Читать книгу Здесь была Бритт-Мари - Фредрик Бакман - Страница 3

Служба занятости открывается в девять утра. Бритт-Мари, не желая показаться назойливой, подождала до двух минут десятого.

– Сегодня вы должны были позвонить, – без тени требовательности в голосе сообщила она, пока девушка открывала дверь офиса.

Сегодня ее коротко стриженные волосы лежали по-другому. Скорее набок, чем прямо. Не потому, что так было задумано, просто волосы легли на ту же сторону, на какой девушка спала. Что ж, так, разумеется, практичнее, ведь на парикмахерскую времени нет, надо делать карьеру. Бритт-Мари никого не осуждает. Но сама она уложила волосы так, как укладывают волосы, когда считают это важным.

– Что? – воскликнула девушка, причем выражение ее лица было отнюдь не позитивным.

В офисе сидели незнакомые люди. С пластиковыми стаканчиками.

– Кто это? – пожелала узнать Бритт-Мари.

– У меня встреча, – ответила девушка.

– Ах-ха, это, безусловно, важно, – констатировала Бритт-Мари и расправила видную только ей складку на юбке.

– Да… ну… – замялась девушка.

Бритт-Мари кивнула и с пониманием, а никак не осуждая, констатировала:

– А я, разумеется, ничего не значу.

Девушка поежилась, словно одежда вдруг стала ей не по размеру.

– Ну я как бы говорила вчера, что дам знать, если что-нибудь появится, я не обещала, что это будет сего…

Вынув из сумочки записную книжку, Бритт-Мари наставительно заметила:

– Я внесла нашу встречу в список.

Девушка терла пальцами лоб, словно нащупывала там невидимые гвозди.

– Я сказала… может быть… сегодня.

Бритт-Мари улыбнулась исключительно благожелательной улыбкой.

– Понимаете, я бы не стала вносить нашу встречу в список, если бы вы о ней не сказали.

Девушка вздохнула:

– У меня встреча, я должна…

– Возможно, у вас было бы больше времени на поиски вакансий, если бы вы не сидели целыми днями на встречах? – В голосе Бритт-Мари звучало столько заботы!

– Мне очень жаль, но я действительно не могу вам помочь… – Девушка посмотрела на часы.

Бритт-Мари с поразительным терпением выдохнула через нос.

– Вы обязаны. Вот список. Понимаете, это ваше упущение.

– Что? – Глаза у девушки слегка округлились. Бритт-Мари выставила сумочку перед собой и вцепилась в нее обеими руками, словно в руль самоката.

– Вы вынудили меня писать ручкой. Поэтому написанного уже не сотрешь.

Девушка, кашлянув, вернула записную книжку Бритт-Мари.

– Мне очень жаль, что мы не поняли друг друга, но я должна вернуться на встречу.

Бритт-Мари крепче вцепилась в сумочку.

– Ах-ха. Значит, я должна сидеть здесь и ждать, словно мне больше нечем заняться. Наверняка вы именно так и думаете.

– Нет… я хотела сказать… – попыталась вывернуться девушка, но Бритт-Мари уже уселась на стул в коридоре.

Предварительно протерев его носовым платком, разумеется. Мы же люди.

Девушка закрыла дверь со вздохом и закрыв глаза – примерно так задувают свечи на торте, загадав желание. Бритт-Мари осталась в коридоре одна. На девушкиной двери, чуть ниже ручки, виднелись две наклейки. На такой высоте, словно наклеивали дети. На наклейках – футбольные мячи. Бритт-Мари они напомнили о Кенте, потому что Кент обожает футбол. Футбол он любит больше всего на свете. Даже больше, чем рассказывать, сколько стоят его вещи, а уж это, бог свидетель, Кент любит.

Во время важных футбольных матчей утренняя газета вместо приложения с кроссвордами выходит со специальным приложением о футболе, и в такие дни от Кента слова разумного не добьешься. Когда Бритт-Мари спрашивает, что он хочет на ужин, Кент бормочет, не отрывая взгляда от мяча: «Да какая разница…»

Бритт-Мари никогда этого футболу не простит. Футбол отнимает у нее и Кента, и приложение с кроссвордами.

Бритт-Мари потерла белое пятно на безымянном пальце. Вспомнила тот последний раз, когда приложение с кроссвордами заменили футбольным. Она тогда четыре раза прочитала всю остальную газету в надежде, что на какой-нибудь странице прячется кроссвордик, который она пропустила. Кроссворда не было, зато была заметка о смерти женщины – ровесницы Бритт-Мари. Этой заметки Бритт-Мари не забыть никогда. Там говорилось, что женщина, прежде чем ее нашли, пролежала мертвая несколько недель: соседи пожаловались на зловоние, исходящее из ее квартиры. Бритт-Мари все думала и думала, какой же это ужас – когда соседи жалуются на зловоние. В заметке говорилось: «Смерть наступила от естественных причин». По свидетельству соседа, «когда домовладелец вошел в квартиру, на столе все еще стояли тарелки». Бритт-Мари спросила Кента, что, по его мнению, ела та женщина – ужасно, должно быть, умереть прямо за ужином, словно ты съел что-то испорченное. Кент буркнул «Да какая разница» и прибавил громкость: футбол. Внутри у Бритт-Мари все закричало.

Разница огромная. Ужин имеет значение.

Медленно прошло полчаса. Дверь девушкиного кабинета наконец открылась, оттуда вышли люди. Девушка, воодушевленно улыбаясь, попрощалась со всеми; при виде Бритт-Мари энтузиазма в ее улыбке поубавилось.

– А, вы еще здесь. Ну как бы, Бритт-Мари, мне ужасно жаль, но у меня нет вре…

Бритт-Мари встала, стряхнула с юбки невидимые крошки.

– Это я понимаю. Вам надо делать карьеру, и у вас, естественно, нет времени на кого-нибудь вроде меня.

Слово «карьера» Бритт-Мари произнесла с заботой в голосе. Без малейшего осуждения. Однако девушка, кажется, все же услышала в этом осуждение, потому что лицо у нее сделалось как у одной соседки Бритт-Мари, которой Бритт-Мари попыталась выказать свою заботу. Соседка обозвала Бритт-Мари «старой перечницей», потому что Бритт-Мари позвонила ей в дверь и благожелательно уведомила о правилах пользования общедомовой прачечной. В четвертый раз. Бритт-Мари очень обиделась. Не на «старую», это она все же смогла вынести, но какая же Бритт-Мари «перечница»? Она заботливая, а это совсем другое. Она объясняла это соседке каждый раз, как они встречались, пока через несколько месяцев та не заорала: «Да сколько можно талдычить одно и то же, черт побери!» Бритт-Мари эти слова глубоко ранили, потому что она не из тех, кто талдычит. «Разве я такая? Как по-твоему, я талдычу, Кент? Как ты думаешь? Я талдычу?» – спросила она Кента тем вечером. «Ненене, ё-моё», – пробормотал Кент. «Вот и я, именно это я и говорю! Ничего я не талдычу!» – кивнула Бритт-Мари. После этого она всю ночь пролежала без сна. Она разволновалась из-за того, что в доме есть люди, которые совершенно несправедливо полагают, будто Бритт-Мари способна талдычить.

– Мне очень жаль, но… – нетерпеливо начала девушка, явно намереваясь выпроводить Бритт-Мари. Поэтому Бритт-Мари перебила, кивнув на наклейки:

– Если вы любите футбол, вам, наверное, это нравится.

– Да! Вам тоже? – просияла девушка.

– Разумеется, нет, – прояснила ситуацию Бритт-Мари.

– Ага…

– Ах-ха.

Девушка покосилась на свои наручные часы, потом на еще одни, настенные. Она явно вознамерилась выдворить Бритт-Мари, так что Бритт-Мари решила выказать некоторую социализированность.

– У вас сегодня волосы лежат по-другому, – заметила она.

– Что?

Бритт-Мари доброжелательно улыбнулась:

– Стрижка выглядит не как вчера. Разумеется, это современно. Когда не надо ничего решать.

И тут же добавила:

– Разумеется, ничего страшного.

Ведь Бритт-Мари никого не осуждает. Девушка откашлялась.

– О’кей. Спасибо, но теперь я…

– Похоже, это очень практично. Стрижка, – одобрительно кивнула Бритт-Мари.

На самом деле короткие волосы торчали во все стороны, как если бы кто-то пролил апельсиновый сок на ковер с ворсом. Кент постоянно это делал, когда пил водку с апельсиновым соком во время этих футбольных матчей, пока Бритт-Мари не решила, что с нее достаточно, и не перетащила ковер в гостевую комнату. Это было тринадцать лет назад, но она до сих пор думает об этом. Ковры Бритт-Мари и ее воспоминания в этом смысле похожи: с них трудно свести пятна.

Но стрижка, конечно, может быть какой угодно. Сегодня она напоминает укроп, который вырастили в горшке на балконе. Ничего страшного, разумеется. Против укропа у Бритт-Мари нет ни малейших предубеждений.

Девушка кашлянула. Стрижка никак себя не проявила.

– К сожалению, у меня нет времени.

– А когда будет? – уточнила Бритт-Мари.

Девушка задышала, словно очень полный мужчина, а не очень худенькая девушка.

– В каком смысле?

Бритт-Мари достала записную книжку и методично прошлась по списку дел.

– У меня есть время в три часа.

– У меня сегодня все расписано, не полу… – сделала попытку девушка.

– Также я могу встретиться с вами в четыре или в пять часов, – дипломатично предложила Бритт-Мари.

– Сегодня мы закрываемся в пять.

– Значит, договоримся на пять, – подытожила Бритт-Мари, изготовившись сделать пометку в списке; свежезаточенный карандаш материализовался между ее указательным и большим пальцами.

– Но я же говорю – не получится! – простонала девушка.

– Значит, в пять вы заняты? – поинтересовалась Бритт-Мари.

– Да… ну как бы мы закрыва…

– А позже пяти мы встретиться не можем, – заметила Бритт-Мари.

– Что?

Бритт-Мари улыбнулась с поистине ангельским терпением.

– Я не хочу с вами ссориться. Совершенно не хочу. Но, голубушка, разве у нас военное положение? Цивилизованные люди ужинают в шесть, так что позже пяти для встречи поздновато, вы так не думаете?

– Да?

– Как по-вашему, мы можем встретиться за ужином?

– Нет… ну… а… что?

Бритт-Мари кивнула так, словно кивок стоил ей величайшего усилия.

– Ах-ха. В таком случае постарайтесь не опаздывать. Иначе картошка остынет.

И она записала: «18.00. Ужин».

Девушка еще что-то кричала ей вслед, но Бритт-Мари уже ушла. У нее нет времени стоять и талдычить одно и то же весь день напролет.

На часах было девять тридцать пять. Снова в дверь постучали ровно в одиннадцать. За дверью оказалась заботливая Бритт-Мари.

– У вас на что-нибудь аллергия? – спросила она.

– Чего? – отозвалась девушка.

– Есть ли что-то, чего вы не едите? – пояснила Бритт-Мари с тем стоическим спокойствием, каким следует вооружиться, говоря с человеком, который на любой твой вопрос отвечает: «Чего?»

– Я… вегетарианка, – выдавила девушка.

Бритт-Мари вынула записную книжку.

– Ах-ха.

Девушка засопела.

– Но… я же объяснила, что сегодня вечером не смогу…

– Вы рыбу едите? – перебила Бритт-Мари.

– Да… ну да, ем, но я же ска…

– Рыба – не вегетарианская еда, это мясо. Мясо рыбы, – пояснила Бритт-Мари.

Девушка прижала кончики пальцев к векам – так делают, когда привыкли объяснять сложные вещи простыми словами только потому, что многим кажется, что о сложных вещах надо уметь говорить просто.

– Я не ем красного мяса. Но людям обычно понятнее, если я говорю, что я вегетарианка.

Бритт-Мари приняла это к сведению.

– Вы едите лосося? – спросила она и участливо уточнила: – Это, знаете ли, рыба.

– Да. Я ем лосося, – признала девушка.

Бритт-Мари стряхнула невидимые крошки с юбки. Расправила несуществующую складку.

– Но мясо у лосося красное.

Может быть, девушка и собиралась что-то ответить, но Бритт-Мари уже спешила прочь.

Лосося Бритт-Мари готовит великолепно, потому что лосось – единственная рыба, которую любит Кент. Каждый день в пять часов Бритт-Мари звонит ему и спрашивает, вернется ли он домой в шесть, к ужину. Кент почти всегда говорит «нет», потому что у него встреча с немцами, но когда бы он ни пришел домой – горячий ужин всегда на столе.

«Ах-ха. Значит, невкусно?» – говорит обычно Бритт-Мари, пока Кент жует, и в ее голосе ни тени жалобы. «Ну что ты, что ты! Очень вкусно, очень!» – бормочет Кент, не отрывая взгляда от спортивной страницы в утренней газете. Он читает утреннюю газету вечером, отчего внутри у Бритт-Мари все тихонько кричит.

«Если вкусно, мне было бы приятно, если бы ты это сказал», – говорит она обычно и стряхивает со скатерти в ладонь невидимые крошки. «Господи боже, Бритт-Мари, я же сказал – очень вкусно!» – непонимающе возражает Кент, продолжая вычитывать что-то в телефоне. Бритт-Мари обычно поднимается и стряхивает невидимые крошки в раковину. Потом разгружает посудомойку и раскладывает столовые приборы как положено.

Кент обычно ставит свою тарелку в мойку, смотрит результаты матчей в телетексте и ложится спать. Бритт-Мари подбирает с пола спальни его рубашку и относит в стиральную машину. Потом стирает, убирается и снова кладет на место его бритву в ванной. Кент обычно утверждает, что она «спрятала» бритву; по утрам он стоит и кричит «Бриииитт-Мариии!», когда не может найти бритву, но конечно же Бритт-Мари ничего не прячет. Она кладет вещи на место. Есть разница. Иногда она кладет их на место для порядка, а иногда – чтобы услышать, как Кент выкрикивает ее имя по утрам. Потому что Бритт-Мари очень любит, когда он окликает ее по имени.

Потом день идет своим чередом, Кент возвращается домой поздно, ужинает, смотрит результаты футбольного матча по телетексту и ложится спать. Бритт-Мари стирает его рубашку. Ей хочется, чтобы когда-нибудь он положил рубашку в стиральную машину сам. Ей хочется, чтобы когда-нибудь он сам сказал, что ужин вкусный, чтобы ей не надо было выпрашивать эти слова. Ужины – это важно.

«Как вкусно!» Это важно.