Читать книгу Призраки Гарварда - Франческа Серрителла - Страница 6

Когда Кади вновь оказалась одна, успел наступить вечер. И Ранджу, и Андреа отправились поужинать с родителями. Кади взяла себе салат из ресторанной сети на Гарвардской площади, а съела его в комнате, сидя на матрасе и склонившись над страницами Эриковой тетради.

Снаружи донесся шум; Кади пересекла комнату и выглянула в окно. Она проследила, как шумные компании первокурсников носятся по окутанному темнотой Гарвард-ярду, их смех отражался от периметра старых кирпичных стен, дубов и плюща. Кади захлестнула волна одиночества. Она думала, что раз она и новые одноклассники все незнакомцы, развеселый дух общей потребности в общении утащит ее в расцветающую компанию, словно светский прибой. Она надеялась, что сможет, по крайней мере, зависать со своими соседками – или что дело будет обстоять проще, чем сейчас. Она смотрела в окно, и ей казалось, что для многих все так и есть. Ей хотелось погрузиться в бурный водоворот общения, но весь этот день Кади чувствовала себя отрезанной от остальных. Спасибо тайнам за это.

Способность хранить секреты – это у них, Арчеров, семейное. Кади помнила день, когда получила ответы от первой партии университетов. Письма о зачислении в Гарвард среди конвертов, которые Кади вытащила после школы из почтового ящика, не было. Потому что мать успела первой проверить ящик, забрать письмо и спрятать. Чего мать не знала, так это что Кади подписалась на уведомление и по электронной почте. Слова первой строки: «Поздравляем! С радостью сообщаем, что вы зачислены в Гарвард…» – клокотали в сердце Кади еще с обеда. Только позже, днем, когда она сообщила матери, что ее приняли, та выдала ей бумажную версию. Мать сказала, что думала, мол, Кади расстроится, увидев письмо, и это звучало правдоподобно, ведь Кади сама скрывала от нее причину, по которой на самом деле хотела туда поступить.

Но свой первый вечер на месте Кади представляла совершенно не так. Когда она только подавала документы в Гарвард, то воображала, как они с Эриком будут вместе заезжать в кампус. Кади скорбела о той альтернативной реальности, где брат все еще оставался здесь. Он заранее знал бы, как все устроено, где забирать ключи, где парковаться, в хорошее ли тебя поселили общежитие. Он представил бы Кади своим друзьям, и она по умолчанию стала бы куда круче, потому что старшекурсники знали бы ее имя. Он таскал бы ее тяжелые вещи этими своими тоненькими, но странно сильными руками. Он пристал бы к Кади с мерзкими потными объятиями.

Дома она редко знакомилась с людьми без привязки к брату – извечная «Кади, младшая сестра Эрика Арчера». Все знали Эрика Арчера или хотя бы слышали о нем; он был из тех ребят, кого в старшей школе называли только полным именем. Тогда для Кади не было незнакомцев. Сейчас ими были все. И Кади лишь усугубляла положение. Почему она не могла сказать соседкам про умершего брата? Она говорила себе, что не хочет никого ставить в неловкое положение, но на деле причина была куда эгоистичней: Кади не желала казаться трагичной натурой. Трагедия бросает на человека тень, и люди не желают ее касаться – вдруг заразно. Одно дело – брат-гений, другое – брат-суицидник. Кади безумно хотелось переписать историю, дать Эрику, дать им обоим лучший исход. А если это невозможно, то и не упоминать вовсе.

Кади отошла от окна и вернулась к тетради Эрика. Может, брат все-таки сумеет познакомить ее кое с кем. Она снова перелистнула страницы, выискивая имена. Вначале несколько раз встречалось «Прокоп» – например, где Эрик набросал часы приема у «проф. Прокоп», – и Кади смутно припомнила, что это профессор, которая консультировала Эрика по работе на премию Бауэра, которую он так и не завершил. Кади стало интересно, не изменились ли часы приема в этом году.

Нашлась запись, которая бросилась в глаза потому, что сделана не почерком Эрика. На ранних страницах, где расчеты еще были аккуратно выведены карандашом, но одно решение было исправлено синей ручкой. Она же на полях обозначила: «Молодца! Никос».

Никос. Необычное имя, которое наверняка с легкостью найдется на Фейсбуке; Кади зашла в приложение на телефоне и действительно быстро его обнаружила. Увеличила фото профиля – точеные черты, темные волосы и глаза, в щеголеватом смокинге. «Черт, Эрик, – подумала Кади, – не мог нас с ним раньше познакомить?» Она побродила по его страничке: четвертый год обучения, изучает физику, как Эрик, то есть ходили на одни занятия. Пролистывая группы Никоса, Кади увидела, что он числился в местной команде по сквошу и университетском хоре. Кади пела в камерном хоре старшей школы и думала, не вступить ли в какую-нибудь вокальную группу в кампусе, и только что мысль стала куда привлекательнее.

Кади услышала, как снаружи открылась дверь общей комнаты; должно быть, вернулся кто-то из соседок. Она высунулась из спальни, втайне надеялась, что это Ранджу, но как раз успела увидеть, как за Андреа закрылась дверь ее комнаты.

Кади вышла и, немного поколебавшись, легонько постучала:

– Андреа, привет, это…

– Я переодеваюсь! – заорала изнутри та.

– …Кади, – закончила она уже себе под нос.

Вот тебе и сближение с соседками.

Торчать под дверью и ждать появления Андреа было как-то неловко. Потому Кади перебралась в женскую уборную, отчасти намереваясь умыться перед сном и отчасти надеясь по пути встретить того, кто переубедит ее, что ложиться еще рано, но коридоры пустовали. Она толкнула грязную стальную панель двери плечом. В одной из ближайших кабинок кто-то принимал душ, и мелькающая между занавеской и кафельной стеной тончайшая полоска обнаженной кожи заставила Кади почувствовать себя извращенкой. Она повернулась к душевым спиной и положила зубную щетку с пастой на край раковины, чистой, за исключением завитка чьего-то волоса. К нравам в общей ванной ей придется привыкать. Взрослея, Эрик уступил сестре власть над территорией ванной комнаты, и Кади приходилось мириться только с рыжими волосками, когда он брился, но их было немного. Эрика пугала таинственная сила женственности его сестры; из этого страха он всегда держался на почтительном расстоянии от ее странных девчачьих штук типа тампонов, скраба для тела и утюжка для волос, хотя иногда все-таки тайком брал ее шампунь. Кади временами замечала, что от брата пахнет розами, или манго, или другим ароматом, который она предпочла взять в тот раз, и ловила его с поличным: «Это жожоба меня выдало, да? Ай чтоб тебя, жожоба!»

Она посмотрела в зеркало, улыбаясь воспоминанию, и скрутила волосы в пучок на макушке.

Дверь в уборную распахнулась, и вошла Андреа, одетая в фиолетовую клетчатую пижаму и светло-лиловые тапочки.

– Ой, привет, – произнесла она подозрительно робко. – Прости, я переодевалась.

– Ага, без проблем, – одобряюще улыбнулась Кади. – Как прошел ужин?

– Хорошо. – Андреа устроила на соседней раковине фиолетовую в тон сумочку с принадлежностями.

Разговор теплел еще медленнее, чем вода в кране. Кади наклонилась умыть лицо.

– Ранджу пока не вернулась.

– Знаю. – Андреа выдавила на электрическую щетку полосочку пасты с такой сосредоточенностью, какую «Аквафреш» не то чтобы заслуживал. – Мы столкнулись с ней на площади. Родители водили ее в какой-то модный ресторан в их отеле. Я пригласила ее поесть с нами мороженого – чисто из вежливости, – но Ранджу сказала, что кое с какими людьми уже договорилась.

На словах «кое с какими людьми» Андреа изобразила пальцами кавычки, а остальное проговорила с щеткой в зубах, буквально исходя пеной:

– Какими людьми? Что за страшный секрет? Я не собиралась за ней тащиться, у меня мороженка была в планах! – Андреа умолкла и сплюнула. – Грубо.

И она сунула жужжащую щетку обратно в рот.

Кади промокнула лицо полотенцем, пытаясь придумать ответ.

Андреа прополоскала рот и сплюнула последний раз.

– Наверное, легко заводит друзей. Не знаю как.

Кади ощутила неприятную солидарность с Андреа, связавшую их клейкой смесью из неуверенности в себе и зависти.

– Можно взять у тебя немного пасты? Забыла свою.

Андреа протянула ей тюбик.

– Откуда у тебя шрам на шее?

Кади уронила тюбик в раковину.

– Ой, черт, прости. – Она завозилась, вылавливая его, и вспыхнула: – Я… э-э… этот?..

Кади прикрыла шрам ладонью и солгала:

– Удалила родинку.

– Рак?

Она распустила волосы, скрывая шрам.

– Нет, но думали, что есть вероятность, а потому… – Пусть шрам был всего лишь углублением длиной в дюйм, он напоминал о стыде столь глубоком, что доставал до самого сердца. – Не люблю его, уродливый.

– Тебе нужно каждый день использовать крем от загара. Рыжеволосые склонны к раку кожи.

– Куда с родителями ходили? – Кади сунула в рот щетку, чтобы передать разговорную эстафету на ту сторону.

– В Бартлиз. Слышала про это знаменитое место с бургерами? Родители ходили туда на свое первое свидание, вот и захотели, чтобы я тоже попробовала. Сказали, мол, ничего не изменилось, кроме меню, что их порадовало, но я не очень-то люблю гамбургеры. Потом родители поехали домой. Они не из тех, кто станет тратить деньги на гостиницы, пока совсем не прижмет.

– Мои тоже.

– Ты про отца и тетю? Ранджу говорила, что твоей мамы не было.

– Ну да. – Кади мельком глянула на Андреа в зеркале: «И когда эти двое успели меня обсудить?» – Я в общем.

– А почему мама не приехала?

Кади вздохнула:

– Она абсолютно разочарована во мне за то, что я поступила в Гарвард.

Андреа на мгновение нахмурилась, сбитая с толку, но потом расплылась в улыбке:

– А, ты шутишь, на этот раз до меня дошло.

Кади тоже улыбнулась, больше ничего не раскрывая.

– Увидимся в комнате.

Неуверенный взгляд Андреа проводил ее, отражаясь раз за разом в ряде зеркал.

Так что на пути обратно Кади преследовало не одно, но два болезненных воспоминания. Она быстро переоделась и залезла под одеяло на своей нижней койке, но так и не сумела выстоять против двух воспоминаний сразу. И пока пыталась заснуть, ее разум все проигрывал тот ужасный вечер, когда она за ужином обсуждала с родителями свои письма о зачислении.

Она помнила, как отец откинулся на спинку стула.

– Гарвард. Ты поступила… серьезно?

Помнила, каких усилий стоило ни разу не посмотреть матери в лицо.

Затем отец глубоко вздохнул и вымучил улыбку:

– Что ж, чудесно.

– Энди! – Мать глянула на него так, будто он отпустил плохую шутку.

– Чудесно же. Университет невероятно престижный, и даже не будем упоминать, насколько избирательный, и они выбрали нашу дочь. Это огромный успех, Кади, поздравляю, – отец приподнял стакан с водой в сторону Кади.

– Ну да, милая, и я надеюсь, ты собой гордишься не меньше, чем я тобой, – мать коротко кивнула дочери. – Она очень много трудилась, а потому поступила во множество лучших вузов, включая Лигу плюща, и может выбирать. Разумеется, в Гарвард она не захочет.

– А ты ее спрашивала? – Отец вскинул брови, глядя на дочь. – Ты хочешь?

– Вообще-то хочу, – тихо отозвалась Кади.

– Отлично, тогда я тебя поддерживаю. Отличный выбор.

– Погоди, что? – уронила челюсть мать. – Кади, ты туда не хочешь.

– Это был первый пункт в моем списке.

– До того, но не сейчас. Как ты можешь туда хотеть?

Отец повернулся к матери:

– Не набрасывайся на нее. Пусть девочка решает сама.

– Поверить не могу, что мы вообще об этом спорим! – Мать издала смешок, но глаза ее вспыхнули. – Тебе просто нужно внимание? То есть сперва на церемонии развеивания праха, теперь сейчас?

Кади бросило в жар:

– Нет, тогда я не знаю, что случилось, я не хотела…

– Тогда почему ты так поступаешь?

Кади опустила глаза, стремясь защититься от пристального взгляда матери.

– Я просто хочу…

– Карен, – вмешался отец, – нельзя винить Гарвард. Мы должны признать, что Эрик был шизофреником. Его доконала болезнь, не школа. Его убил не Гарвард.

– Гарвард его не спас! – рявкнула мать. – Я привезла сына из гарвардского кампуса в мешке для трупов. Где-то там стоит кафетерий, где он в последний раз поел. Мне до сих пор приходят уведомления о книгах, которые он так и не вернул в Ламонт. Я получила письмо с соболезнованиями на гарвардском бланке с этой их идиотской гребаной алой печатью, которую я надеюсь больше никогда не увидеть. – К ее глазам подступили слезы. – Это обиталище величайшей трагедии моей жизни. Это его могила!

– Мам, – Кади потянулась к ней через стол. Она чувствовала себя ужасно и уже была готова передумать, как…

– Еще и ты. – Мать отшатнулась, уставилась на нее диким взглядом: – О чем ты думаешь? Как могла допустить даже мысль поступить так с нами? Со мной?

– Я хочу…

– Хочешь что? Протащить нас через еще четыре года агонии? Лишить меня сна на еще больше ночей? Честно говоря, не представляю, почему ты вообще хочешь через такое пройти сама. Как ты можешь это стерпеть? Как будто его смерть для тебя ничего не значит.

Кади ощутила, как к коже приливает жар, словно ей только что залепили пощечину.

Отец поднял ладонь:

– Хватит. Довольно. Мы все скорбим по Эрику, да, каждый по-своему, но тем не менее, и скорбеть будем очень, очень долго. Но я не допущу, чтобы жизнь нашей семьи строилась исключительно вокруг этой трагедии. Не допущу. Да, смерть Эрика всегда будет омрачать нашу жизнь. Но, Карен, ты как будто одержима только им.

– А чего ты еще от меня хочешь? Я его мать!

– Ты и ее мать тоже!

И последние слова матери, прежде чем покинуть стол:

– Не сегодня.

Кади разбудил ее собственный перепуганный голос:

– Нет, нет, нет!

Во сне она выставила руки, словно пыталась оттолкнуть нависшего над ней человека, а вместо этого коснулась ячеистой сетки верхней койки. В комнате царил непроницаемый мрак, однако чувства медленно начали возвращаться: слегка пластмассовый запах новенького постельного белья, звук ее собственного тяжелого, частого дыхания, ощущение липкости холодного пота на шее и стеснения от простыни, в которой запутались ноги, словно Кади долго ворочалась. Наконец глаза привыкли к темноте, и она различила девичью руку, которая махала ей с верхней койки.

– Прости, прости, это я, – раздался оттуда же голос Ранджу. – Старалась потише, но пока только набиваю руку с этой верхотурой. Скрипит до ужаса.

Кади прерывисто выдохнула:

– Ничего. Я не знала, что там надо мной. И, кажется, мне снился кошмар.

– Тогда, наверное, хорошо, что я тебя разбудила? Но все равно извини. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, – ответила Кади верхнему матрасу.

Как только страх ушел, на его место вернулось былое одиночество.

Кади дотянулась до лежащего на полу и подключенного к зарядке телефону, проверила время: 3.11. Бездумно пролистала мессенджер в поисках хоть какого-то утешения. Она еще днем написала своей лучшей школьной подруге, но та до сих пор не ответила, видимо, была слишком занята новыми товарищами в Пенсильванском университете. Кади зашла в список избранных и остановила полоску выбора на имени Эрика. В детстве, если ночью ей становилось страшно или снился кошмар, она шла в комнату брата и обо всем рассказывала. Иногда Кади даже выдумывала жуткий сон как повод, чтобы посидеть с ним. Поддавшись порыву, она набрала сообщение – украдкой, словно кто-то может ее поймать за этим занятием, – и нажала «отправить». А потом положила телефон обратно на пол рядом с кроватью и упала лицом в подушку.

Прошло несколько минут, прежде чем раздался дзынь – сигнал о полученном сообщении. Кади взяла телефон, и, как только увидела экран, по спине пробежали мурашки: «1 новое сообщение». Она не знала, что ожидала увидеть, эсэмэску с того света? Однако отчаявшиеся люди верят в чудеса. Сердце забилось чаще. Кади разблокировала телефон и зашла в мессенджер. Экран вспыхнул ослепительно белым. На нем значилось:

Ошибка доставки

Текст сообщения: Я скучаю.

Отправлено: 3.12

Получатель: Эрик недоступен