Читать книгу Странник в землях духов - Франческо Фарнезе - Страница 9

Когда они ушли, я повернулся к своему спутнику, который сидел, сбившись в кучу, почти оглушённый, в одном углу хижины, и, помогая ему подняться, предложил, что если он сможет немного пройтись, то нам обоим будет лучше покинуть это место на случай, если эти люди вздумают вернуться. С большим трудом и болью я поднял его и медленно помог ему добраться до безопасного места на тёмной равнине, где, если мы и не были укрыты, то, по крайней мере, не подвергались опасности быть окружёнными. Затем я постарался облегчить его страдания, используя методы, которым научился за время пребывания в Доме Надежды, и через некоторое время бедняга смог заговорить и рассказать о себе и о том, как он оказался в этой мрачной стране. Как оказалось, он совсем недавно покинул земную жизнь, будучи застреленным человеком, который ревновал его к жене, и не без причины. Единственным искупительным моментом в истории этого бедного духа было то, что он, бедная душа, не испытывал ни гнева, ни желания отомстить человеку, который поторопил его с уходом из жизни, но только горе и стыд за всё это. Больше всего его ранило и открыло глаза на его деградацию открытие, что женщина, ради любви которой всё это было сделано, была настолько чёрствой, настолько эгоистичной, настолько лишённой всякого истинного чувства любви к ним обоим, что она была занята только тем, как это повлияет на неё саму и её положение в мире моды, и ни одной мысли, кроме злости и раздражения, она не высказала ни своему несчастному мужу, ни жертве его ревнивого гнева.

«Когда», – сказал молодой человек, которого я буду называть Раулем, – «когда я узнал, что действительно умер, но обладаю способностью вернуться на землю, моей первой мыслью было полететь к ней и утешить её, если это возможно, или, по крайней мере, дать ей почувствовать, что мёртвые ещё живут, и что даже в смерти я думаю о ней. И как вы думаете, как я нашёл её? Плачущей по мне? Горевавшей о мне? Нет! Ни на йоту. Только думала о себе и желала, чтобы никогда нас не видеть, или чтобы одним переворотом вычеркнуть нас обоих из своей жизни и начать жизнь заново с кем-то другим, стоящим в социальной шкале выше, чем мы оба. Шелуха упала с моих глаз, и я понял, что она никогда не любила меня ни на йоту. Но я был богат, я был из знати, и с моей помощью она надеялась подняться ещё на одну ступеньку социальной лестницы, а сама добровольно превратилась во взрослую женщину, не из-за любви ко мне, а ради мелкого триумфа – одержать победу над какой-то соперницей. Я был всего лишь бедным слепым дураком, и моя жизнь заплатила за мою глупость. Для неё я был лишь неприятным воспоминанием о том горьком позоре и скандале, который выпал на её долю. Тогда я в горечи бежал с земли, куда угодно, мне было всё равно, куда. Я сказал, что больше не буду верить ни в добро, ни в правду, и мои дикие мысли и желания привели меня в это тёмное место и к этим деградировавшим гулякам, среди которых я нашёл родственные души тем, кто был моими паразитами и льстецами на земле, и среди которых я растратил своё состояние и потерял свою душу».

"А теперь, о! несчастный друг, – сказал я, – неужели даже сейчас ты не будешь искать путь раскаяния, который приведёт тебя обратно в светлые земли и поможет тебе вернуть утраченное наследство твоей мужественности и твоего высшего "я"?"

"Теперь, увы, уже слишком поздно", – сказал Рауль. "В аду, а это, несомненно, ад, нет больше надежды ни для кого".

"Ни для кого нет надежды?" ответил я. "Не говори так, друг мой; эти слова слишком часто звучат из уст несчастных душ, ибо я могу засвидетельствовать, что даже в самом мрачном отчаянии всегда есть надежда. Я тоже познал горе и горечь, столь же глубокую, как твоя; но у меня всегда была надежда, ибо та, кого я любил, была подобна чистым ангелам, и её руки всегда были протянуты, чтобы дать мне любовь и надежду, и ради неё я тружусь, чтобы дать другим надежду, данную мне самому. Пойдём, позволь мне вести тебя, и я направлю тебя в ту лучшую землю".

"А кто ты, о друг, с добрыми словами и ещё более добрыми делами, которому, по правде сказать, я обязан жизнью; но разве я не узнал, что в этом месте, увы! нельзя умереть – можно страдать до самой смерти и даже от всех её мук, но смерть не приходит ни к кому, ибо мы перешли за её пределы и, похоже, должны жить в вечности страданий? Скажите мне, кто вы и как вы оказались здесь, произнося слова надежды с такой уверенностью. Я мог бы принять вас за ангела, посланного мне на помощь, но для этого вы слишком похожи на меня самого".

Затем я рассказал ему свою историю, как я работал над собой, как он мог бы работать, а также рассказал о великой надежде, которую я всегда имел перед собой, что со временем я смогу соединиться с моей милой любовью в стране, где мы больше не будем разлучены.

"А она?" – сказал он, – "довольна, ты думаешь, ждать тебя? Она проведёт всю свою жизнь одиноко на земле, чтобы присоединиться к тебе на небесах, когда ты туда попадёшь? Ах! Друг мой, вы обманываете себя. Это мираж, за которым вы гонитесь. Ни одна женщина, если только она не старая или очень скромная, не станет мечтать о том, чтобы жить вечно в одиночестве ради вас. На какое-то время, я согласен, если она романтична, или если никто не придёт свататься к ней, но, если она не ангел, она утешится, поверьте мне. Если ваши надежды не более обоснованы, мне вас только жаль".

Признаюсь, его слова меня несколько разозлили; они отозвались эхом сомнений, которые всегда преследовали меня, и были как холодный душ на всю ту теплоту романтики, которой я себя подбадривал. Отчасти для того, чтобы удовлетворить как свои, так и его сомнения, я с некоторой горячностью сказал:

"Если я перенесу вас на землю, и мы найдём её оплакивающей только меня, думающей только обо мне, поверите ли вы тогда, что я знаю, о чем говорю, и не нахожусь в заблуждении? Признаешь ли ты, что твой опыт жизни и женщин может быть применим не ко всем, и что даже тебе есть чему поучиться в этом, как и в других вопросах?"

"Мой добрый друг, поверьте, что я от всей души прошу у вас прощения, если моё неверие причинило вам боль. Я восхищаюсь вашей верой и хотел бы сам иметь хоть немного её. Во что бы то ни стало давайте пойдём и увидим её".

Я взял его за руку, и тогда, "желая", чтобы мы отправились к моей возлюбленной, мы начали подниматься и мчаться сквозь пространство почти со скоростью мысли, пока не оказались на земле и не оказались в комнате. Я видел её дух-хранитель, наблюдающий за моей возлюбленной, и смутные очертания комнаты и её мебели, но мой друг Рауль не видел ничего, кроме формы моей возлюбленной, сидящей в своём кресле и похожей на кого-то из святых из-за яркости её духа и бледного мягкого ореола света, окружавшего её, духовного света, невидимого для землян, но видимого теми, кто находится на духовной стороне жизни, вокруг тех, чья жизнь хороша и чиста, так же как тёмный туман окружает тех, кто не добр.

"Mon Dieu!" – воскликнул Рауль, опускаясь на колени у её ног. "Это ангел, святой, которого ты привёл ко мне, а не женщина. Она вообще не с земли".

Тогда я обратился к ней по имени, и она услышала мой голос, и лицо её просветлело, и печаль исчезла с него, и она тихо сказала: "Дорогой мой, ты действительно там? Я так хотела, чтобы ты снова пришёл. Я могу думать и мечтать только о тебе. Можешь ли ты ещё прикоснуться ко мне?" Она протянула руку, и на одно короткое мгновение моя рука легла на неё, но даже это мгновение заставило её вздрогнуть, как будто на неё налетел ледяной ветер.

"Видишь ли, моя дорогая, я привёл несчастного друга, чтобы попросить твоих молитв. И я хочу, чтобы он знал, что на земле есть верные женщины, есть настоящая любовь, которая благословит нас, если только мы будем способны ею наслаждаться".

Она не слышала ясно всего, что я сказал, но её разум уловил смысл, и она улыбнулась, такой лучезарной улыбкой, и сказала: "О да, я всегда буду верна тебе, мой возлюбленный, как и ты мне, и когда-нибудь мы будем очень, очень счастливы".

Тогда Рауль, всё ещё стоявший перед ней на коленях, протянул руки и попытался коснуться её, но невидимая стена отстранила его, как и меня, и он отступил, воскликнув: "Если твоё сердце так полно любви и жалости, удели немного мне, который действительно несчастен и нуждается в твоих молитвах. Молись, чтобы и мне помогли, и я буду знать, что твои молитвы услышаны там, где мои были недостойны быть, и буду надеяться, что даже для меня ещё возможно помилование".

Моя дорогая услышала слова этого несчастного человека и, опустившись на колени рядом со своим креслом, вознесла маленькую простую молитву о помощи и утешении для всех нас. И Рауль был так тронут, так смягчён, что совсем сломался, и мне пришлось взять его за руку и повести обратно в страну духов, хотя теперь уже не в край, лишённый надежды.

С тех пор мы с Раулем понемногу работали вместе в той темной стране, где он теперь перестал обитать, и день ото дня он всё больше надеялся. По натуре он был самым живым и жизнерадостным, истинным французом, полным воздушной грациозной лёгкости сердца, которую не смогло полностью погасить даже ужасное окружение этого мрачного места. Мы стали большими друзьями, и наша работа была приятнее от того, что мы были вместе. Однако нашему общению не суждено было продлиться долго, но с тех пор мы много раз встречались и работали вместе, как товарищи в разных полках, которых случайности войны могут свести или разлучить в любой момент.