Читать книгу Любовь длиною в жизнь - Фердинанд Фингер - Страница 14

О Швеции мы вспоминаем иногда,

Когда с женой глядим на нашу люстру.

Как далеко то время, северные города,

И нам становится немножко грустно.

В местечке шведском маленьком давно

Мы набрели на антикварный магазин случайно,

Нам делать было нечего, но все равно,

Решили заглянуть и встретились с необычайным.

Необычайной красоты висела люстра там,

На тридцать две свечи, не предназначена для тока,

Ровесница Петра, пузатые комоды по своим местам,

Ну пусть у нас весит, решили – с ней не будет одиноко.

Какая-то необъяснимая виньеточная красота,

Таилась в позолоченной переплетенной вязи,

Казалось в рококо игре – тончайшая игра,

Ты заслужила, чтобы под тобою танцевали князи.

При весе в шестьдесят как балерина невесомая была,

Казалось воздухом пронизана и так прекрасна,

С богемскими хрустальными подвесками она,

Искусством вечным взволновала не напрасно.

Подвесок двести там, такою красотой,

Брильянтовыми бликами сверкая,

Под солнечным лучом, над нашей головой,

Нам глаз и душу звоном услаждая.

Не понимаю, сколько же любви потрачено людьми.

Чтобы отлить ажур, хрусталь волшебный выдуть,

Без суеты всегдашней, без напраслины, возни,

Искусством через сотни лет, наш кругозор раздвинуть.

Версаль Людовика пятнадцатого времена,

Там бабочками в кринолинах женщины танцуют,

И освещают менуэты наша люстра не одна,

С подругами, все в хрусталях ликуют.

Прошли года, в Париже русский победитель царь.

Без люстры без одной французы не заплачут,

«Давай снимай, в Россию отправляй, не осерчает государь,

Пускай в Москве висит, здесь мы хозяева, а это что-то значит».

А вот Москва, все тридцать две свечи горят,

Танцует Пушкин, девушки кружатся,

И их глаза о счастьи говорят,

Жизнь бесконечна, можно счастьем наслаждаться.

Сто лет прошло и в зале том большевики,

«Эй, Васька, маузер тащи – сосульки постреляем!»

Ну попалили, сорока висюлек нет, смеются от души,

Буржуям для отстрастки, трехлинейной лампы ведь они не знали.

Ну вот такой досталась при покупке нам она

Без сорока отстрелянных привесок.

А ведь без них какая красота?

Красивейших из хрусталя подвесок.

Бежал хозяин дома, люстру разобрал,

Над ней три дня корпел, в России не оставил.

Искусство варварам предать не пожелал,

Посылками на Швецию направил.

А там под ней никто не танцевал,

И не расстреливал хрустальные подвески,

Все восемьдесят лет о ней никто не вспоминал,

Пока мы в антикварный не пришли в тот – шведский.

Купили, в специальный ящик – прямо в дом,

Два метра шестьдесят – «высокий потолочек»,

Ну дырку просверлил под чердачком,

Повесил, не дворец, и выглядит не очень.

А главное – нельзя зажечь свечей,

Ведь электричества красавица не знает,

От жара при таком-то потолке —

останется лишь груда кирпичей,

Эх! Это не Версаль, но кто же наши муки понимает.

А где достать подвески – тем уж триста лет.

И это срок, кто этого не знает,

Но Швеция спасла, нашел, красавица – привет

Все сорок нужного размера, пусть блистает.

Я в поисках оригинала голову расшиб,

По двадцать евро заплатил за штуку,

Зато красавица со всеми пальчиками так блестит,

«Эх Ванька, Васька, вас давно уж нет, вам это не наука!»

И вот опять отъезд, прощай наш шведский дом.

Опять в который раз с красавицы хрусталь снимают.

Маркирую подвески, чтоб не перепутать их потом

И в Австрию я и моя жена и люстра уезжают.

Вот там-то рай для люстры, просто рай такой

И Франция близка ей чудится воочью,

Как будто бы хрустальною мечтой

Все тридцать две свечи сияют на балу в Версале ночью.

Спасибо люстра, ты напоминаешь нам о том,

Что труд художника, его душа не умирает.

Чрез сотни лет свеча своим таинственным огнем,

Нам постоянно о бессмертии напоминает.