Читать книгу Отель «Синяя Птица» - Федот Атрепьев - Страница 4
Гора
ОглавлениеИван оказался на горе в состоянии задумчивой растерянности.
Сначала он подумал, что идти в отель нет смысла, так как поужинать можно в любое время, об этом его предупредили дважды Козинаки и Адель. «Вы можете совершено не беспокоится, гуляйте, принимайте солнечные ванны, водные процедуры, а также воздушные. А, как проголодаетесь, вуаля, кушать подано». Особенно запомнились последние три слова, эдакая смесь французского и русского. Есть не хотелось, воду он взял в холодильнике, что стоял при выходе с пляжа.
Пляж перетекал в сеть тропинок, те, в свою очередь, впадали в полудикий газон, а он – в брусчатые дорожки, курсировавшие между кустами роз и других неизвестных Ивану цветов, пальм и южных хвойных деревьев, все мягко заканчивалось оазисом, в котором утопал отель.
Сделав несколько глотков прохладной пресной воды и облив ею лицо, он зашагал вдоль моря по тропинке, ведущей в гору, не высокую, но очень живописную. С одной стороны скалистая ее часть уходила в море, попирая его, преграждая ему путь дальше. Волны в свою очередь не сдавались, бились бесконечно о камень, точа его, и кое-где достигли небольших результатов, но до победы еще было далеко. С другой стороны лесная борода простиралась ввысь, к другим горам. Прекрасное сочетание. Борьба и покой.
Иван шел быстро и через пять минут оказался на поляне когда-то культурно-обустроенной, но сейчас заросшей, будто садовник забыл про нее и не посещал ее несколько месяцев, а может, и пару лет.
Иван огляделся, поляна – почти правильный четырехугольник, одна сторона, по левую руку, смотрит на морской обрыв, прямо встали скалы, и тропа меж скал убегала к вершине, по правую руку, полулес, полон сказок и чудес, с пеньем птиц и с запахом цветастых кустов. За спиной остался отель, утопающий в роскошной зелени и море, облизывающее пляж.
«Вот это виды, завтра приду с фотоаппаратом, все надо запечатлеть», – решил Иван и сделал несколько шагов к обрыву. Травяной ковер спутывал ноги, предлагая лечь на него. Иван, повинуясь, рухнул на колени и плашмя упал в душистую траву. Перевернулся на спину и глубоко вдохнул. Что может быть приятнее запаха только что помятой травы.
«А вот и птицы» – Иван посмотрел на голубое небо, в нем сновали в несчетном количестве ласточки, чижи и другие мошкоеды, сорвал травинку, засунул в рот и задумался.
Задумчивая растерянность. Состояние, за которое не стыдно перед другими, но сам ты, конечно, понимаешь, что это банальная отключка. Просто поток мыслей течет через тебя, ты же никак к нему не относишься, не контролируешь, всего лишь прочищаешь голову, неизвестно от чего, неизвестно чем, но помогает. По крайней мере, Ивану помогало забыть кое-что, иногда, наоборот, вспомнить что-то, отдохнуть, снять напряжение или сосредоточиться. Средство одно – полезностей масса.
Щебетанье птиц, стрекот насекомых, шум прибоя, ветер в скалах. Иногда звуки природы пытаются упорядочить нервную систему, расшатанную цивилизацией. Наслаждения ими иной раз перекрывают самые сильные удовольствия. Иван приподнялся, сев, опершись руками о землю со стороны спины, и стал вглядываться в морской горизонт. Бесконечность бытия. Как мелок человек в нем, и как много он о себе думает. Думает, что все это для него. Ошибочно. Убийственная красота повсюду. Иван, конечно, все это знал, но каждый раз наступал на красивые грабли, причем сознательно. Может, в каждом человеке есть это качество – производство сознательных ошибок. Он закрыл глаза и начал представлять запечатленную красоту внутри себя.
Щелк, потом опять щелк. «Что за звуки?» – подумал Иван. Но глаза не открыл, уверенность в безопасности – иногда лишнее чувство, после которого многие жалели, что обладали им. Щелк, щелк – подряд пять раз, знакомый звук, но не живой. Легкие мурашки с холодными лапками пробежали по Ивану. Он открыл глаза.
В лучах предзакатного солнца, когда свет еще желтый, но уже не светлый и еще не красный, а золотой, примерно за час до этого, до заката. Да, именно золотой, и в нем развеваются русые пряди, золотые паутинки. Иван сфокусировался. В пяти шагах от него стояла девушка приятной наружностью. Высокая, хорошо сложена, фигура спортивная, ухоженная. Волосы длинные прямые играли на легком ветерке, так что ей приходилось одной рукой их придерживать, и это движение придавало ей скрытую сексуальность. Одета она была в нелепое полупрозрачное платье из тюльки, которое также развевалось на ветру, почти как у Монро, и совсем не годилось для прогулок по горам и полям. Лицо. Лицо, как известно, зеркало души. Может быть. В данном случае оно было правильным, все пропорции соблюдены. Глаза большие серые, лоб на треть лица, нос прямой, не маленький, губы больше среднего, очень чувствительные, как говорят, к поцелуям зовущие, и подбородок не придраться. Шея Клеопатры, плечи женственные и грудь… Грудь – мечта поэта, хотя почему поэта, скорее всего, всех мужчин. Большая, массивная, гордо выступающая, с крупными сосками, не обрамленная лифчиком. Она нависала в пространстве, и все, глядя на нее, забывали о времени. Ниже этих прелестей размещался черным пятном дорогой фотоаппарат – неземное счастье многих любителей переносить реальность на бумагу, так сказать, копировать образы.
– Простите, не смогла удержаться, такой ракурс, Ваше лицо излучало девственное счастье, за которым я охочусь почти год, его так трудно найти, но я знала, что найду и нашла.
Иван мысленно согласился с тезисом «девственное счастье» и даже счел это за комплимент.
– Здесь очень красиво и спокойно, не находите? – Иван встал и сделал шаг вперед. – Иван, – быстро представился он, – я только сегодня прилетел.
Иван явно заволновался из-за столь интересного и внезапного поворота событий. Он, конечно, хотел побыть один, подумать ни о чем, повитать в облаках, но встреча с прекрасной незнакомкой, да и еще пошедшей на контакт, да еще и в таком месте – эдеме, да еще и еще – даже в далеко идущих грезах, он не мог поверить в реальность этого события.
Незнакомка тоже сделала шаг и протянула руку.
– Наташа.
Иван спешно протянул руку вперед, сначала промелькнуло желание поцеловать ухоженную ручку девушки, но спазм стеснения, волнения и неуверенности позволил лишь пожать ее. Нежная кожа маленькой руки крепко обхватила руку Ивану и на мгновение зафиксировала пожатие.
– Иван, – еще раз он назвал свое имя.
Наташа улыбнулась мило по-русски. Без зубов, просто губы растянулись, щечки поднялись, все лицо излучилось светом, стало еще приятнее.
– Странно так встретить в таком уединенном месте кого-либо. Прогуляемся? Я люблю одиночество, а Вы? – она взяла за руку Ивана и потянула вперед по тропинке в гору.
– Есть в одиночестве свои прелести, – ответил Иван, слегка удивленный неожиданным контактом.
– Например, – игриво спросила Наташа.
– Никто не мешает создавать свой мир. Идеальный. Где все лежит на своем месте. Где цвета разложены не как в радуге, а так как тебе угодно.
– Чем же Вас не устраивает радуга? По мне так она прекрасна. Особенно в поле, когда пшеница колосится, и воздух после дождя чист и свеж, будто вымыт, – поэтично выразилась Наташа.
– Я не имею ничего против радуги, это была аллегория. Иносказание.
– Я поняла, – Наташа отпустила руку Ивана.
– Я просто идеалист, – произнес, выдавив из себя Иван.
– Говорите всем, что читаете Платона и полностью с ним согласны, – выпалила она и опять мило, глупо и быстро улыбнулась, как бы извиняясь за возможно обидно сказанное.
– Конечно, Платон мой друг, но я имел в виду другое, я идеалист, потому что люблю идеальное и стараюсь достичь его.
– Перфекционист, – отрезала фотограф.
– Не совсем. Перфекционизм, скорей всего, это чужие шаблоны совершенства. И не всегда подходят для твоей идеальности вещей и явлений.
– А, узкопрофильный перфекционизм, – поправилась девушка.
– Я не стал бы приклеиваться к уважаемым перфекционистам, там больше стремления. Я же исповедую поиск, но стремление тоже необходимо, без него поиск почти невозможен, остается чистая случайность, но она может никогда не прийти.
– Вот как! Я подозреваю, Вы считаете свой путь более возвышенным и особенным, доступным к пониманию не всем.
– Я стараюсь не классифицировать такие вещи, надо быть толерантным. У каждого свой путь. Если, конечно, это путь не насилия.
– Вы боитесь насилия? – удивилась Наташа.
– Боюсь? – Переспросил Иван.
– Да, боитесь. Я читала, что слабые люди придумали теорию мира без насилия, из-за того, что не способны проявить волю и силу.
– Глупости. Это аксиома жизни – жизнь и любовь всегда лучше смерти и насилия. И чем бы насилие ни прикрывалось – разными благими намерениями, эволюцией цивилизации, – ничто не дает ему право на существование.
– А как же защита.
– Обычное заблуждение. Отсутствие насилия исключает нападение, следовательно, необходимость в защите.
– Значит, сила не нужна?
– Только для любви, поиска и созидания.
– А воля?
– Это здесь совсем не при чем, воля вещь мало изученная.
– А у Вас есть воля?
– Есть, но она не всегда моя.
Девушка в изумлении выпучила глаза и слегка наклонила голову.
– А чья же?
– Да кто ее знает.
– Вы успели ознакомиться с отелем? – Наташа резко сменила тему.
Иван даже обрадовался этому. Всегда, когда красивые и сексуальные женщины начинали умничать, у Ивана пропадал интерес к ним. Делать скидку на красоту он не любил. Прощать глупость лишь за то, что природа слепила твое тело лучше других, просто смешно.
– Нет, не довелось еще.
– Он прекрасен, здесь все на своем месте, – она мило улыбнулась, – вам понравится.
– Мне уже нравится.
– Хотите, я покажу место, от которого дух захватывает? – Наташа прищурилась, словно вглядываясь вдаль.
– С удовольствием, а Вы здесь давно? – спросил Иван.
– Мне кажется, всю жизнь, так здесь мило, – ответила девушка и засмеялась, оголив большие ровные зубы.
Некоторое время они шли молча. Тропинка сузилась так, что пришлось идти гуськом. Наташа как ведущая впереди, Иван за ней. Полупрозрачное платьице выдавала свою хозяйку, как говорят, с потрохами. Белые кружевные трусики – это все, что было под ним. В какой-то момент Ивану показалась, что он видит поры на коже, гладкой и нежной. Икры играли сами собой, перемалывая воздух, ноги крепкие и стройные, уверенно шагали.
– Скоро будем на месте, я хожу сюда каждый день зарядиться энергией и красотой.
Тропинка вывела на своеобразный балкон-опушку. С одной стороны скала отвесная, с другой обрыв, внизу море. Иван привык за день к красотам, окружающим его, но, ради приличия, и чтобы не обидеть Наташу, принялся петь дифирамбы:
– Какая красота, словами не описать. Истинно говорят, красивый человек любит все красивое, и нет в нем изъяна ни в чем.
– Вам, правда, нравится? – немного смущено спросила Наташа.
– Разумеется. Даже слепой и бесчувственный болван восторгался бы этим местом.
– Я тоже так думаю, идемте сюда, – она потянула Ивана за руку.
В стене оказалась ниша, не то рукотворна, не то выгрызенная ветрами или волнами за миллионы лет. Внутри стояла скамейка. Наташа села, сжав ноги, как школьница, Иван устроился рядом.
– Возьмемся за руки и закроем глаза. Слушаем звуки моря, ветра, всей природы, и, конечно, сердца своего, – промолвила девушка.
Детская наивность, с четвертым размером без лифчика и в прозрачном платье, выглядела неестественно и даже пугающе. Но эта неестественная и пугающая действительность, нашедшая свое отображение в реальности, еще больше притягивала и заставляла биться кровь в висках.
Ветер завывал в углублении, залетая в него и ища выход, пел колыбельную теплым и мягким голосом. Спокойствие и расслабление, умиротворение и благодать наполняли Ивана.
– Невозможно, чтоб это было реальностью. Словно мечта, о которой ты даже боялся думать, пришла к тебе сама и попросила взять ее к себе навсегда, – прошептал Иван и продолжил с желанием удивить своим интеллектом, – несмотря на то, что реальность…
– Реальность не поддается систематизации, все субъективно, и критерий субъективен, каждый сам себе представляет грани морали, нормы права, если в нем нет границ, значит, ничьи границы он не увидит, лишь созерцание через субъективное, – неожиданно выдала Наташа.
Иван ошарашено посмотрел на девушку.
– Вы озвучили мою мысль, как это возможно? Вы телепат?
– Разве это имеет значение, тем более, что эта мысль одного немецкого философа. А здесь все мысли общие. Это место такое, волшебное. Хотите, я Вас заколдую?
– Конечно, да.
– Тогда закроем глаза и будем слушать поток впечатлений. Главное, ничего не упустить.
Иван повиновался. Что-то мягкое и влажное коснулось его губ. Через полчаса они уже были на «ты».
***
После того как познал совершенство, некоторое время я жил воспоминаниями о нем. Была возможность продолжения, но я испугался того, что это была иллюзия, и, на самом деле, я ошибся. В то время я испытывал кризис и разочарование жизненным процессом. Я увлекся мимолетным бизнесом и забросил университет. Меня отчислили, и бизнес развалился, как все слабое и плохо организованное. Друзья-сокурсники стали врагами. Военкомат преследовал, пытаясь забрить мои волнистые кудри. Я бежал домой и прятался в квартире Дяди. Грустное и темное время. Дешевая водочка и квашеная капуста помогали коротать вечера. В такие моменты иногда, если повезет, и приходит нежданное совершенство. Дает себя попробовать и вкусить незаслуженное счастье. Пытается прикрутить тебе крылья и научить летать.
Совершенное тело приходило ко мне еще несколько раз, но я больше не посмел прикоснуться к нему. Я был жалок и не достоин его внимания. Мне нечего было ему дать, и не было сил за него сражаться. Но главное, чего я боялся — это то, что иллюзия совершенства могла раствориться после повтора. А мне так хотелось его запомнить именно таким — идеальным и прекрасным, неповторимым. Только первое покорение вершины — самое яркое явление в жизни. Все последующие уже обыденность, критическое исследование и поиск изъянов. Тогда была необходимость отпечатать в голове именно идеальную картинку и оставить ее там навсегда, как Маяк, как единственный путь, как произведение искусства, как икону. Для сопоставления с будущими объектами. Отнести в палату мер и весом. Знать, с кем сравнивать, стремиться к идеалу и утопать в бесконечном поиске.
Да, совсем забыл сказать, речь идет, конечно, о совершенном женском теле.
***
Огромный красный шар собирался нырнуть в море. Природа затихала. Птицы перестали щебетать. Море успокоилось, и, словно готовясь ко сну, стелило само себе бирюзовую гладь, уходящую вдаль горизонта.
Иван поднялся, оглядываясь. Вокруг помятая трава – следствие соития двух тел. Наташи нигде не было. Идеально для мимолетного и приятного времяпрепровождения. Шикарная женщина сама исчезает, не заставляет тебя бесконечно благодарить и источать комплименты. Можно помолчать, переварить неожиданную случайность. Иван в первый раз попал в такую ситуацию. Женщина интересная во всех отношениях сама проявила инициативу. И не просто жалкий флирт, а прямое совокупление. «Может, это голод с ее стороны? Вряд ли. У таких женщин всегда есть множество вариантов и поинтереснее меня, – подумал Иван, – или здесь больше нет мужчин? Не с Козинаки же». Иван сел на лавочку, где все и началось. Показалось, что она еще хранит тепло разгоряченных тел. Захотелось курить. Иван заметил пачку тонких сигарет и коробок спичек на краю скамейки. «Наверное, Наташа оставила, замечательная женщина, – он достал сигарету и прикурил, – какая кожа нежная, а запах сладкий и терпкий одновременно. Неповторимый. Я раньше ничего подобного не ощущал. Почти идеально. Все так, как я хотел, как я мечтал. Голова кругом идет от того, что произошло».
Докурив, Иван бросил бычок в море и направился по тропинке вниз к отелю. «А Серов? – Иван вспомнил художника. – Но он с подругой. Стоп, его подруга фотограф, – Ивана встряхнуло, – Наташа – фотограф и, скорей всего, подруга Серова! Вот это да! Точно! Наташа – подруга Серова!» Иван ускорил шаг и довольно быстро оказался у парка, из которого выбежал на пляж. Когда он ступил на коричневую дорогу, солнце уже скрылось в пучине морской, и на его место заступило другое небесное тело, отражающее тень света. Важность луны никто не оспаривает, она светит, но, к сожалению, не греет. Зато притягивает и очень возбуждает и побуждает.
В парке вдоль дорожки горели фонари, напоминающие растения, вьющиеся и замершие в неожиданных позах, слегка неестественных. Они свисали над дорогой, желая поцеловать путника в макушку. Или высосать мозг из головы.