Читать книгу Россия и Молдова: между наследием прошлого и горизонтами будущего - Ф. М. Мухаметшин - Страница 4

Изначально следует обратить внимание на планомерную работу румынского государственного аппарата, направленную на идеологическое воздействие на население Бессарабии не только в прошлом, но и в настоящем.

Как уже отмечалось, румынская идеология со времени создания Румынского государства рассматривала бессарабские земли, а позже и Приднестровье как свои этнические территории, пытаясь в разное время вовлечь их в сферу своих этнополитических интересов.

Показателен пример, когда, после становления собственных государственных институтов на рубеже XIX и ХХ вв., в 1903 г. румынские спецслужбы осуществили попытку распространения панрумынской идеологии среди молдавского студенчества российских университетов (кстати, это была не единственная попытка).

Раскачивание лодки регионализма с проявлениями молдавского и румынского национализма продолжается в период первой русской революции. Именно в это время формируется Молдавское общество по распространению национальной культуры. Под его влиянием в начальной школе начинается преподавание родного языка. Позже в Кишиневе оформилась молдавская национально-демократическая группа, в которой под руководством И.Г. Пеливана был объединен ряд радикально настроенных интеллигентов-разночинцев (И.Г. Резеняну, Э.Г. Гаврилица, Н.П. Бивол, А.И. Оату и др.). Уже тогда члены этого движения испытывают влияние румынской идеологии, в том числе через эмиссаров из Румынии. Так, с названным движением начинает активное сотрудничество бессарабский эмигрант в Румынии К. Стере, приступивший к выпуску газеты «Бессарабия», вокруг которой формируется Молдавская национально-демократическая партия.

В период первой русской революции, как, собственно, и почти спустя век – в начале 90-х гг., в крае происходит борение молдавской и румынской идеологий. Тогда часть прорумынски ориентированной интеллигенции отошла к К. Стере, в то время как промолдавское направление сгруппировалось вокруг редакции газеты «Молдовянул» и «Молдавского общества Бессарабии», возглавляемого Павлом Дическу[16].

По справедливому мнению ряда исследователей, в Бессарабии уже перед Первой мировой войной назревал кризис официальной политики с ее антисемитскими проявлениями, транслируемой, в основном в городской среде, без учета региональной замкнутости молдавского населения, в основном проживающего в сельской местности[17], в то время как в местечках и городах проживало смешанное население, превалировал еврейско-русский состав жителей, с частью обрусевшего за XIX столетие молдавского дворянства. Молдавское население, равно как и компактно проживающие на юге республики болгары и гагаузы, большей частью селилось в сельской местности. Подобная картина долгое время сохранялась и в Советской Молдавии.

Перед Первой мировой войной в Бессарабии наблюдается активный рост национального самосознания титульной нации, проявившийся в формировании нового социального слоя – молдавской интеллигенции, которая начинает вырабатывать и продвигать национальные требования.

Дальнейшие события усиливают распространение румынской идеи в регионе. Речь идет о включении Бессарабии в состав Румынского государства в 1918 г.

27 марта 1918 г., около ста лет назад, Бессарабия была присоединена к Румынии. В конце марта 1918 г. представительным органом Молдавской Демократической Республики (Сфатул Цэрий)[18] была принята декларация о присоединении Бессарабии к Румынии. Сфатул Цэрий проголосовал за объединение только после «персональной обработки» румынскими властями членов этого органа[19]. Бессарабия стала частью Румынии как автономия. Минимальное самоуправление автономным регионом возлагалось на региональный парламент (Сфатул Цэрий), правительство (Совет генеральных директоров) и местные административные органы. Два представителя регионального парламента рекомендовались в качестве «министров без портфелей» в состав правительства в Бухаресте.

Однако обещания румынских властей просуществовали недолго. С мая 1918 г. стал ограничиваться автономный статус региона: была приостановлена работа парламента, губернатору – верховному комиссару, назначенному в Бухаресте, был переподчинен Совет генеральных директоров, продвигалась идея отказа от автономии. 26–27 ноября 1918 г. был «созван» Сфатул Цэрий и в отсутствие кворума «проголосовано» решение за аннулирование условий объединения Бессарабии с Румынией от 27 марта. Таким образом, Бессарабия потеряла статус автономного региона в составе Королевства Румынии. Сфатул Цэрий был распущен, и органы власти Бессарабии упразднены (правительство, губернское земство, городские думы, уездные и волостные администрации). Все перешло в прямое подчинение министерствам Румынии, в регионе стало действовать румынское законодательство. В 1933 г., с принятием новой Конституции Румынии, Королевство стало унитарным государством.

Все учебные заведения были переведены на румынский язык обучения, в органах государственной власти и местного самоуправления введен запрет на использование другого языка, кроме румынского. И главное – бессарабцы молдавского происхождения стали меньшинством. На последующие 22 года край погружается в систему тотальной румынизации, осуществляемой через школу, церковь, местную администрацию и полицию. Бессарабцы были лишены даже культурной и религиозной автономии.

Приход румынской администрации, учительства и духовенства из-за Прута был призван тотально изменить ментальность и собственную идентичность местного поликультурного населения путем распространения общерумынских ценностей.

Зачастую эта политика осуществлялась насильственными методами. В школах практиковалось наказание на горохе и кукурузе (провинившихся детей ставили в угол коленями на сухой горох), били по ладоням прутьями или большой линейкой. В общественных местах запрещалось использовать другой язык, кроме румынского[20]. У жителей Бессарабии, в том числе у молдаван края, сложился комплекс осознания себя как второсортного населения.

Жесткое навязывание ценностей румынской культуры встретило у населения Бессарабии отторжение и привело к самозамыканию. Одновременно было бы неправильно говорить о том, что два с лишним десятилетия распространения румынской идеологии и ценностей не дали своих результатов. И сегодня лица третьего возраста болгар и гагаузов, компактно проживающих на юге Республики Молдова, в украинском Буджаке, украинцев Северной Буковины, других представителей национальных меньшинств, школьный возраст которых пришелся на межвоенный период, владеют румынским языком, который им «вбили» в ходе обучения. Как метко отметил П.М. Шорников, «поскольку статус национальных меньшинств как этносов, лишь “терпимых” румынами, изначально определялся положением о “румынском пространстве”, Румыния превратилась в едва ли не единственное в Европе государство, проводящее эффективную политику ассимиляции»[21].

Разным представителям румынской армии, политики и культуры ХХ в. приписывается фраза «Хотим Бессарабию без бессарабцев». Иными словами, можно сказать, что речь идет о неугодном населении, «отравленном» русскокультурностью. Это вполне объясняется спецификой румынской идеи, которая описана выше.

Отличие румынской политики от политики России и позже СССР относительно полиэтничного населения Бессарабии заключается в попытке расселения румынского компонента на «своих» этнических землях и очищения территорий (расселение на территории Бессарабии свыше 100 тыс. выходцев из Старого королевство в межвоенный период), которые они считали своими, от национальных меньшинств. Достаточно наглядно это продемонстрировала этническая политика И. Антонеску, который деятельно взялся за уничтожение и жесткую эксплуатацию еврейского и цыганского населения Бессарабии, Буковины, Транснистрии (Левобережного Поднестровья) и Одесской области[22]. При этом в Республике Молдова есть историки, обеляющие роль Антонеску в фашистских акциях (А. Петренку[23], Ю. Фрунташу[24], П. Морару[25] и др.). Аналогичную позицию порой занимают и отдельные действующие политики[26].

Парадоксально, но стремление избавиться от национальных меньшинств сохраняется в этнической политике Румынии и в послевоенный период, в годы социалистического созидания. Это проявляется в активизации переселенческой политики внутри страны, направленной на смещение немецко-венгерского населения, до этого составлявшего основную массу жителей городов, румынским населением из сел. Особенно показательно это в Трансильвании. В 1948 г. венгры и немцы составляли 48 % населения трансильванских городов. Поначалу были подорваны национализацией экономические позиции венгерского городского среднего класса, затем в города хлынул поток сельских переселенцев, большинство из которых были румынами. В результате за короткий срок изменился этнический облик городов целого региона страны. Если в 1948 г. в городах Румынии проживало 23 % румын, то к концу 1960-х гг. они насчитывали уже 40 %[27].

Еще одной особенностью зачистки отдельных категорий национальных меньшинств в Румынии была откровенная торговля со стороны румынского правительства немецким и еврейским населением, представители которого выпускались из страны за установленную плату, согласованную с принимающим государством (Германией и Израилем)[28].

За репатриацию обычного немца следовало уплатить 1800 марок, за квалифицированного рабочего – 2900, а за специалиста с высшим образованием – 11 000. В дальнейшем румынская сторона несколько раз пересматривала взимаемые суммы на немцев в сторону увеличения[29].

Румынская государственность может называться одной из самых молодых, едва успевших сформироваться пред Первой мировой войной. Ей необходима была национальная идея. Ею стала цель объединения восточнороманских народов в границах одной страны. В силу молодости румынской государственности ее национальная идея обладала агрессивностью, что получило благоприятную почву для развития в Румынии фашистского движения, набиравшего силу в Европе.

Но движение Сопротивления и, самое главное, победы Красной армии нарушили геополитические устремления Румынского государства. Однако идея Великой Румынии сохранилась и стала своего рода государственной долгосрочной стратегией (в виде мифа), на которой воспитывались целые поколения.

Проводя параллели с Республикой Молдова, следует отметить похожую политику, где под влиянием этнополитической обстановки и экономических реалий стал меняться состав городского населения. В городах практически не осталось лиц еврейской национальности (мы уже писали в другой работе, что евреи, тысячелетиями подвергавшиеся гонениям, обладают особым чутьем на стабильность и ко времени последней переписи в массовом порядке покинули республику[30]), значительно сократилось в Молдове русское население (в 1989 г. – 13,0 %, в 2004 г. – 5,9, в 2014 г. – 4,0 %), а так как оно проживало в основной своей массе в городах, соответственно сократилось число городских жителей русской национальности[31]. Зато в 2014 г., по сравнению с 2004 г., на 6,9 % выросла доля лиц, указавших в качестве родного языка румынский. Количество лиц, указавших молдавский язык в качестве родного, снизилось на 3,5 %. Также отмечено снижение на 1,6 % числа лиц, родными языками которых являются русский и украинский[32].

Сокращение численности русского населения республики объясняется объективными и субъективными причинами современного социально-политического и экономического состояния Республики Молдова. Достаточно вспомнить скандирование фраз «Русских за Днестр, евреев в Днестр!», «Чемодан, вокзал, Россия!», распространенное в радикальных митингующих кругах Кишинева и других городов Пруто-Днестровских районов Молдавии в начале 90-х гг.[33] Сюда же можно отнести этнические чистки в период премьерства М. Друка, этнополитический конфликт между двумя берегами Днестра в 1992 г., противостояние в Гагаузии. Все эти события накладывались на резкое снижение уровня жизни и буквально вынуждали людей искать лучшую долю за рубежом, прежде всего в России.

Уезжали искать лучшей доли не только русские. Но русские чаще не возвращались, да и родственные связи у них не столь развиты, как, например, у болгар, гагаузов, молдаван… Последние, уезжая на заработки или на ПМЖ, обычно оставляли свои городские квартиры родственникам, которые, не имея работы в сельской местности (в 90-е гг. после запуска государственной программы «Pământ» закрылись последние коллективные хозяйства), искали свое счастье в городе. Не будем также забывать о глубоких традициях непотизма, особенно распространенных в среде молдаван[34].

Таким образом, за годы независимости заметно изменился этнический облик городов по румынской схеме румынизации городского ландшафта страны. Бесспорно, в города мигрирует в основном молдавское население из сел, и это в основной своей массе молодежь, наиболее подверженная идеологическому воздействию. Кстати, увеличение носителей румынского самосознания, на которое указывают материалы последней переписи, наглядно демонстрируют динамику с 2004 г.

Как справедливо отмечают исследователи, «к моменту распада СССР Молдавия была единственной, за исключением республик Средней Азии, республикой с преимущественно сельским населением. Объясняется это низким стартовым уровнем, а темпы урбанизации в советское время были достаточно высоки. В 1950 г. горожан в Восточной Молдавии было 17 %, в 1970 г. – 32, в 1989 г. – 47 %. Кризис Советского Союза застал молдавскую нацию в самом разгаре драматичного и травмирующего процесса разрыва с сельской традицией и перемещения в города»[35].

Часто рассуждающие о политике румынизации Бессарабии в межвоенный период забывают о том, что речь идет о другом времени, и при анализе ситуации необходимо погружать себя в систему ценностей изучаемого времени. В межвоенный период, а тем более в годы румынофашистского режима в Бессарабии не существовало тех норм международного права, которые требуют сегодня соблюдения прав человека, нацменьшинств и т. п. Все это пришло значительно позже, и поэтому методы достижения поставленных целей были более примитивными и одновременно более жесткими.

Всплеском румынской идеи отдельные историки считают 1918 г., когда Румыния включила в свой состав Трансильванию, Бессарабию и Северную Буковину[36]. После этих событий, в межвоенный период, появляется целый ряд работ идеологов румынизма и унионизма: К. Рэдулеску-Мотру, А. Ксенопол, Н. Йорга. Между национализмом и фашизмом весьма тонкая грань. Неудивительно, что в благоприятных условиях фашизации Европы, в 30-е гг., идеология румынизма быстро попала под влияние коричневой чумы. Амбициозные идеи великой румынской нации не были обойдены вниманием мэтров науки и культуры с мировым именем, с румынскими корнями и крайними общественно-политическими взглядами того времени – М. Элиаде, Э. Чоран и др.[37]

В советской историографии образ Румынии было принято интерпретировать как второстепенное государство с национальными амбициями, которое обожглось на фашистской идее и стало на правильный путь социалистического строительства[38]. Одновременно внешнеполитический курс румынского государства представляет собой достаточно показательный пример принципиальности и позиционирования выработанной идеи румынизма и «Великой Румынии». Кстати, и в советский период Румыния подчеркивала «крамольную» мысль о своих геополитических интересах в отношении потерянных территорий (Бессарабии и Северной Буковины). Столь независимая позиция румынских властей, в частности Н. Чаушеску, способствовала дистанцированию ее отношений с СССР и Советской Молдавией.