Читать книгу Лазутчикъ. Часть I - Филипп Марков - Страница 2

– Поднажми, братцы! А ну, давай-ка, навались! – сквозь мокрый завывающий ветер раздался хриплый голос командира артиллерийского орудия – поручика Лемешева.

Густые усы поручика и его брови покрылись инеем, а башлык промок насквозь и потяжелел, краями спадая на лоб. Лемешев то и дело протирал лицо влажным рукавом или перчаткой, больше размазывая липкие подтаивающие снежинки по коже, чем очищая ее. Обычно в окрестностях Варшавы были теплые зимы, но только не в эту пору. Все вокруг буквально завалило снегом, реки замерзли, солдаты продрогли и, казалось бы, активность боевых действий должна была спасть, но ведь нет, именно сейчас командованию взбрело в голову взять под контроль этот никчемный мост на Висле. Дали всего пятерых бойцов тащить тяжеленную сорока восьми линейную гаубицу по льду и двадцать стрелков для прикрытия, часть которых помогали тянуть сани, нагруженные полуторапудовыми снарядами. А самое смешное, что им, поручиком, хотя по возрасту Лемешев мог быть уже и капитаном, на данном задании командует какой-то выскочка-прапор, – ну не смех ли, – злился про себя Лемешев. Нет, конечно, прапор помалкивал и шел в сторонке, похоже сам был удивлен эдакому кульбиту. Все же сам факт подобного унижения до дрожи и треска костей возмущал Лемешева. И как назло, хотя чему тут удивляться, орудие застряло в снегу, а может и колесом частично провалилось под лед. Холод холодом, но постоянные резкие перепады температуры не давали реке промерзнуть слишком глубоко. Поговаривали, что идея этой операции принадлежит как раз этому самому молодчику-прапору, Артемьев, или как там его, – командиру орудия противно было даже вспоминать фамилию нелепого выскочки.

Лемешев увидел, что прапорщик скомандовал своим помочь вытащить напрочь застрявшую гаубицу, ну хоть на этом спасибо, сообразил-таки.

Солдаты отгребали рыхлый снег руками, подкладывали какие-то тряпки под колеса, веревками раскачивали орудие, но оно никак не поддавалось. Вдруг, послышался страшный треск. Гаубица проломила лед колесом и начала тонуть. Одна из веревок оборвалась. Солдаты с испугу сначала отскочили в сторону, а спустя потерянное драгоценное мгновение, начали хвататься за орудие и друг за друга в попытках вытянуть гаубицу обратно. Сам Лемешев решил не лезть, а вот прапорщик Артемьев гнушаться черной работы не стал и нырнул в самую гущу. Он успел обвязать тонущее колесо гаубицы веревкой и приказал остальным тащить. Веревка туго натянулась и вот, похоже, что дело пошло, орудие потихоньку начало двигаться. Наконец, получилось. Гаубица встала на ровную поверхность, солдаты заликовали, особенно радовался мордатый стрелок с лицом, как у бульдога, – тьфу-ты, ну и рожи, – раздраженно подумал Лемешев, – не спим, братцы, двигаться надо, некогда нам радоваться, дело стоит! – поторопил солдат поручик.

Солдаты потащили орудие дальше и все должно было идти нормально, как вдруг снова раздался треск льда, а за ним послышался короткий крик. Кто-то свалился под лед. Мгновение спустя, Лемешев понял, что это был Артемьев, который замыкал строй стрелков, – вот же дурак, – пробормотал себе под нос поручик.

Артемьева обожгло ледяным жалом замерзшей воды. Он тут же вынырнул, и сделав глубокий вдох, начал хвататься за лед, хрупкие края которого обламывались при каждом рывке Георгия. Тело пронзило ледяными иголками, силы иссякли моментально, хотя не прошло и тридцати секунд. Стрелки кинулись ему на помощь, легли на лед плашмя и потянули его за руки, хватая рукава и ворот шинели, кто-то больно ухватил за волосы. Медленно и осторожно Артемьев выкарабкался из смертельной ледяной ловушки.

– Раздевай, раздевай его, болваны! – выкрикнул Лемешев.

Солдаты послушно начали стягивать с прапорщика шинель и остальную одежду. Тело Артемьева покрылось мурашками, зубы отстукивали неровной дробью. Всем стало очевидно, что задание провалено. Надежда на его выполнение утонула вместе с фуражкой прапорщика.

– Накидывайте шинель на него и пойдемте обратно, – в голосе Лемешева улавливались тонкие нотки радости.

– Н-икто н-н-икуда не пойдет, – дрожащим голосом проговорил Артемьев.

– Он бредит, отморозился по самые уши! Слушайте приказ! Командование отрядом беру на себя! Мы возвращаемся! – выкрикнул поручик.

– П-повторяю. Н-никто н-никуда не пойдет, – голос Артемьева звучал чуть тверже, – к-кроме вас, г-господин пору-учик. Вы в-вполне можете

отпра-авиться… п-под трибунал.

Глаза Лемешева округлились от подобной наглости, в уме тут же набралась тысяча изощренных ругательств и оскорблений, но в ответ он просто махнул рукой и отошел в сторону, одарив напоследок прапорщика презрительным взглядом.

На Артемьева накинули шинель и уже отпаивали сделанной в домашних условиях водкой или как ее назвали солдаты – корчмой, от которой он начал понемногу согреваться.

– Та-ак, Герасимов, Т-трощенко, отдавайте мне свою о-одежду, сами, что есть духу обратно, пока не з-замерзли, – проговорил Артемьев.

– Георгий Сергеич, еще может глотнете для сугреву? – спросил стрелок по фамилии Рылов, предлагая флягу командиру.

– Да, – коротко ответил Георгий, кивнув головой и сделал несколько глотков жгучего напитка.

– Давай, командир, не помри только, – ободряюще прозвучал низкий голос подпрапорщика Собакина, чья рожа с самого начала не приглянулась Лемешеву.

Артемьев ничего не ответил товарищу.

Переодевшись, он приказал отряду двигаться дальше. Георгий чувствовал, что холод, словно пробрался внутрь его тела под самую кожу, отчего Артемьева трясло и бросало в дрожь, но он не мог оставить задание. Он лично предложил эту идею и уговорил генерала-майора Верцинского решиться на столь рискованный шаг. Малыми силами ночью пройти по замерзшей реке, протащив по ней гаубицу, и ударить врагу в тыл. Отвлекая основные силы противника на внезапную атаку с тыла, отряд Артемьева позволил бы полку взять мост быстро и без особых потерь. И теперь из-за какой-то глупой случайности, все дело стояло под угрозой. Поручик Лемешев, явно не желал рисковать своей шкурой и непременно развернулбы отряд обратно, если бы Георгий не нашел в себе силы продолжать идти.

Отряд приблизился к месту назначения у подножья небольшой горы. Осталось затащить орудие на этот пригорок и укрыть его в лесу. Для маскировки гаубица была выкрашена в белый цвет, но стоило наломать ветвей, чтобы было время сделать несколько залпов до обнаружения места выстрела. Подъем дался с большим трудом, солдаты выбились из сил, но другого выхода не было. Да и выбиваться из сил солдатам было не привыкать, – промелькнула мысль в голове Артемьева.

Поднявшись по склону, Георгий с несколькими стрелками отправился прочесывать лес. Облысевшие деревья тыкали своими костлявыми пальцами, липкий снег похрустывал под подошвой сапог. Кромешная темень окутывала лес и лишь полумесяц раз от раза проливал жидковатый ручеек света на земную поверхность.

– Как думаешь, Антон, если сделать залп в то время, когда падает лунный свет, нас будет труднее обнаружить для ответного огня? – спросил Георгий подпрапорщика Собакина.

– Эко вы удумали, командир. Свет лунный. Поэзия какая-то, прямо-таки.

– И все же?

– Думаю, что особо это нам ничего не даст.

– Твоя правда, но я полагаю, что стоит попробовать, – Георгий достал бинокль и всмотрелся сквозь снежную пелену вдаль, – вижу их, родимых.

Вернувшись к отряду, Артемьев подошел к Лемешеву.

– Господин поручик, противник обнаружен, видно хорошо, где-то версту или полторы от нас. Предлагаю бить прямой наводкой.

– Артемьев, вы в своем уме? Вы понимаете, что при стрельбе прямой наводкой нам будет необходимо постоянно менять позиции, вы вообще видите, где мы находимся? Это лес! И тут снег! Вы совсем там отморозились, как я погляжу.

– Не нужно лишних эмоций, господин поручик. У нас с вами ограниченное количество боезапаса, так? Нам нужно выполнить задачу в наиболее короткие сроки, верно?

– Вам орден захотелось, мальчишка, так и скажите!

– Господин поручик. Вы старше по званию, но командую этим отрядом я и ваше дело в данном случае исполнять прямой приказ, – отчеканил Артемьев.

– Вся ответственность тоже на вас, имейте в виду! – процедил сквозь зубы Лемешев, заиграв желваками.

– На том и порешим, – спокойно ответил Георгий.

Орудие разместили у края опушки, где силы врага неплохо просматривались с возвышения. Странно, что немцы не послали никакого дозора сюда и вообще оставили эту сопку без внимания, возможно сыграла роль близость расположение русских сил, но так или иначе, – думал Георгий, – сейчас эта оплошность выйдет им боком.

Убедившись в надежности расположения гаубицы, он кратко обговорил с Лемешевым огневые цели и места перемещения гаубицы после нескольких залпов. Сам же Георгий решил не топтаться зря, взял с собой большую часть отряда стрелков и направился с ними поближе к силам противника, желая навести немного шума перед залпом.

Георгий во главе своего отряда сблизился с противником на расстояние примерно в полверсты и приказал стрелкам рассредоточиться. Ветер немного стих и можно было вести прицельный огонь.

– Братцы, не палим куда попало, бьем прицельно. Посеем немного страха в их ряды, – сказал Артемьев перед тем, как солдаты разошлись по боевым позициям.

Лемешев взял в руки бинокль и начал вглядываться сквозь нависшую над заснеженным полем темноту. Поручик видел стрелков, занимающих свои позиции и хмыкнул. В душе идея Артемьева ему нравилась, но вот участвовать в этом «балете» ему не хотелось ни капельки. Слишком близко к врагу, слишком мало людей. Для чего такой риск, когда можно просто взять немца числом, задавался он вопросом. Но сейчас оставалось только произвести несколько залпов, которые должны взбудоражить противника и отвлечь его и вскоре его раздавят основные силы. Казалось, что волноваться не о чем, но Лемешева не покидало какое-то тревожное ощущение. Все это было бессмысленной авантюрой для него.

– Ориентир – одиноко стоящее дерево, вправо сорок пять, далее сто! – выкрикнул Лемешев, – Ванюхин, поместить заряд в камору. Огонь!

Заряжающий с зарядом наготове находился возле гаубицы слева, позади наводчика Ванюхин резким движением втолкнул патрон в ствол, замковый сразу же налег на рычаг затвора. Наводчик замедлился на секунду, перепроверяя наводку, – готово, господин поручик!

– Орудие! – прозвучала команда к выстрелу.

Наводчик рванул боевой шнур гаубицы. Орудие вздрогнуло, раздался выстрел, гаубица немного откатилась назад из-за напора пороховых газов, на землю выбросило стреляную гильзу, глухо упавшую на снег.

Лемешев наблюдал в бинокль, как снаряд лег в окопы противника, создав ожидаемую суету в его рядах и криво улыбнулся. Наводчик, тем временем, уже восстановил наводку после выстрела, гаубица снова готова к выстрелу.

– Орудие! – вновь скомандовал Лемешев.

Артемьев услышал свист снарядов над головой и прижался глазом к оптическому прицелу трехлинейки, – скоро повалят, – подумал он. Прошло около двадцати минут прежде чем начали появляться вражеские солдаты. Наконец, можно было отчетливо разглядеть темные силуэты.

– Огонь! – выкрикнул Артемьев и поле наполнилось эхом трескающих выстрелов.

Прицельный огонь часто наводил панику. Больше, чем беспорядочная стрельба. Стрелки били практически без промаха, совершая по нескольку выстрелов в минуту, регулярно меняя позиции. Артемьев пробежал к очередному сугробу, низко пригнувшись. В жилах бурлила кровь, весь холод, словно вышел из него, он был полон азартной решимости. Похоже все складывалось удачно, немцы не слишком хотели рисковать и брошенный вперед небольшой отряд противника был полностью уничтожен стрелками Артемьева. Лемешев делал свое дело грамотно, все шло как по маслу. Георгий уже начал было ликовать в душе, но тут немцы открыли ответный артиллерийский огонь по опушке.

Генерал-майор Верцинский сидел в своем кабинете, листая газету. Он находился в нервном ожидании доклада наблюдателей и не мог думать ни о чем другом. С тех пор, как его назначили командиром лейб-гвардии 2-го Стрелкового Царскосельского полка он был полон забот, вынужден был решать ворох проблем, связанных со снабжением, питанием, различного рода нарушениями, заполнять бесконечные отчеты, а еще и успешно выполнять боевые задания полка с минимальными потерями живой силы и вооружений. Тем не менее, что бы не случилось, никогда нельзя было угодить командованию в полной мере, всегда находились какие-то недочеты. И вот очень кстати появилась свежая идея, прапорщик Артемьев, осенью изловивший предателя и отличившийся в бою подкараулил его в коридоре и выложил свои авантюрные измышления как на духу. Поначалу генерал отнесся к ним с подозрением, от идеи Артемьева явно веяло ребячеством, но потом решил, была не была, а почему бы и нет. Тем более, Артемьев убеждал, что у него есть достаточное количество охотников из стрелков и ему необходим только артиллерийский расчет с хотя бы одним орудием. У генерала Верцинского как раз на примете был проштрафившийся поручик, которому бы не помешала небольшая встряска. В принципе риск был не так и велик при грамотных действиях отряда. Поручику Лемешеву он не особенно доверял, но Артемьев, отличившийся в бою при фольварке Калишаны-Камень, затем неплохо проявил себя и в сражении под квадратным лесом, длившемся несколько дней.

В этом сражении первоначально все складывалось не лучшим образом. Артиллерийская подготовка оказалось слабой, внезапная атака была сорвана. Затем последовательно произведено пять мощнейших атак русских войск, которые не привели ни к какому результату, при этом потери составили более 800 стрелков и 2 офицера. Лишь через несколько дней удалось захватить и удержать позиции выступного окопа немцев. Артемьев с его полуротой отличились в последующих боях, под ураганным огнем противника атакуя северо-западную часть леса, захватив два трофейных пулемета и пленных. Немцы, контратакуя, в тот день палили из всего из чего-только можно было убить человека, используя даже пламеметы. Русские войска не досчитались в тот день 11 офицеров и 1127 стрелков из них 3 офицеров и 160 стрелков убиты. Полурота Артемьева превратилась в полувзвод, но его самого, будто бы хранил Господь, ни царапинки, только несколько тумаков и ссадин. Говорили, что он сорвался после боя, напился и изрядно помахал кулаками, досталось даже какому-то санитару, но в официальные рапорты это, слава Богу, не попало. За те пулеметы ему дали Станислава второй степени. Если удастся взять мост, то видит, Бог, он получит Анну.1

В дверь постучали, – войдите, – сдерживая волнение произнес Верцинский. В комнату зашел взмыленный адъютант, – началось, господин генерал-майор.

– Ну, с Богом! – ответил Верцинский.

Адъютант при этих словах перекрестился, рука генерала осталось неподвижной. Адъютант слегка, почти незаметно шевельнул уголком рта. Ему, как и многим в полку не нравилось, что командовать назначили лютеранина, а не православного.

Первым залпом противник попал куда-то вглубь леса, но Артемьев заметил, что Лемешев, как и было оговорено начал смену позиции. Выстрелов с изначального места расположения больше не последовало. Тем временем немец отправил вторую группу своих стрелков, заметив своих убитых, замерших в неестественных позах среди темных пятен мокрого от крови снега. Начался более плотный бой, под упорным огнем. Пуля просвистела рядом с головой Артемьева, он инстинктивно пригнулся. Надо было отходить в лес и отстреливаться уже оттуда, дело сделано, внимание противника привлечено, следующий шаг за генералом.

– Отходим, отходим! – выкрикнул Артемьев. Команда стала передаваться по цепи. Темные фигуры в заснеженных шинелях начали перебежками передвигаться по направлению к лесу.

Артемьев поравнялся с Рыловым, – Сева, чего не стреляешь? – Артемьеву пришлось крикнуть, так как после контузии, Рылов плохо слышал на одно ухо, – патроны, – коротко ответил стрелок.

Георгий молча открыл патронташ и отсыпал Рылову пригоршню патронов, тот сразу же начал заряжать свою потертую трехлинейку, – сними тех двоих, – приказал Артемьев, – точно так, господин прапорщик, будет исполнено!

Рылов прицелился и затаил дыхание и произвел выстрел. Его плечо ударило отдачей. Один немец свалился замертво, второй упал на землю и больше не поднимался, – схоронился, шельмец! Будем ждать, господин прапорщик?

– Нет, Сева, отходим с остальными.

Тем временем наступление вел 2-й лейб гвардии Царскосельский полк под командованием генерала-майора Верцинского. Полк почти беспрепятственно прошел через мост, уничтожив незначительные силы вражеской охраны. В рядах рот полка двигались рядовой Аношкин, недавно вернувшийся из лазарета и солдат из его роты Федор Погорелец. Шли молча, неровным шаркающим шагом. Аношкин заговорил первым.

– Федя, а ты отчего с прапорщиком Артемьевым охотником не вызвался?

– Не захотел, – буркнул в ответ Погорелец.

– А что так-то? – не унимался Аношкин.

– Чего пристал, не пойму? – разозлился Погорелец.

– Ну просто я, это, вопрос задал… – невнятно забормотал Аношкин, обиженно отвернувшись в сторону.

Погорелец выдохнул, – Пойми правильно, Сеня. Мне нравится прапорщик Артемьев, но он ведет себя безрассудно порой.

– Как это понимать?

– Что по-твоему значит безрассудно, а? – взорвался Погорелец.

– Я тебя, по-братски спросил, меня не было долго, сам знаешь. Он предателя Шеина зарубил, пулеметы взял у квадратного леса, я слышал… грех такого командира не любить, себя не жалеет!

– О том и разговор, Аношкин! Он себя может и не жалеет, а я вот выжить хочу, а не под пули лезть. Поручили, исполню, но сам подставляться под пули, нет. Поищи кого другого, у меня жизнь одна. Убить итак могут… без геройства. Квадратный лес говоришь?! Сколько тогда наших полегло под этими пулеметами? Вспомнить страшно, во снах приходят, рыдают по бабам своим, детяткам. Ему хоть бы хны, заговоренный он, что ль. А я вот нет, я плоть и кровь, убьют из-за его баловства, тьфу-ты, – Погорелец в сердцах плюнул.

– Не ожидал от тебя, Фёдор, – растерянно вымолвил Аношкин.

– Чего ты не ожидал, дурья башка? Уже полгода воюем, тебя ранило, а все как дитя наивное. Ума у тебя нет совсем!

– Может и Шеина зря он убил по-твоему? А может под теми пулеметами больше бы наших погибло, если бы не он, а? А те, кто в бою пал, в рай сразу попадают, слыхал про это? Убиенные-то, не в обиде за это поди, а?

– Ой, Сеня. Что понес, совсем сбрендил!

– А то и понес, струсил ты, чую.

– Я жив буду, рыло твое поросячье начищу за эти слова! Никогда не прятался, никогда не отступал. Вместе со всеми на штыки вражьи лез, со всеми в окопах под снарядами сидел по уши в грязи, крови и дерьме! Так, что не смей такого мне повторять! – после короткой паузы сквозь зубы добавил, – а не то прибью.

– Угу, – недовольно промычал Аношкин, отвернувшись.

Ветер завывал все сильнее, бросая снежные хлопья в лица продрогших солдат. Из-за бесформенного облака показался острый клюв полумесяца, высвободивший невнятные отблески прозрачного холодного света.

– Пошли, – приказал Артемьев. Цепь снова задвигалась короткими перебежками пока одни стрелки прикрывали отход других. Артемьев увидел, что Лемешев перестал передвигать орудие и это волновало и гнало его вперед. Какое-то странное щемящее чувство опасности преследовало Георгия. Он отмахивался от этих мыслей, но они липли, словно назойливые мухи, струйкой просачивались в его голову, вызывая злость и нетерпение.

Поручик Лемешев видел, что его люди устали. Солдатам из его расчета уже невмоготу было тащить орудие с позиции на позицию. Стрелки Артемьева не особенно исправляли ситуацию. Людей не хватало. Лемешев кипел изнутри, а затем плюнул на все и приказал стоять на месте. Немец все одно промахивался раз за разом. Тем более вдали началась какая-то суета, похоже, что полк подоспел как раз вовремя и все вскоре утихнет, так как немцам будет не до одинокого орудия, наспех спрятанного среди лесных деревьев.

– Орудие! – скомандовал Лемешев, затем последовал гаубичный залп.

Артемьев услышал эхо выстрела гаубицы Лемешева. Обернувшись, Георгий увидел, что командир орудийного расчета так и не покинул прежнюю позицию и мысленно выругался. Немцы открыли ответный огонь. Мимо! Георгий выдохнул. Но снаряд лег опасно близко от позиции Лемешева, – надеюсь он сделает выводы и уйдет, – произнес вслух Георгий и выстрелил в очередного приближающегося немца, но промахнулся, – тьфу-ты, Рылов, за мной, налево, пригнись только!

Вновь раздалось эхо залпа вражеского орудия. Артемьев следил за летящим в небе немецким «чемоданом»,2 в который запросто могла поместиться погибель всего их отряда. Снаряд лег ровно в то место, где располагалось орудие Лемешева. Тот так и не сдвинулся с места. Но размышлять о произошедшем было некогда.

– Отряд, назад, быстро, бего-ом, бего-ом! – заревел Артемьев и пригнувшись побежал в сторону леса. Его задание было выполнено. Осталось только уцелеть. Потери придется считать после.

Мост был взят без особых сложностей. Противник отвлекся на непонятную атаку со стороны леса и проморгал наступление, вспоровшее его ряды с фронта. Немцы бежали.

Полк закрепился на позициях, ранее принадлежавших противнику. Возможно завтра последует контратака, хотя сосредоточение вражеских сил в этих окрестностях не столь велико и немцы могут попросту оставить мост, который все равно должен быть взорван в ближайшее время. Подрывники вскоре установят заряды у опор моста.

Ранним утром Георгий докладывал о ходе выполнения задания генералу Верцинскому. Тот, конечно, не обрадовался смерти поручика Лемешева, но в его голосе промелькнула нотка раздражения, из чего Артемьев сделал вывод, что в произошедшем Верцинский винит самого поручика. В целом же генерал остался доволен, пожал Артемьеву руку и обещал замолвить словечко на следующем совещании по вопросам награждения. Артемьев махнул на это рукой, скромно ответив, что такие вещи ему безразличны, немного залившись румянцем, при этом. Генерал в ответ только улыбнулся. Вдалеке послышался одновременный взрыв нескольких зарядов, разрушивших недавно захваченный мост. Задание было выполнено.

В ходе выполнения задания врагом был уничтожен артиллерийский расчет поручика Лемешева, погибли несколько стрелков Артемьева, в основном те, кого он оставил помогать артиллеристам. Двое были легко ранены. К вечеру Артемьева и других, кто участвовал в этом бою отозвали с передовых позиций в резерв. Солдат ждало четыре дня спокойствия и уверенности в том, что с ними произойдет в ближайшие часы. Сладкое и блаженное время без риска для жизни. Этим же вечером Георгия свалила жуткая лихорадка. Он хрипел и кашлял, словно чахоточный, укутался в семь одеял и трясся, как испуганный заяц. Похоже, что его ночное подводное плавание не осталось бесследным.