Читать книгу Глаза Гейзенберга - Фрэнк Герберт - Страница 22

Создатели богов
Глава двадцать первая

Оглавление

День короток, а задача огромна и работники ленивы, но награда велика, и наш Господин велит нам поторапливаться.

– Писания аббода Халмираха

– Эта комната называется «кельей медитации о вере», – сказал Бакриш, распахнув дверь перед Орном и указывая внутрь. – Тебе нужно будет вытянуться на полу и лежать на спине. Не садись и не вставай, пока я не разрешу. Это очень опасно.

– Почему? – Орн сунул голову внутрь, чтобы оглядеться.

Помещение оказалось узким и высоким. Потолок, стены и пол были сложены из белого камня, испещренного коричневыми жилками, похожими на ходы насекомых. Комнату наполнял холодный белый свет без видимого источника, пресный, будто стерилизованное молоко. В воздухе висел запах сырого камня и плесени.

– Это очень мощная пси-машина, – сказал Бакриш. – Распластайся на спине, и будешь в относительной безопасности. Поверь моему слову – мне доводилось видеть, к чему приводит неверие. – Его передернуло.

Орн кашлянул, прочищая горло. Было холодно. Пустота в желудке давила, словно набухший мешок, предупреждая о какой-то ужасной опасности.

– А если я откажусь? – спросил он.

– Прошу тебя, – сказал Бакриш. – Я здесь, чтобы помочь. Отступиться сейчас опаснее, чем продолжать. Намного опаснее.

Его голос звучал искренне, и Орн, обернувшись, увидел в темных глазах жреца мольбу.

– Прошу тебя, – повторил Бакриш.

Орн сделал глубокий вдох и шагнул в келью. Сигнал опасности слегка ослаб, но все же оставался четким и настойчивым.

– Ляг на спину ровно, – сказал Бакриш.

Орн растянулся на полу. Камень холодил кожу сквозь плотную ткань тоги.

– Как только инициация начнется, единственный выход – это пройти через нее.

– А вы проходили? – спросил Орн. Лежать на полу было до странности неловко. Бакриш, стоявший в дверном проеме, с этого ракурса казался гигантом.

– Ну конечно же, – ответил Бакриш.

Орн подумал: если его пси-осознание не ошибается, он, кажется, засек в эмоциональной базе жреца глубокую симпатию.

– А что ждет в конце инициации?

– Это каждый открывает для себя сам.

– Неужели пойти на попятный сейчас в самом деле опаснее? – спросил Орн и приподнялся, опираясь на локоть. – Я думаю, вы меня просто используете – должно быть, это какой-то эксперимент.

Бакриш буквально излучал сожаление.

– Когда ученый видит, что его эксперимент не удался, он не всегда отказывается от дальнейших попыток… на новом оборудовании. У тебя в самом деле нет выбора. А теперь ляг ровно; так будет безопаснее всего.

Орн повиновался.

– Тогда давайте начинать, – сказал он.

– Как прикажешь. – Бакриш сделал шаг назад, и дверной проем исчез, не оставив на стене никакого следа.

Чувствуя, как пересохло в горле, Орн стал оглядывать келью: навскидку метра четыре в длину, два в ширину и десять в высоту, хотя рябой каменный потолок расплывался в вышине, и он подумал, что расстояние до него, пожалуй, еще больше. Быть может, бледное освещение нарочно обманывало органы чувств.

Остерегающее предчувствие угрозы по-прежнему не давало расслабиться.

Внезапно комнату наполнил голос Бакриша, бестелесный и раскатистый. Он раздавался повсюду – вокруг и внутри Орна.

– Ты находишься в пси-машине, – сказал Бакриш. – Она окружает тебя. Инициация, которая тебе предстоит, уходит корнями в древность и потребует от тебя многого. Она призвана испытать качество твоей веры. Не справившись, ты потеряешь жизнь, душу… или и то, и другое.

Орн стиснул кулаки. Ладони покрылись потом. Он ощутил резкое усиление фоновой пси-активности.

Вера?

Ему вспомнилось, каким испытанием стала креш-капсула; сон, который его когда-то преследовал.

Богами не рождаются, их создают.

В креш-капсуле он заново собрал свое существо, вернулся из мертвых, отринув старые привычки, старые кошмары.

Испытать качество веры? Во что же он может верить? В себя? Он вспомнил время, проведенное в креш-капсуле, и вопросы, которые его изводили. Тогда он стал сомневаться в КИ, и постепенно в нем начало рождаться осознание. Где-то внутри себя он ощутил древний инстинкт, пережиток архаических тенденций.

И тут Орн вспомнил свое одночастное определение бытия: «Я – цельное существо. Я существую. Этого довольно. Я порождаю сам себя».

У него было, во что верить.

В келье снова загремел голос Бакриша:

– Погрузи свою самость в мистический поток, Орн. Чего тебе бояться?

Орн ощутил сконцентрированное на нем пси-давление, недвусмысленное свидетельство глубоко скрытого намерения.

– Я предпочитаю знать, куда двигаюсь, Бакриш.

– Иногда мы движемся просто ради того, чтобы двигаться, – сказал Бакриш.

– Бред!

– Нажимая кнопку, которая включает в комнате свет, ты опираешься на веру, – сказал Бакриш. – Ты веришь в то, что будет свет.

– Я верю своему прошлому опыту, – сказал Орн.

– А что было в первый раз, в пору, когда опыта еще не было?

– Удивился, должно быть.

– Ты обладаешь познаниями обо всем опыте, доступном человечеству? – спросил Бакриш.

– Допустим, нет.

– Тогда приготовься удивляться. Я должен открыть тебе, что твоя келья не оборудована никаким осветительным механизмом. Свет, который ты видишь, существует лишь потому, что ты этого желаешь, и ни по какой другой причине.

– Что…

Словно воды реки забвения, в комнату хлынул мрак, обрубая все чувства. Предчувствие угрозы сделалось оглушительным.

Во тьме прозвучал хриплый шепот Бакриша.

– Верь, ученик мой.

Орн задавил бурное желание вскочить на ноги, броситься к стене, в которой была дверь, и заколотить в нее кулаками. Там должен быть проем! Но он вспомнил невозмутимую мрачность предостережения жреца. Побег равнялся гибели. Пути назад не было.

Высоко под потолком появилось дымчатое сияние и стало по спирали спускаться к Орну. Тот поднес к глазам правую руку – ее очертания было видно лишь на фоне странного свечения, от которого в комнате не становилось светлее. С каждым ударом сердца ощущение давления росло.

«Темно стало, когда я усомнился», – подумал он.

Получается, молочное свечение, наполнявшее комнату, символизировало антитезу темноты, страха темноты? Не отбрасывающий тени свет померцал и залил келью, но он был более тусклым, чем в первый раз, а под потолком, где зародилось туманное сияние, кипело черное облако. Оно манило, будто абсолютная тьма глубочайшего космоса.

Орн в ужасе уставился на облако.

Тьма, заглушающая чувства, вернулась.

Под потолком снова замерцало туманное сияние.

Предчувствие опасности внутри Орна вопило во всю мочь. Он закрыл глаза, силясь преодолеть страх и сконцентрироваться. Когда глаза закрылись, страх отступил. Глаза потрясенно распахнулись.

Страх!

Призрачное сияние спустилось ниже.

«Закрыть глаза!»

Чувство нависшей опасности поутихло.

«Страх – это тьма, – подумал он. – Тьма притягивает к себе даже в присутствии света».

Он успокоил дыхание, сфокусировался на внутреннем центре. Вера? Что это значило? Слепая вера?

Страх тащил за собой тьму. Чего они от него хотели?

«Я существую. Этого довольно».

Он заставил себя открыть глаза и вперил взгляд в бессветную пустоту кельи. Опасное свечение потянулось к нему. Даже в полном мраке был ложный свет. Не настоящий, потому что в нем ничего нельзя было разглядеть. Это был антисвет. Он узнал бы его присутствие где угодно, даже во тьме.

Орн вспомнил, как давным-давно, еще на Чаргоне, ребенком оказывался в темноте в собственной комнате. Лунные тени казались ему чудовищами. Он крепко зажмуривался, боясь увидеть что-нибудь немыслимо ужасное, если вдруг откроет глаза.

Ложный свет.

Орн глядел вверх, на свивающееся кольцами сияние. Ложный свет – это ложная вера? Свечение начало сворачиваться обратно. А полная тьма, значит, – полное отсутствие веры? Свечение мигнуло и погасло.

«Достаточно ли верить в мое собственное существование?» – задумался Орн.

Келья оставалась темной и пугающей. В воздухе пахло каменной сыростью. Тьму заполнили вкрадчивые звуки – скрежет когтей, шипение, царапанье, шорохи и взвизги. Орн населил звуки всеми ужасами, какие только могло породить его воображение: ядовитыми ящерами, безумными чудовищами, смертельно опасными змеями, клыкастыми ползучими гадами из кошмаров. Чувство угрозы поглотило его целиком. Он лежал, замотанный в него, как в кокон.

Сквозь тьму, извиваясь, прополз хриплый шепот Бакриша.

– Орн, у тебя глаза открыты?

– Да, – ответил Орн с усилием, от которого задрожали губы.

– Что ты видишь?

Из этого вопроса родилась картина и заплясала у Орна перед глазами. Он увидел Бакриша в зловещем красном свечении, с искаженным от мучений лицом, его тело дергалось и металось…

– Что ты видишь? – требовательно повторил Бакриш.

– Вас. Я вижу вас в преисподней Садун.

– В Махмудовом аду?

– Да. Почему я это вижу?

– Разве свет не лучше, Орн? – В голосе Бакриша звучал ужас.

– Почему я вижу вас в аду, Бакриш?

– Умоляю тебя, Орн! Выбери свет. Верь!

– Но почему я вижу вас в…

Орн замолк, охваченный чувством, будто что-то заглянуло в него с мрачной решимостью. Оно проверило его мысли, изучило процессы жизнедеятельности и каждое невысказанное желание, взвесило и занесло в список его душу.

За этим пришло новое осознание. Орн понял, что, пожелай он, и Бакриш оказался бы в глубочайшей пыточной яме Махмудовых кошмаров.

Стоило только пожелать.

«Почему нет? – спросил он себя. И тут же добавил: – Но зачем?»

Кто он такой, чтобы принимать подобное решение? Чем Бакриш заслужил вечность Махмудова гнева? Разве это он задумал разрушить КИ? Бакриш был пешкой, простым жрецом.

А вот аббод Халмирах…

Келья наполнилась стонами и скрипом. Из тьмы над Орном выпрыгнул язык пламени, пылающее копье, занесенное и нацеленное, заливая стены кроваво-красным сиянием.

Предчувствие угрозы когтями раздирало Орну желудок.

Кто был подходящей целью для фанатичной жестокости Махмуда? Если загадать желание, поразит ли оно только одну цель? А что будет с загадавшим? Вдруг и его ждет кара?

«Что, если я тоже окажусь в аду с аббодом?»

Орн был абсолютно уверен в том, что мог в это самое мгновение совершить опасный, чудовищный поступок. Обречь своего собрата-человека на вечную агонию.

Какого человека и за что?

Дает ли сама возможность право воспользоваться этой возможностью? Ему стало тошно от накатившего соблазна. Никто из людей этого не заслуживал. Никто и никогда этого не заслуживал.

«Я существую, – подумал он. – Этого довольно. Боюсь ли я себя самого?»

Танцующее пламя дрогнуло и погасло, исчезло из темноты, полной шипения, скрежета и ползучих шорохов.

Орн вдруг почувствовал, что от его собственной дрожи ногти на руках стучат об пол. Его захлестнуло понимание. Когти! Он успокоил руки и рассмеялся вслух, потому что скрежет когтей затих. Почувствовал, как ноги извиваются в невольной попытке бегства. Успокоил ноги. Загадочные шорохи прекратились.

Осталось только шипение.

Он понял, что это его собственное дыхание пытается пробиться сквозь стиснутые зубы. Его скрутило от смеха. Свет!

Келью залило ослепительным светом. Во внезапном порыве упрямства он отверг свет, и темнота вернулась – теплая, тихая темнота.

Он понял, что пси-машина реагирует на его самые заветные желания – желания, которые не могло подавить никакое колебание разума. Желания, в которые он верил.

«Я существую».

Ему стоило лишь пожелать света, но он выбрал тьму. Напряжение вдруг отпустило, и Орн, вопреки предостережению Бакриша, поднялся на ноги. Лежание на спине помогло ему ощутить собственную внутреннюю пассивность, предположения и предубеждения, туманившие его существо. Но теперь туман рассеялся. Орн улыбнулся во мраке и крикнул:

Глаза Гейзенберга

Подняться наверх