Читать книгу Призраки Гарварда - Франческа Серрителла - Страница 5

– Думаю, пора нам в дорогу, пирожочек, – произнес отец, тут же вызывав у Кади приступ ностальгии по прозвищу.

Они разгрузили все ее вещи, перепарковали машину и отлично пообедали в ресторане под названием «Графтон-стрит» напротив библиотеки Ламонта. А теперь вернулись в комнату Кади, и у нее иссякли причины затягивать их отъезд.

– Но сперва скажи, ты уверена, что тебе больше ничего не нужно? – добавила тетушка Лора.

Кади не хотелось, чтобы они уезжали, но она не хотела и дольше нужного держать отца заложником в кампусе.

– Нет, спасибо, дальше я справлюсь сама. А вам еще предстоит долгий путь домой.

Отец и Лора собрали свои вещи и пустые чемоданы, которые увозили с собой, потом Кади проводила их к лифту. Она наклонилась обнять тетушку Лору, и та стиснула ее покрепче, показывая, что все понимает. Когда настал черед отца, Кади с удивлением впервые за день увидела на его лице массу чувств.

– Послушай, – произнес он, опуская ладони ей на плечи. – С тобой здесь все будет в порядке. Ты заслужила это место, и я тобой горжусь, и мама, в глубине души, тоже.

– Спасибо, – кивнула Кади. Она не поверила отцу, пусть и хотела.

Он погладил ее по волосам одной рукой, и в его глазах заблестели слезы.

– Ты создашь для нашей семьи новые воспоминания, верно?

От размаха этого испытания закружилась голова. Кади стиснула отца в объятиях изо всех сил.

Отец обхватил ее руками в ответ.

– Узнаю свою храбрую девочку.

Кади чувствовала себя какой угодно, но не храброй.

Она вернулась, вошла в пустую общую комнату и выдохнула. Остаться в одиночестве показалось ей облегчением. Однако удовольствие продлилось недолго, и его сменил вопрос: что теперь? Кади предстояло разобрать кучу вещей, так что, видимо, пора было браться за дело. Она расставляла и переставляла мебель в спальне, при этом сохраняя равенство, чтобы оба стола стояли напротив окна, а комоды бок о бок. Кади не хотелось, чтобы соседка посчитала ее эгоистичной, пусть она и заняла нижнюю кровать; она же не идиотка. Она убрала всю одежду, заправила кровать и установила мини-холодильник, то есть воткнула его в розетку.

Кади не была уверена, куда повесить дешевое зеркало в полный рост или, точнее, как это сделать, ведь в ознакомительной брошюре говорилось, что вбивать в стены гвозди здесь запрещено. Кади прислонила хлипкое зеркало к двери, смерила взглядом свое отражение. Увиденное ей не понравилось. Встать пришлось ужасно рано, макияжа на ней не было, кожа выглядела бледной, тусклой, без следа теплых веснушек, которые усыпали бы ее нос и щеки в конце более счастливого лета. На ней были леггинсы и футболка с группой «Vampire Weekend», а ведь они ей даже уже не нравились, и Кади жалела, что не выбрала что-то получше ради первого впечатления. Но еще можно успеть. Кади переоделась в джинсы поприличнее и синюю рубашку-хенли, а затем ее внимание вернулось к нижнему ящику комода.

Кади опустилась на колени, достала гарвардскую толстовку, помедлила, натянула ее через голову. Снова посмотрела в зеркало. Поднесла руку к груди, пробежала по алым выпуклым буквам. Прочесала пальцами пряди хвоста. В детстве Кади ненавидела выделяться рыжим цветом, но у нее был тот же каштановый перелив, как и у Эрика, что не встречалось больше ни у одного их родственника. Так что теперь ее волосы считались не столько рыжими, сколько как у брата. Кади улыбнулась. Ей всегда об этом говорили, но до сегодняшнего дня она никогда не соглашалась, что выглядела его копией.

Дверь спальни вдруг распахнулась, толкая зеркало вперед. Кади бросилась его ловить, но уголок успел удариться о столбик кровати, и вверху пробежала трещина.

На пороге стояла индианка средних лет в нежно-розовой тунике.

– Ох, извини, я не думала, что тут кто-то есть.

Она опустила на пол коробку, которую держала, и наклонилась помочь Кади поднять зеркало.

– Ничего страшного, это я виновата.

Из-за женщины высунулась девчонка с темными волосами, ниспадающими вдоль изящной шеи, длинными ресницами и блестящим гвоздиком пирсинга в аристократическом носу.

– Ма-ам, ты что натворила?

– Я случайно! – воскликнула та и, глядя на Кади, добавила: – Мне очень жаль, я заплачу за зеркало…

– Прошу, не стоит…

– Отличное начало соседских отношений, мам! – проходя в комнату, шутливо заявила девчонка.

Она была стройной, гибкой, одетой в клевые мешковатые джинсы и укороченную белую футболку, открывающую плоский смуглый живот. Повернувшись к Кади, девчонка широко улыбнулась:

– Я Ранджу, ты уже меня ненавидишь?

– Только за кубики пресса, – рассмеялась Кади. – Нет, рада знакомству, я – Кади.

Они обнялись, у Ранджу даже волосы пахли приятно.

– А я – доктор Васан, но можешь звать меня При. – Ее мать тоже обняла Кади. – И позволь мне заменить зеркало, я настаиваю.

– Все в порядке, правда, от него, кажется, ничего не отвалилось.

– Нельзя использовать разбитое зеркало, это не к добру! Я привезла свое, будем в него смотреться.

– Ранджу, ты приехала сюда изучать науку, а не суеверия.

– Я изучаю искусство, а теперь все будет плохо, и я навеки останусь безработной. Только подумай, мам, без работы и без докторской степени – что ж ты тетушкам скажешь?

– Прекрати, ужасная ты дочь! – Мать обхватила ее щеки ладонями и расцеловала сморщившую нос Ранджу. – Ты же знаешь, что бы ты ни решила, мы ужасно тобой гордимся.

Кади ощутила укол зависти.

– Ты не против делить комнату? Наша третья соседка, Андреа, просила отдельную спальню, у нее чуткий сон.

Ранджу закатила глаза:

– Тоже получила ее письмо? Насколько я знаю, высокие запросы – не медицинский диагноз. Но ты куда милее меня. Заявись я сюда первой, закинула бы свое барахло прямиком в ту спальню.

– Ты все еще, наверное, можешь.

– Нет, ты права, надо быть милой. Плюс я не собираюсь бросать тебя наедине с чокнутой соседкой.

Улыбка Кади померкла. «Чокнутый» – еще одно слово, которое больше никогда не станет прежним.

Вскоре в комнате 23 воцарилась суета. Приехал отец Ранджу, еще один доктор Васан, и Кади помогла им перенести наверх множество коробок. Ранджу была из Калифорнии, а потому большую часть вещей ей отправили заранее, что показалось Кади роскошью – правда, разбирать такую гору очень уж мучительно. Они все оказались по колено в картоне, когда дверь вновь открылась, являя их третью соседку, Андреа Краус-Фельдман, с семьей.

– Тук-тук, есть кто? – нараспев позвал мистер Краус-Фельдман.

У него была широкая улыбка и кустистые усы. Голову венчала кепка гарвардского выпуска 88-го года.

Следом вошла миссис Краус-Фельдман, мечтательно оглядываясь.

– О, все как я и помню!

Следом показалась сама Андреа.

– Кади, я так рада наконец встретиться! – воскликнула она, обхватывая Кади тонкими ручонками.

Кади обняла ее столь же пылко, чувствуя себя обманщицей лишь самую малость. Затем Андреа поприветствовала и Ранджу, но куда прохладнее – в наказание за неотвеченное послание.

Андреа оказалась миниатюрной и болезненно-тонкой, отчего казалась младше своих восемнадцати. Большие голубые глаза прятались за винтажными очками в тонкой оправе, светло-каштановые волосы, зачесанные назад, стягивали заколки. Светлая кожа была безупречной, но такой натянутой, что на висках виднелись крошечные голубые венки. Ее молчаливая младшая сестра выглядела точно так же, только не так волновалась. Вся семья принялась распаковывать вещи в маленькой одиночной спальне, оставив саму Андреа без дела, и та предложила новым соседкам сравнить их учебную программу в общей комнате. Кади была рада узнать, что Ранджу окажется с ней на курсе Психо 100. С безжалостным графиком медподготовки у Андреа не совпадал ни один предмет ни у Кади, ни у Раджу. Кади молча пялилась, как Андреа мучительно пытается решить, взять ли ей курс Хим 17 осенью или весной, пока не прозвучало имя некоего профессора Кесслера.

– Бери тот, где Кесслер, – сказала Кади. – Он строгий, но ведет интересно. Весной другой преподаватель, и по сравнению с Кесслером он полный отстой.

– Правда? Хорошо, спасибо, решила – и прямо камень с души. – Андреа с облегчением вздохнула. – Погоди, а откуда ты знаешь?

– А… – Потому что Эрик ходил на его занятия на первом курсе. – У него занимается старший брат моего друга, он и рассказал.

Кади боялась, что ложь проявится румянцем на лице, но Андреа ничего не заметила. Кади не то чтобы собиралась держать Эрика в тайне, но не хотела рассказывать соседкам все сразу. Лучше дождаться подходящего момента.

Когда Кади снова включилась в беседу, Ранджу рассуждала о подаче портфолио для художественных курсов. Она показывала на телефоне фотографии фрески, которую сделала на стене старого склада в родном городе.

– Разрешения мне никто не давал, я просто взяла и нарисовала ее за три ночи. Но людям понравилось, так что мне разрешили сделать еще две, видите?

– Потрясающе, – искренне сказала Кади. – И как я только попала сюда вместе с тобой?

– И родители тебя поддерживают? – поинтересовалась Андреа.

– Что я выбрала специальностью изобразительное искусство или что рисую граффити?

– И то, и другое. В смысле, они же доктора.

– Точняк! Взамен придется дать им устроить мне брак.

Кади рассмеялась вместе с Ранджу, а вот Андреа нахмурилась:

– Ты серьезно?

– Нет, шучу! Постскриптум: если не поняла шутку, ты расистка.

– Я не расистка, – совсем растерялась Андреа. – Я просто не стала бы навязывать семье стереотипы шутки ради.

– Божечки, да я просто прикалываюсь. И вообще, моя же семья, так что шутить о них – мое право, не так ли?

Андреа вскинула брови.

– Что за взгляд? – парировала Ранджу.

Улыбка на лице Андреа осталась безмятежной, как у куклы.

– Здесь учились оба моих родителя, тут они и познакомились. По правде говоря, в первый год обучения моя мама жила именно в этой комнате.

– Серьезно? Ого, чтобы вот так повезло! – встряла Кади в попытке разрядить обстановку.

– Слышала, так иногда делают для тех, кто поступает по наследству, – заметила Ранджу. – Дают тебе ощущение, что ты часть живой истории Гарварда. Одна из многих уловок, чтобы заручиться выпускниками.

– Тем не менее, – нахмурилась Андреа, – я горжусь, что могу оправдать ожидания своей семьи, пусть их планка и высока. И я не стала бы чернить собственных родителей, словно каких-то незнакомцев, но это всего лишь мое мнение.

– Она же просто шутила, – вступилась Кади.

Андреа глубоко вздохнула:

– Ты права. Я действительно не знаю твоей ситуации. Прошу прощения, если задела.

– Да ладно, норм, – едко отозвалась Ранджу.

– Друзья?

– Ага, друзья, – согласилась она с натянутой улыбкой.

– А теперь, если позволите, мне нужно в уборную, – и Андреа вышла в коридор.

Как только дверь щелкнула замком, Ранджу развернулась к Кади:

– Нет, ну как тебе она?

– Странно, конечно, – согласилась Кади, горя желанием доказать свою преданность. Однако в глубине ее души все же засели слова Ранджу про уловки для наследников. Да, родители Кади не были здешними выпускниками, но брат в Гарварде, как думалось ей, тоже считался. А мертвый?

– В смысле, мы только встретились, а она уже вся из себя, меня осуждает. Нам, ну, жить тут вместе вообще-то, нельзя повежливее, что ли?

– Вот да.

Раньше Кади считала, что студентов расселяют случайным образом, но если Андреа намеренно разместили в Уэлд-холл, то Кади ведь могли намеренно отправить подальше от Грэйса, общежития Эрика на первом году его обучения?

– И по правде, я шучу про родителей, да, но они мои родители. Я все понимаю, они все понимают, и мне не нужно объяснять это какой-то первой встречной.

И она не попала в Принстон или Йель. Просто потому, что подала документы в Гарвард, когда брат был на третьем курсе, и поступила через три недели после того, как он выпрыгнул из окна своей комнаты в общежитии. Может, ее приняли в качестве эдакой подстраховки а-ля «не подавайте на нас в суд»? Или из жалости?

– Нельзя судить привычки чужой семьи, понимаешь?

Кади снова сосредоточилась на Ранджу:

– Мне очень нравятся твои родители. И по вам видно, насколько вы друг друга любите.

– Спасибо. Они у меня клевые. Жаль, что я не застала твоих маму с папой.

– Ага, ну, по правде, ты не застала моих папу с тетей, но не суть, – отмахнулась Кади, но что-то в ее лице, должно быть, выдало боль, потому как Ранджу смущенно вскинула брови:

– Ой, прости, пожалуйста. Твоя мама?..

– Умерла? Нет, нет. – Брат умер. – Маме просто не до поездки.

Отговорка вышла достаточно сносной и расплывчатой – если не знать, что родственник, который таки отправился в поездку, прикован к инвалидному креслу.

Отец Ранджу, относивший свернутые коробки на цокольный этаж, вернулся и сообщил, что мусор уже почти расчистили, а потом добавил:

– А, и пока не забыл, Кади, скажи, пожалуйста, где ты купила толстовку?

Кади оцепенела – совсем забыла, что так ее и не сняла.

– О нет, не говори! – крикнула Ранджу из их спальни. – Он закупит их на всю семью. В магазине кампуса ничего не останется.

Кади дернула толстовку через голову, заглушая свое слабое восклицание о том, что как-то жарковато.

– Мое единственное дитя поступает в Гарвард, и ты думаешь, я стану это скрывать?! – крикнул отец в ответ.

Ранджу вышла из комнаты, по-прежнему его подкалывая:

– Знаешь, готова спорить, что Гарвард производит их и в Индии, скажи нашим, пусть закупятся прямиком на фабрике, сэкономите на доставке.

Кади метнулась за ее спиной в спальню, бросила скомканную толстовку на свою кровать, потом нырнула обратно в общую комнату.

– Какая умная штучка, – произнес доктор Васан. – Скажи мне, Кади, разве может хорошая дочь так упрекать отца?

Кади хмыкнула, пряча в смехе тревогу:

– Вопрос, скорее, к моему отцу.