Читать книгу Птаха - Евгения Мулева - Страница 4

Я проваливался в чужой диван в чужой квартире, и темнота танцевала, меняла очертания вещей. Я ненавидел это чувство с самого детства, оно приходило нежданно, перед сном. Мои руки разбухали, как картонные коробки под водой, между пальцами зудело, сами пальцы тяжелели, готовы схлопнуть мир. Главное тут не за что держаться: предметы тоже могут вырасти и разорвать сухожилия между большим и указательным. Главное не закрывать глаза, не утыкаться носом в подушку, где тепло и сонно.

Надо считать. Один.

Если долго-долго сидеть на одном месте, так что бы молча без дела, без движения, то, знаете, цветы на обоях начнут двигаться, тени станут жирней и гуще, а другую комнату непременно заполнят демоны. Эти глупости я давно выучил. Не сиди, двигайся, смотри в окна, на экраны смотри, там спасение, там другие миры быстрые, сорные.

Я хотел было свернуть вкладку, но отчего-то не смог. В голове гудело. Свернуть хотелось… Хотелось… Выйти из этой комнаты, из квартиры и города, в котором меня так бестолково заперли ни люди, ни боги – эпидемия. Хотя и люди. Люди тоже. У въездов в город дежурят машины с мигалками: без пропуска хер тебе, а не домой. Дома сейчас холодно. Мама присыла фотки снега, я тоже кидал в ответ. Почему в апреле в южном городе, когда всё уже расцвело: и тюльпаны, и вишни, вдруг снег? Из чата прилетают синие, красные, хлюпкие капельки-уведомления. Я схожу с ума медленно, а может уже сошёл. Люди теперь просто слова. Я теперь только слово, преломленное паршивым сигналом. Мобильный интернет здесь почти не ловит. Вайфая у бабки Влада не было. У бабки Влада три телевизора, толстенных, ламповые. Целых три, и три не работают.

Я рухнул на диван. Диван разложен и не собирается. Я рухнул и под поясницей, где соединяются две половинки дивана, жесткая впадина, хрустнуло, чавкнуло. Но это диван. Спина моя ноет и хочет домой. Я пробовал спать на полу, но в квартире ко всему прочему холодно – всюду дует и сквозит.

Я не могу работать, но чем ещё тут заниматься?

Я снова сел. Подтянул к себе макбук. Какая глупость макбук в этом музее советских ковров! Нужно закончить, но я не закончу. Не сегодня.

Люди боятся безумия, будто им можно заразиться, как гриппом. Нет. Я надумал. Я не безумен. Я знаю. Нет. Не безумен. Мне просто страшно, мне одиноко в чужом городе, в чужой квартире, на чужом диване. За стенкой сериал, который я смотрел, который все смотрели. Слышно. Громко. Звуки ползут прямо из розетки. Я не сразу сообразил, что её можно чем-нибудь заткнуть. Можно – хорошая новость. Плохая – не сильно то помогает. Контекстная реклама в инстаграме1 посоветовала сервис психотерапии. Я бы и сам мог его кому-нибудь посоветовать. Некому.

Когда все только завертелось, я, кажется, был пьян, читал статью и думал, что именно мне так не нравится в авторе то ли снобство, то ли переизбыток страдательного залога, будто он сам заложил себя этими нескончаемыми абзацами. Посмеялся чуть-чуть, вышел из номера. В Домбае снег, всё белое-белое – настоящее. Дома-то и зимы почти не было, какое-то нескончаемое сопливое варево: наметёт и растает, дороги мокрые, кругом болото. Был парк, а стало… Хоть в марте зимой подышу. Я нацепил шапку и бесполезные лыжные перчатки и, помню, да, нога ныла, походкой старика отправился к канаткам. Мне было хорошо. Мне давно так не было. Я выпал из жизни в начале октября. Сука. В жопу аварию. Всё мусолю её с какой-то садисткой радостью. На хер. Из Домбая я выехал двенадцатого, в четверг. Каникулы, чтоб их, всеобщие объявили тридцатого. Я уже обвыкся в бабушкиной квартире, все местные красоты осмотрел. Остался Тамбукан и шкафы. «Ну, ещё дня три, может, пять и домой», – думал я. «Масочку надевайте», – сказали в магните. Я надел и оп.

Вместо работы я открыл файл с ролевой. Точнее с тем, что должно было стать постами к моей новой текстовой ролевой, если бы меня не унесло, а меня унесло.

В далеком северном царстве у самого края земли стоит непреступная крепость, ревёт ледяной океан. И ходят по крепости бури, одетые в пёстрые платья, а правит над ними ведунья и очи её изумрудны, а косы до самой земли; и носит она оперение изменчивой северной птицы, и шепчет она заклинанья и слушает небо её.

По крепкой восточной дороге неслись белогривые кони: семь всадников – князя дружина да юркий заморский певец. Отец провожал нас в дорогу, отец подыскал мне невесту. Скакали без устали кони, три ночи в пути и три дня.

Я открыл и закрыл. Это я точно никому не скину. Надо считать. Один. Мне кажется, я не пишу, а тупо схожу с ума. Тот мир видится мне живее этого.

Нужно включить лампу и хоть немного поработать. Я встал. В спине хрустнуло. Теперь точно в спине. Нога ныла. Я потянулся к выключателю. Я не успел понять нажал я или нет.

Бахнуло. В квартире отключился свет.