посадить могут и тебя, и меня. А как вся семья без нас останется, они тогда совсем будут без защиты. Помрут с голоду…

Катя без чувств упала на пол. Придя в себя, она увидела Афанасия, стоящего перед ней на коленях. Она попыталась подняться, но сил не было.

– Мама, я тебя прошу, сделай так, как я сказал. Только так мы можем спасти свою семью. Закон войны не пощадит никого… – И ушел.

Какими словами описать то, Катя подоила последний раз свою Малышку, обвязала веревкой ее рога и повела на скотный двор. Корова упиралась, она не понимала, куда ее могут вести в этот период, когда уже и травы-то не было.

Слезы душили женщину, у которой дома было четверо детей, а ее муж-защитник Степанушка, ее любимый муж, с сыном были на фронте. И он не мог ей сейчас помочь.

Ее успокаивало лишь одно. У Ульяны еще была корова, и они поделятся, не дадут семьям голодать. Да и от Малышки осталась телочка, она уже на следующее лето может огуляться и меньше чем через пару лет у нее снова будет коровка. Но как выжить до своего молочка еще полтора года?!

Ее муж Степан Васильевич с Максимом служили в одной дивизии и даже были в одном экипаже.

Катя получила от них два письма всего, и вот уже месяц они молчали. Она понимала, что причин может быть только две: письмо в пути и она его получит, и – она никогда больше не получит письма от своих родных мужчин, но почтальон ее найдет с чужим конвертом, в котором горе. Во второй вариант она старалась не вникать, и отталкивала от себя эти мысли.

Бои шли под Москвой, шел самый страшный декабрь, когда решалась судьба всего советского народа.