Читать книгу Чистильщик - Эйке Шнайдер - Страница 4

Эрик хотел было спросить, что это значит, и что за странное чудище это было, и почему они все так уверены – ведь если все, кто не удерживал плетение под черным небом однозначно мертвы, то кто мог об этом рассказать – и много что еще, но тут Альмод выпрямился, чуть склонив на бок голову, словно к чему-то прислушиваясь, а рядом так же замерла Ингрид. Эрик и сам успел – не услышать, почувствовать – что-то странное, словно трещала сама ткань бытия, прежде, чем его толкнули, сбивая с ног. Он отлетел на добрых два ярда, удар о землю вышиб из легких воздух, в голове зазвенело. Откуда-то, словно издалека донесся крик, прорвался сквозь звон в ушах. Эрик вскочил – рядом корчился и кричал Фроди, а на спине у него расползалось…

Это походило на пчелиный рой, или на муравейник, или на термитов про которых писали путешественники, только у этих – штук? существ? – не было ни голов, ни ног, ни чего-то вовсе похожего на органы. Словно какой-то шутник просунул в дыру мира устье огромного мешка, заполненного каплями и бусинами дымчатого стекла и начал высыпать, предварительно швырнув пару пригоршней на человека.

И там, где они коснулись тела, рассыпалась трухой одежда, исчезала плоть.

Альмод, не касаясь, отшвырнул Фроди в сторону, переворачивая на живот, пустил с ладони поток слепяще-желтого огня. Эрика едва не вывернуло от запаха паленого мяса, а крик стал еще громче и отчаяннее. Пламя исчезло. Фроди вскинулся на четвереньки, снова распластался по земле, не переставая кричать. Альмонд яростно выругался и в начатом плетении Эрик узнал свое. Только у него получалось через два раза на третий, а чистильщик работал быстро и уверенно. Но зачем?

– Я не удержу одна! – крикнула Ингрид.

Эрик оглянулся.

Капли, или насекомые, или чем там на самом деле были тусветные твари все сыпались и сыпались, но не отскакивали от земли, а будто прилипали к ней, раскатываясь в сторону, и там, где была трава уже не осталось ничего даже похожего на зелень. Но разглядеть получше Эрик не мог, потому что Ингрид плела барьер, и они уже не катились, а собирались сперва горкой, потом – словно наполняя огромный невидимый стакан.

– Что делать? – спросил он.

– Жги!

Пламя бессильно скользнуло и рассыпалось.

– Горячей!

Эрик прокусил губу до крови. Внутри столба, очерченного Ингрид, полыхнуло желто-белым.

– Так?

– Да. Теперь держи!

Он кивнул, понимая, что надолго его не хватит. Дар даром, способности способностями, но ничто не дается просто так.

Ингрид шмыгнула носом, втягивая красную каплю.

– Альмод! Все ляжем!

– Все.

Чистильщик выпрямился, шагнул ближе – и Эрик снова узнал свое плетение. Только теперь это походило на мельчайшее сито, подставленное как раз под «устьем», из которого все сыпались и сыпались твари.

– Ингрид, можешь отпускать.

– Но…

– Подхвачу, если что. Мне любопытно, – он улыбнулся. Эрик не раз видел подобное выражение лица у профессоров, собиравшихся показать школярам интересный эксперимент.

– Нашел время, твою мать!

Он снова ухмыльнулся:

– Практика – критерий истины. Как еще проверить? Отпускай. Эрик, ты тоже.

Пламя погасло. Столб дохлых тварей осыпался со стеклянным звоном. Ничего не произошло. Только падали и осыпались новые капли, ведя себя как совершенно обычная стеклянная крошка.

– Охренеть, – выдохнула Ингрид, оседая наземь.

– Ага, – согласился Альмод. – Вот тебе и нет практического применения.

– Так они в самом деле живые? – поинтересовался Эрик.

Ни за что бы не поверил. Но плетение действовало на эти… штуки? тварей? – как на любое живое существо: когда распад берет верх над созиданием, приходит смерть.

– Не просто живые. Разумные. Если дать им этот разум проявить.

Ингрид передернулась.

– Не накаркай.

– Не в этот раз точно, – пожал плечами Альмод. – Эрик, подхватишь? Твое плетение, в конце концов.

Эрик кивнул, сосредоточился. Хоть бы с первого раза получилось, еще не хватало опозориться перед этими.

– Да ладно? – удивилась Ингрид.

Альмод кивнул.

– Любимчик Лейва, значит… – протянула она.

– Хватит! – не выдержал Эрик. – Я не виноват, что у меня есть мозги!

Плетение, конечно же, сорвалось. Он ругнулся, начал сначала.

– Иди, присмотри за Фроди, – сказал Альмод. – Мы вдвоем разберемся.

Твари сыпались. И сыпались.

– Как долго это длится обычно? – спросил Эрик.

– По-разному. Когда пару минут. Когда час. Однажды – сутки, и мы уже думали, что не удержим.

– А как узнать?

– Никак, – Альмод помолчал. – Держать это куда проще, чем огонь. Знать бы раньше…

Он дернул щекой, словно вспомнив что-то неприятное. Эрик любопытствовать не стал, так и молчали, пока что-то неуловимое в мироздании снова не изменилось и поток не иссяк.

Альмод удовлетворенно кивнул.

– Ингрид, давай к старосте. Кроме платы пусть выделит избу и пришлет кого-нибудь с носилками.

Эрик только сейчас заметил дома примерно в полулиге отсюда. Надо же… Впрочем, он слышал, что прорывы всегда бывают недалеко от жилых мест. Словно тварям мало было силы самого мира, подавай силу разумных.

Девушка помедлила…

– Нас не должны были звать, пока не привели четвертого.

– Да. Узнаю, кто пророчил – голову откручу.

– Если не случайная ошибка.

– Это я тоже узнаю. Иди, сейчас все равно ничего не исправить.

Девушка, кивнув, направилась к деревне.

– А ты давай сюда, кое-что покажу.

Альмод снова опустился рядом с Фроди, Эрик присел рядом. Оказывается, тот был не только жив, но и в сознании. Процедил сквозь стиснутые зубы.

– Подопытную крыску нашел?

– А как же.

На то, что осталось от спины, смотреть было жутко – алое, сочащееся сукровицей, месиво, темно-багровые струпья.

– Вот здесь и здесь, – показал Альмод. – Не успел сжечь, оно ушло в ткани.

– Оно?

– Тварь. Оно. Попадая в живое, оно начинает делиться. Примерно раз в полминуты.

Через минуту – четыре, прикинул Эрик. Через пять – больше тысячи.

– …естественно, выжирая все, чего касается. – Альмод помолчал, явно подбирая слова. – На самом деле не столько выжирая, сколько высасывая, тварям нужна не плоть, а жизнь. Но, по большому счету, разница интересна только ученым ордена, там, в столице.

– А если ограничить, как… – Эрик мотнул головой в сторону груды безжизненных тварей. – И вытащить?

Неминуемо прихватив окружающие тварь ткани и оставив рваные раны. Но если альтернатива – дать сожрать человека заживо… Кстати, почему тогда Фроди до сих пор жив?

– Да, обычно так и делают, если успевают.

Полминуты – это много. Обычно. А когда твари сыплются с неба? Или – Эрик слыхал и о таком – вырываются из земли чудовищным ключом? Он поежился: одно дело слышать от чистильщика «могу отправиться к Творцу в любой момент», другое – осознать, как именно это произойдет, и не с почти незнакомым человеком, а, когда-нибудь с ними самим.

А сколько вообще живут чистильщики? И почему Фроди не сожрали, прошло – навскидку – куда больше четверти часа.

– Но этого почти всегда недостаточно. – продолжал Альмод. – Потому что омертвение, которое вызывают твари, от этого замедляется, но не останавливается. Оно вообще не останавливается, никаким плетением – или мы пока просто не знаем, как это остановить.

Эрик перевел взгляд с искаженного болью лица Фроди на спокойное – Альмода. Что надо иметь – или чего не иметь – в душе, чтобы при еще живом человеке подробно и хладнокровно рассказывать, как тот будет умирать?

– Иссечь в пределах здоровых тканей тоже не помогает? – спросил он.

Это урок. Просто урок. Как в университете. И если Фроди не кричит от страха, то ему уж точно нельзя.

– Когда есть возможность. Но она не всегда есть.

И в самом деле, грудную клетку не вскрыть, в мозг не залезть, и это только то, что приходит на ум в первую очередь.

– Уна продержалась неделю, – сказал Фроди. – выхаркала легкое, пока омертвение не дошло до сердца.

Альмод словно не услышал.

– … как вот здесь, смотри.

Эрик мысленно присвистнул. Отверстие уходило между двух ребер прямиком в печень. Конечно, любой целитель остановит кровотечение, не дав умереть на месте – как это, похоже, сделал Альмод. Но… Как ни старался, он не мог увидеть ничего необратимого. Да, небольшая зона омертвения вдоль раневого канала, но если не допустить заражения заживет даже без помощи целителя, а если помочь – дня через три на ноги встанет.

Иссечь в пределах здоровых тканей. Точнее, выжечь… высушить? Эрик пока сам не мог подобрать точного слова. Словом, уничтожить окончательно, чтобы омертвение перестало распространяться. А до того – не остановить тварь грубой силой, а просто лишить жизни, или того подобия его, что в ней было, и извлечь спокойно и не торопясь, как любое инородное тело. Что, похоже, и проделал командир. Но…

– Невозможно плести с такой точностью!

– Возможно, как видишь. – Альмод ухмыльнулся. – Очень удачно я попал на твою защиту.

Эрик выпрямился. Где-то внутри черным клубком свернулась зависть: это была его идея, его шедевр, а какой-то чистильщик просто взял, и… И довел его до ума, действуя с такой легкостью, словно работал с этим плетением не первый год.

Альмод поднял с травы бусину мертвой твари, покрытую густеющей кровью, вложил в руку Фроди.

– Держи на память. Оправишь в серебро – красивая штука выйдет.

– Дороговата безделушка получилась, – хмыкнул тот. Сжал кулак. – Если бы ты знал это плетение две недели назад, Уна была бы жива.

– Да. Но я его не знал.

– Ты собирался стать целителем, – догадался Эрик. – Но ведь профессор Лейв…

– Я очень удивился, обнаружив, что он переключился на практиков. С другой стороны – ученику так проще пристроиться. Живешь в доме какого-нибудь благородного, лечишь его матушке мигрени а батюшке – подагру, самому варишь самогон, от которого не бывает похмелья, попутно наставляешь рога, и в ус не дуешь. Не забывай только десятину университету платить.

Эрик невольно усмехнулся. Да, для кого-то идеальная жизнь.

– Но в мое время он натаскивал целителей, – сказал Альмод.

Он достал нож, начал срезать с Фроди остатки рубахи.

– Чего стоишь столбом? Если силы есть – займись, только не увлекайся, за раз мы это и вдвоем не затянем.

Сил после всего происшедшего оставалось не так уж много, но Эрик опустился на колени рядом. И замер, заметив грубый шрам кольцом вокруг шеи Фроди. Перевел взгляд на запястье, с которого как раз сполз рукав. Растерянно посмотрел на Альмода. Тот продолжал свое дело, как ни в чем не бывало и если и заметил заминку, никак не дал это понять. И то правда – едва ли командир не знал, что под его началом ходит беглый каторжник.

Творец милосердный, куда он попал?

Эрик стиснул зубы. Как бы то ни было, сейчас перед ним ожоги второй-третьей степени на большой площади и две глубокие раны с повреждением внутренних органов, и только это имеет значение.

Изба, куда их пустили, оказалась просторной и чистой: беленая печь, яркие домотканые половики и даже кровать, застеленная лоскутным покрывалом. В доме, где рос Эрик, спали на лавках и если бы не проснувшийся дар, он никогда бы не узнал, что бывает по-другому. Что ж, несколько ночей на лавке – не вся жизнь, перетерпит как-нибудь, хотя вспоминать прошлую жизнь не хотелось. Впрочем, он и лиц родителей толком не помнил: так усердно старался забыть.

Хозяева вместе с детьми перебрались к родичам, оставив дом в распоряжение чистильщиков, так что никто не мельтешил вокруг, мешая располагаться. Единственную кровать отдали Фроди, сами растянулись на лавках: хотя до вечера было еще далеко, устали все. Эрик прикрыл глаза, кажется, лишь на миг, а когда открыл снова, солнце в окне почти ушло за крыши, а в избе одуряюще пахло вареной курицей. Он только сейчас сообразил, насколько голоден: перед защитой толком не поел, слишком волновался, а потом день понесся взбесившейся лошадью и стало вообще не до того.

– Садись, – улыбнулась Ингрид, водружая на стол чугунок, в котором обнаружился густой кулеш с просом.

Альмод наполнил миску первым, но вместо того, чтобы начать есть, отошел к кровати. Тронул раненого за запястье:

– Будешь?

Тот вскинулся, просыпаясь, охнул – резкое движение явно разбередило не долеченную спину. Кивнул.

Альмод опустился прямо на пол, пристроив миску на поднятое колено, взялся за ложку.

– Сам, – сказал Фроди, неловко сдвигаясь к краю постели. – Еще не хватало.

– Сам, так сам, – не стал спорить командир.

Уходить, впрочем, не стал, так и держал миску, пока Фроди не вернул ложку.

За столом молчали. Альмод ел быстро и равнодушно, как будто ему было совершенно все равно, что класть в рот. Ингрид поглядывала на него встревоженно, но ничего не спрашивала. Эрик и подавно помалкивал. Доев, поднялся из-за стола, оставив на нем грязную посуду, как привык: в университете слуг хватает. Шагнул было к двери, зачем сидеть в четырех стенах, когда на лице самая настоящая весна? Он успел за зиму соскучиться по зеленой траве и яркому солнцу. Но странно, что купцы не ходят так из конца в конец мира. Да, опасно, но вряд ли опасней чем там, где спят в доспехах, не выпуская из рук оружия.

– Посуду помой, – окликнула его Ингрид.

Эрик обернулся. Девушка двинула по столу стопку сложенных друг в друга мисок. – Бочка с водой в сенях, шайка там тоже есть, нагреешь как-нибудь сам.

– Я? – изумился он. – Но…

Он хотел сказать, что никогда такого не делал. Видел в детстве, но когда то было.

– А кто еще? Мы с Альмодом готовили, значит, тебе мыть. Не Фроди же.

Эрик сильно сомневался, что Альмод снизошел до готовки. А вот в том, что на новичков всегда сваливают самую грязную и неприятную работу был почти уверен.

– Заплатить какой-нибудь девке, за медяк вымоет.

– И где ты, интересно, будешь искать девок посреди леса в паре дней пути от жилья?

– Я могу помыть, – фыркнул Фроди, не поворачивая к ним головы. – Если башковитый мальчик боится испачкать ручки. Только надо, чтобы меня кто-нибудь подержал.

– Да уж, ты-то явно их не боишься испачкать, – вспыхнул Эрик. – Наверняка в крови по локоть.

Фроди расхохотался:

– Ага, по плечи. В крови таких же башковитых сопляков. – Он повернул голову, зыркнул жуткими черными глазами. – И знаешь, не жалею.

– Хватит! – рявкнула Ингрид. Повернулась к Эрику. – Ты совсем дурак, или прикидываешься, что ничего не понял?

– Что я должен был понять?

– Да то, что…

– Ингрид! – рыкнул Фроди. – Не надо.

– Но…

– Нет, я сказал!

– Что я должен был понять? – повторил Эрик.

Оглядел остальных. Альмод наблюдал с непроницаемым лицом. Ингрид явно злилась. Фроди снова отвернулся, только пальцы комкали угол подушки.

– Что я должен был понять кроме того, что меня пытались оскорбить?

– Значит, дурак, – заключила Ингрид.

Эрик схватил миски и вылетел из комнаты.

В сенях едва заметно пахло хлевом: как и везде в деревнях зимой сюда пускали скотину, и сколько ни стели соломы, сколько ни намывай, ни скобли доски, запах въедался намертво. По стенам были развешаны серпы, косы, упряжь. Бочка с водой стояла у стены, над ней висел ковш, рядом на грубой табуретке стояла шайка. Эрик с размаху ливанул туда воды, та выплеснулась, обожгла холодом сквозь рубашку. Он выругался, вслух, длинно и грязно: услышь такое кто из профессоров, по головке бы не погладили. Но профессора были далеко, а он – здесь, среди странных и страшных людей, и никуда теперь от них не деться. И эта, Ингрид, такая же, а ведь поначалу ему показалось, что на одна из всех смотрит на него если не доброжелательно, то хотя бы непредвзято. Про остальных и говорить нечего.

Он снова выругался: мокрая одежда противно липла к телу. Подогрел плетением воду до более-менее приемлемой температуры, бухнул в таз посуду. Только сейчас он обратил внимание, что миски не из глины или дерева, чего бы стоило ожидать от деревенского дома, а оловянные, тонкостенные, с чеканкой по краям. Впрочем, отмывать жирную посуду, наверное, одинаково противно, из чего бы она ни была сделана. Все же он кое-как справился.