Читать книгу Сочинения - Фридрих Шиллер - Страница 2

Весна идет и зиму разбудила,

А у тебя к ней сердце не лежит.

Ведь вот и солнце… да и ночь короче;

Лед ломится по речкам и оврагам,

И сани – уж не сани – челноки,

И птицы перелетные вон тянут…

Земля вздохнула; обновленный воздух

Всех выманил на монастырский двор

Из душных келий; только ты одна

Печальна, общей радости не делишь.

Оставь меня, не покидай сестер!

Кому есть радость в свете – есть надежда!

Мне ничего не принесет весна:

Все прошлое, как тень, идет за мною.

Неужели ты век не перестанешь

Оплакивать потерянного сына

И прежнее величие? Ведь время

Бальзам на раны сердца проливает.

Иль только над тобой оно бессильно?

Была ты царства мощного царицей

И матерью цветущего младенца;

Он был случайно у тебя похищен;

Ты скрылася в стенах монастыря,

Здесь, на пределе всякой жизни… Что ж!

Шестнадцать лет с поры той миновало,

Шестнадцать раз юнел господний мир

И изменялся – ты не изменилась:

Ты холодна, как памятник надгробный,

Обсаженный цветами юной жизни!

Похожа ты на неподвижный облик,

Изваянный художником из камня

И навсегда одним запечатленный.

Да, годы всю меня окаменили

На память о судьбе моей ужасной!

Я не могу ни сдвинуться с былого,

Ни позабыть того, что было прежде.

То сердце слабо, ежели уж время

Ему способно раны заживить

И заменить, что век незаменимо.

Моей печали подкупить нельзя:

Как свод небесный путника повсюду

Сопровождает, так и скорбь меня.

Она меня объяла, словно море,

И не иссякнет никогда от слез.

А! Посмотри: вон там столпились сестры

Вокруг мальчишки-рыбака. Он вести

Принес нам из далекой стороны,

Где есть жилье и люди. Посмотри же —

Теперь отлив, и улицы свободны.

Ужель тебя не тянет любопытство?

Мы все здесь словно умерли для света,

Но слушаем о нем еще охотно.

Пойдем на берег: там с тобой мы можем

Прибоем волн спокойно любоваться.

Скажи, скажи, что нового?

Что в мире?

Дозвольте, сестры, дух перевести.

Война иль мир?

Кто властвует над миром?

Пришел корабль в Архангельск ото льдов,

От полюса, где мир весь замерзает.

А как зашел он в Ледяное море?

То английский купеческий корабль.

К Архангельску он первый раз заходит.

Ой! Люди где не будут из наживы!

Теперь от мира никуда не скрыться.

Да это новость малая, а вот что:

Молва другая по свету прошла…

Что? Что?

Скажи, пожалуйста, скорее.

На свете появились чудеса:

И мертвецы, встают и оживают.

Как так?

А вот как: Дмитрий-то царевич

(Тужили лет шестнадцать, говорят,

По нем по мертвом) – он теперь воскрес

И в Польше объявился.

Жив царевич?

Мой сын!

Скрепися! Сердце удержи,

Пока все сестры не слыхали вести.

Царевич Дмитрий!.. Да его убили:

Он в Угличе погиб среди пожара.

Вишь от огня и полымя он спасся;

Его укрыли, приютив, монахи;

В монастыре подрос и появился,

Как, значит, время самое пришло.

Царица! Ты дрожишь и побледнела.

Я знаю, знаю: это только греза!

Но так еще малейшая надежда

И страх меня тревожат, что невольно

Трепещет сердце.

Отчего же греза?

Послушай… Даром не идет молва.

Как даром! Да ведь дело-то какое:

На нас Литва поднялася, поляки.

Царевич в град престольный свой грядет!

Да говори ж ты, говори, что знаешь!

Да ты скажи, откуда эти вести?

Я разве лгу? Ведь грамота царева

Давно пришла, и нам читал посадник

На городу, на сходке вечевой,

А писано, что, слышите, обманщик,

И нам тому обману бы не верить!

А мы-то верим. Коль была б неправда,

Так… Что уж тут!.. Царевич не солжет.

Так оттого мне сердце защемило?

Ужель оно так слушается мира,

Что слух пустой его тревожить может?

Шестнадцать лет оплакиваю сына —

И верю сразу, что он жив еще.

Шестнадцать лет ты плакала по мертвом,

А никогда и трупа не видала.

Молвы ничто не может опровергнуть,

И кто же может предсказать судьбу

Народов и царей? Открой же сердце

Для упованья: неисповедимы…

Предела всемогущему ведь нет!

Ужели взор приходится на то

Мне обратить, что так давно уж было?

…не в могиле?

На мертвых я тогда не уповала.

Не говори, сестра, мне ничего!

Не раздражай виденьем ложным сердце!

Не допусти вторично потерять

Возлюбленного сына. Нет покоя

И мира нет в душе моей давно!..

Ох, и слова-то даже я забыла.

С тех самых пор, как сына потеряла,

Не знаю я, жива иль умерла?

Отчаянье безмерное!

Зачем сзывает колокол, сестра?

У монастырских врат архиепископ

Желает быть допущен от царя.

Архиепископ! Сам архиепископ…

За чудом чудо!

Поскорее все

Навстречу!..

Мир обители во имя

Отца и сына и святого духа.

Владыко, паству допусти к руке

Святительской…

Где инокиня Марфа?

Владыко, здесь, твоих ждет повелений!

Сам государь послать меня изволил,

Тебя он вспомнил….

Зане: как солнце лучезарным оком

Вселенную повсюду освещает,

Так государь своим всезрящим взглядом

Все освещает царство, ибо свыше

Печалует о всем и обо всех.

Я знаю, как рука его разит.

Величье духа твоего он знает.

Разгневан он правдиво, как и ты,

Тебе же нанесенною обидой…

…

Обманщик некий появился в Польше,

Расстрига, свой нарушивший обет,

Он божье имя призывает всуе

От имени младенца твоего,

Представшего перед престол господний;

И сыном Иоанновым дерзает

Сей скоморох народно величаться!

Миро-изменник, польский воевода,

Ведет на Русь из Польши самозванца

Во всеоружье, верные сердца

К предательству и мятежу склоняя

…

Меня сам царь в отеческой заботе

Послал к тебе… Душевно поминая

Покойного младенца, ты не можешь

Дозволить потревожить прах и имя

Во гробе опочиющего сына;

Ты не должна позволить проходимцу

Права у непорочного похитить.

Но объяви всегласно, что скитальца

Не признаешь за собственное чадо,

Что этой подлой крови не могло

Быть у тебя под сердцем благородным.

Царь ждет, что ты, конечно, отречешься

От выдумки позорной, наказуя

Ее правдиво заслуженным гневом.

Владыко, что я слышу!.. Невозможно!

Какой же признак, повод, да и довод,

Чтоб кто-нибудь обманщику поверил?

Со Иоанном сходство, письмена

И крест святой – вот чем обманщик этот

К себе привлек немало легковерных.

Какой же крест?… Поведай мне, владыко!

Крест золотой… в нем девять изумрудин…

И говорят, что князь Иван Мстиславский

Как восприемник им благословил.

Владыко, как? И крест он этот знает?

А объяснил обманщик, как он спасся?

Да говорит, что был спасен он дьяком

От смерти и полночного пожара,

Что был в Смоленск потайно увезен.

Да где же пребывал-то он доселе?

Где, говорит, доселе он скрывался?

Он вырос в Чудовом монастыре,

Не ведая и сам-то – кто такой?

Бежал оттуда он в Литву и в Польшу,

Где раз, при сандомирском воеводе,

Узнав свое происхожденье…

Будто

Такой побасенкою он нашел

Таких друзей, что крови не жалеют?

Царица, ведь лукавы все поляки:

Завистливо на нашу землю смотрят

…

Войну в пределах русских запалить.

Да есть ли легковерные в Москве?

Сердца народов ведь непостоянны

И перемены жаждут, ожидают

От новой власти выгод для себя.

И дерзостная ложь их увлекает,

Чудесное ж у них находит веру.

Поэтому желает государь,

Чтоб ты рассеяла обман народный.

…

…

Твоим он сыном дерзостно назвался

Твое смущенье радует меня:

Я вижу – скоморошество его

До глубины души тебя волнует,

И гнев тебе ланиты зарумянил.

Но где, скажи мне, где тот дерзновенный,

Что имя сына нашего присвоил?

Из Киева идет он под Чернигов;

За ним толпа вооруженных ляхов

И целый хвост казаков, прямо с Дону.

Благодарю тебя я, всемогущий,

Что мне даешь спасение и мщенье.

Да что с тобой? Как разуметь велишь?

О господи, веди его к победе!

Архангелы, крылами осеняйте

Его хоругвь!

Как? И тебя обманщик…

Мне сын он! Я по признакам всем знаю —

И признаю… Хоть по боязни царской…

Он, самый он! Он жив! Он недалеко!

Долой, тиран, с престола! Трепещи!

Вконец не сгибла Рюрикова отрасль,

И царь грядет, наследный царь грядет

Спросить у верноподданных отчета.

Безумная, слова свои обдумай!

Вот, наконец, зарделся день отмщенья:

На божий свет выводит из могилы

Невинность угнетенную господь!

Сам Годунов, смертельный враг мой, должен

У ног моих пощады вымолять:

Услышаны горячие молитвы!

Ужели месть слепит тебя настолько?

А не настолько страх слепит царя,

Что он себе спасенья ожидает

От женщины, которую обидел?

Что подослал тебя…

Улещивать…

Мне отрекаться надобно от сына,

Что из могилы вызвало мне чудо?

И отрекаться для чего? В угоду

Всеродного убийцы моего?

Мне избегать господнего спасенья

От материнских скорбей и печалей,

Ниспосланного свыше наконец?

…

Не убеждай, а выслушай меня!

Не выслушав, ты не уйдешь, владыко!

Ох, наконец вздохнула грудь свободно,

Мне, наконец, пришлось излить всю желчь,

Под сердцем схороненную… Скажи,

Кто заживо зарыл меня в могилу,

Со всею силой свежею моей

И девственным волненьем юных персей?

Кто отнял сына милого от лона

Под нож убийцы? Не найдешь ты слов

Для передачи всех моих страданий,

Когда меня бессонница томила

Ночами долгими при блеске звезд,

Когда платила я за каждый час

Тоскою и горючими слезами.

Настал день и спасения и мести:

Мне мощь влагает в душу всемогущий!

Не мнишь ли ты…

Он у меня во власти: только слово,

Одно вот слово – и ему конец!

За ним-то он послал тебя, владыко!

Все на меня – и Русь и Польша – смотрят.

Признай теперь я сыном Иоанна

Царевича – ему удастся все;

А не признай – все словно в воду канет.

Вот почему кто и когда поверит,

Чтобы, как я, обиженная мать

От подлинного сына отреклася?

С убийцею семейным по согласью?…

Скажу другое слово – целый мир

Отступит от обманщика. Не правда ль?

Вот это слово вам теперь и нужно;

И услужить могу я Годунову!

Нет, не царю – отечеству всему:

Ты от войны спасла бы государство

Правдивым словом. Ты сама, царица,

Не можешь в смерти сына твоего,

По совести и чести, сомневаться.

Я плакала об нем шестнадцать лет,

А мертвым не видала; да и в смерти

Его затем лишь только убедилась,

Что все сказали… что мне было тяжко.

Теперь молве всеобщей, да и сердцу

Я верю, что мой сын не умирал.

В сомненье заблудившимся не должно

Переступать прямых путей господних.

Но если б я под сердцем не носила

Его, теперь под сердцем мщенье носит

Его же. Я того усыновляю,

Кого мне возродили небеса.

Несчастная! Ты с сильным не борися!

Его рука, ты знаешь, далека:

В обители достанет.

Пусть убьет —

Мой голос ведь не то, что из темницы,

Из-за могилы будет слышен миром.

В ту и в другую он повергнуть может,

Да вот чего не может: приказать

Мне говорить со слов его, и даже

Не сможет он при хитрости своей.

Последнее твое, царица, слово?

Что ж мне сказать царю и государю?

Пусть на небо надеется, коль смеет,

И на народ, коль может!

Помолчи,

Не завершай заране преступленья:

Ты беремя берешь себе на плечи,

Да беремя-то плечи к земи клонит.

Сын – несомненно!.. Дальние края

И дикие пустыни возмутились

И за него оружие подняли,

Поляк-вельможа, гордый палатин,

Решается отдать ему в супруги

Не дочь свою, а золото литое,

И я одна, я, мать, его отвергну?

И буду очевидицей немой,

Как вихорь общей радости и счастья

Всю Русь охватит в день венчальный сына?

Он сын мой – знаю, чувствую и верю!

Хочу поверить и берусь за якорь,

Ниспущенный мне с неба для спасенья.

Он! Он! Идет сюда вооруженный

Спасти меня и отомстить врагу!

Я слышу звуки громких труб и бубнов!

Сбирайтесь же от севера и юга,

Из всех степей, из вековых лесов

Все языки державному навстречу

По всем путям! Седлайте и коня,

Взнуздайте и оленя и верблюда!

Как волны моря, слейтесь отовсюду

Бесчисленно под царскую хоругвь!

О, для чего же здесь с тоской-печалью

Безмерной в заточении я гибну!

Ты, солнце вековечное, ты ходишь

Кругом земли – снеси мои желанья!

Ты, воздух необъятный и летучий,

Вей на него моим благословеньем.

Опричь молитв и скорби, ничего

Нет у меня. Из глубины душевной

Их окрыленно шлю я в выси неба,

Чтоб воинством помощным низошли

И к моему возлюбленному сыну!