Читать книгу Книга Герцогини - Фаина Гримберг - Страница 8

После дней и ночей с тобой

мне захотелось вдруг

брутальности, злости,

чтобы меня болезненно унизили,

чтобы мое нежное тело мяли руками –

когтистыми лапами;

чтобы меня осыпáли непристойной, грубой,

грязной бранью;

чтобы в мои губы впивались вонючей мужицкой

пастью…

И всё это давал мне тот, кого я прозвала

Ландскнехтом.

Он и был в начале своей подлинной жизни

ландскнехтом-пехотинцем,

но перестал им быть,

и оставался просто немецким мужиком,

раздобывшим в вихре грабежей

бодрого коня и рыцарские доспехи,

и отвоевавшим себе в жестокой смуте многолетних войн

жестокую свободу.

Мне нравилось падать стремглав

в забвение всего и вся

кроме его сурового лица, жестоких глаз,

бритой головы;

мощного тела мужика-солдата,

недавнего наемного воина…

Я угощала его тяжелыми блюдами,

которые готовила собственноручно.

Мне нравилось, как он раскидывал на столешнице

плотные волосатые руки

и жрал поросенка,

нафаршированного цельными орехами, чесноком

и апельсиновыми и лимонными дольками.

Он был вояка

по немецким землям пронесся с отрядом своих головорезов

как ливень буйный из грязи и камней.

Они ехали уверенно, оставляя за собой

мужиков, подыхающих от запихнутых в разинутые рты

комьев навоза,

затоптанных копытами мужицких младенцев,

изнасилованных баб и девок с разодранными ногами

и вспоротыми животами.

Только ничего мало-мальски ценного они не оставляли.

Это была сильная шайка

Мне нравилось, не знаю, кажется,

не то, как они поступали,

а то, что их поступки должны были вызывать возмущение

Потому мне нравилось…

Они всё сжигали.

А это красиво.

Однажды в детстве я видела, как загорелся верхний этаж

одного ветхого дома.

И огонь полетел вниз,

совсем как мотыльки настоящие,

только большие.

Это было красиво.

Пожары – это красиво –

когда огонь становится пламенем

Но чтобы доставлять мне наслаждение,

Ландскнехт должен был напрягать все свои силы в жестокости

А силы его убывали

И вдруг он сказал, что он выше меня по происхождению

Зачем он сказал, не знаю

Но я с огромной, захлестнувшей меня радостью

дала ему размашистую пощечину!

И страшно насладилась чувством страха от его злого лица

И побежала и захлопнула дверь

И он сломал дверь кулаками…

И такого роскошного страшного совокупления

никогда в жизни моей не было!..

Но вот на следующий день он попросил прощения

и сказал, что любит меня безумно

А мне это говорили тысячу скучных раз!

И ночью он был совсем обыкновенным

Таких у меня много бывало,

я даже запретила себе думать о таких…

И все равно он бы мне надоел,

даже если бы его силы оставались при нем…

Я приказала слугам не пускать его во дворец

Но как меня раздражали эти мелочные мысли,

охватившие меня:

вдруг он нападет на мой дворец, на меня;

вдруг его головорезы захотят мстить,

если он исчезнет…

Я раздражаюсь, когда жизнь вдруг хочет удушить меня

своими гадкими мелочами;

утопить, как в глухом болоте…

Надо было приказать жестокое и окончательное

Но убийство такого как он, разве это жестокость?..

И вот он пропал.

Я знала, что его никогда не найдут.

Потому что на моей стороне было море,

и зависимые от меня храбрецы,

отлично владеющие простонародными ножами

лодочники…

А во главе его головорезов встал давний его соперник,

вовсе не обладавший его властностью.

И вскоре шайку рассеяли,

почти всех перебили,

оставшиеся разбежались…

И теперь, то есть сегодня,

я выставила вон из поварни повара Леоне,

кухарку и судомойку

В буфетной комнате жар от камина

Я осталась совсем одна

Волосы я завязала на затылке зеленой лентой

Я варю густое варенье из лесной земляники,

снимаю пенки деревянной ложкой…

Готово!..

Я прикрываю маленький горшок плотной бумагой,

смоченной сладким вином,

и ставлю на деревянную полку,

накрытую белой полотняной салфеткой,

вышитой красными шелковыми нитками…

В спальне буду одна,

распахну окно,

впущу солнце,

закрою глаза

И перед моими закрытыми глазами

пролетит мгновенной птицей

твой кроткий взгляд из-под черных кудрей…

Я послала за тобой и знаю,

ты придешь незамедлительно…

Я сижу на постели,

поджав под себя ноги,

раскрыв «Поэтику» Аристотеля,

и в нетерпении представляю себе твой голос,

твои руки, протянутые ко мне,

всего тебя!..