Читать книгу Повседневная логика счастья - Габриэль Зевин - Страница 3

На пароме, который вез Амелию Ломан из Хайаннис-порта на остров Элис, она накрасила ногти желтым лаком и, пока они сохли, стала просматривать записи, сделанные ее предшественником. «Книжный остров»: ежегодный объем продаж – около 350 тысяч долларов, в основном за счет летних месяцев, когда на Элис съезжаются отдыхающие, – сообщал Харви Родес. – Шестьсот квадратных футов торговой площади. Продавцов нет – только владелец. Крохотный отдел детской литературы. Присутствие в интернете в зачаточном состоянии. Работа с читателями практически отсутствует. Ассортимент с явным креном в сторону интеллектуальной литературы, что не может не радовать, но Фикри страшно разборчив, и, если бы не Ник, его вообще невозможно было бы убедить взять что-то новое. К счастью для него, «Остров» – единственный книжный в городе». Амелия зевнула (накануне малость перебрала) и задумалась: стоит ли один капризный книготорговец столь долгого путешествия. Но к тому моменту, когда лак на ногтях высох, сидящий в ней неисправимый оптимист взял верх над скептиком: ну разумеется, стоит! Как раз такие независимые лавочки и управляющие ими чудаки – ее специальность. Вообще-то талантов у нее много: она отлично выбирает вино к ужину (а потом подставляет плечо не рассчитавшим сил приятелям) и ладит с домашними растениями, бездомными кошками и собаками и другими лузерами. Не успела Амелия сойти с парома, как у нее зазвонил мобильный. Номер был незнакомый – по правде говоря, никто из ее друзей уже давно не использовал телефон в качестве телефона. Впрочем, это ее даже обрадовало. Амелия не принадлежала к числу людей, которые уверены, что услышать по телефону хорошую новость можно только от того, кого знаешь лично, да и то если ждешь звонка. В трубке раздался голос Бойда Флэнегана, третьего по счету никуда не годного кавалера, найденного через интернет. Полгода назад Бойд водил ее в цирк.

– Пару недель назад я посылал тебе эсэмэску, – сказал он. – Ты ее получила?

Амелия ответила, что недавно поменяла работу и ей пришлось обновить все гаджеты.

– Кстати, я что-то охладела к идее знакомиться через интернет. Похоже, это не мое.

Последнюю фразу Бойд пропустил мимо ушей.

– Не хочешь повидаться? – спросил он.

Для справки: на первом свидании в цирке новизна впечатлений отвлекла Амелию от того факта, что между ней и Бойдом нет ничего общего. Но под конец ужина скрывать от себя суровую правду об их несовместимости было уже невозможно. Сомнения зародились у нее, когда они не сумели договориться об аперитиве, и усилились, когда Бойд признался, что терпеть не может всякое «старье» – вещи, дома, собак и людей. Амелия не спешила с выводами, но ее сомнения переросли в уверенность, когда на вопрос о том, какая книга оказала на него самое сильное влияние, Бойд ответил: «Основы бухгалтерского учета. Часть вторая».

Амелия вежливо отклонила предложение о новой встрече.

Услышав в трубке частое и прерывистое дыхание Бойда, она испугалась, как бы он не расплакался.

– Тебе что, плохо? – спросила она.

– Не надо меня опекать, – огрызнулся тот.

Амелия понимала, что должна повесить трубку, но не сделала этого. Ее разбирало любопытство. Какой толк в неудачных свиданиях, если о них нечего рассказать друзьям?

– Так чего же тебе надо? – поинтересовалась она.

– Как видишь, я не сразу позвонил тебе, Амелия, – проговорил он. – Я не объявлялся потому, что встретил кое-кого получше. Но у нас не сложилось, и я решил дать тебе второй шанс. Но ты не слишком задирай нос. Улыбка у тебя приятная, это да, но зубы явно больше нормы, как и задница. И потом, тебе уже не двадцать пять, хоть и пьешь ты как лошадь. И вообще, дареному коню в зубы не смотрят. – С этими словами дареный конь на том конце провода отчетливо всхлипнул и пробормотал: – Прости. Пожалуйста, прости.

– Все нормально, Бойд.

– Что со мной не так? В цирке тебе вроде понравилось? Да и я вполне себе ничего.

– Ты отличный парень. И в цирке было очень интересно.

– Должна же быть причина! Скажи мне честно.

К этому моменту причин не любить Бойда у Амелии накопилось уже достаточно. Она остановилась на одной.

– Помнишь, я сказала, что работаю в издательстве, а ты ответил, что не любишь читать?

– Да это снобизм! – возмутился он.

– Возможно. Слушай, Бойд, я на работе. Мне правда некогда. – И она повесила трубку.

Амелия не мнила себя красавицей, и ее совершенно не интересовало мнение о себе Бойда Флэнегана, с которым она никогда толком и не разговаривала. Просто она его последнее разочарование. У нее разочарований тоже хватало.

Ей исполнился тридцать один год, и она понимала, что пора бы уже завязать с кем-нибудь прочные отношения.

Но все же…

Оптимист в Амелии верил, что лучше быть одной, чем с кем-то, кто не разделяет твоих интересов. (Да неужели?)

Мать Амелии постоянно твердила дочери, что из-за книг она не видит реальных мужчин. Амелия обижалась, поскольку это подразумевало, что она читает исключительно любовные романы, населенные романтическими героями. Время от времени она действительно была не прочь почитать про романтического героя, но в целом ее литературные вкусы отличались большим разнообразием. Она восхищалась Гумбертом Гумбертом как литературным персонажем, но ни в коем случае не хотела бы, чтобы такой человек, как он, стал ее супругом, или бойфрендом, или даже партнером по одноразовой интрижке. То же самое касалось и Холдена Колфилда, и мистера Рочестера, и мистера Дарси.

Вывеска над крыльцом викторианского коттеджа, выкрашенного в пурпур, давно выцвела, и Амелия едва не проскочила мимо него.

КНИЖНЫЙ ОСТРОВ

Эксклюзивный поставщик изящной

словесности на о. Элис с 1999 года

Человек лишь островок; книга – Вселенная

За кассой девочка-подросток листала новый сборник рассказов Элис Манро.

– Нравится? – поинтересовалась Амелия, которая обожала Манро, но читать книги, не входящие в список, успевала разве что в отпуске.

– По литературе задали, – ответила девочка, и этим было все сказано.

Амелия представилась сотрудницей отдела реализации «Найтли пресс», и школьница, не отрывая глаз от страницы, показала куда-то за спину:

– Эй Джей у себя.

В коридоре, заваленном неопрятными грудами каталогов и пробных изданий, Амелия, как обычно, испытала мгновенное чувство неудовольствия. Скорее всего, содержимое ее туго набитой сумки, от которой ныло плечо, перекочует прямиком в бумажные завалы Эй Джея. О книгах из своего каталога она всегда рассказывала честно. Никогда не говорила, что в восторге от романа, если он ей не нравился. Чаще всего ей удавалось о любой книге сказать что-нибудь хорошее – если не о содержании, то об обложке, или об авторе, или о его веб-сайте. «Потому-то я и гребу деньги лопатой», – усмехнулась про себя Амелия. Она получала 37 тысяч долларов в год плюс премию за хорошие продажи; к сожалению, людям ее профессии премий в издательстве давным-давно не платили.

Дверь в кабинет Эй Джея Фикри была закрыта. Амелии оставалось до нее всего несколько шагов, когда она зацепилась рукавом свитера за стопку книг, и сотня (если не больше) томов с ужасающим грохотом обрушилась на пол. Дверь распахнулась, и на пороге появился Эй Джей Фикри. Он осмотрел место крушения, перевел взгляд на русоволосую великаншу, которая пыталась вернуть книги на место, и спросил:

– Кто вы такая, черт бы вас побрал?

– Амелия Ломан. – Она водрузила на вершину стопы с десяток томов, половина из которых тут же снова свалилась на пол.

– Бросьте, – скомандовал Эй Джей. – Они у меня разложены по порядку. Лучше отойдите – все равно не поможете. До свидания!

Амелия поднялась. Она была выше Эй Джея на добрых четыре дюйма.

– Но у нас же встреча!

– Нет у нас никакой встречи, – возразил Эй Джей.

– Нет, есть, – не согласилась Амелия. – На прошлой неделе я писала вам по поводу нашего зимнего каталога. Вы ответили, чтобы я приезжала в четверг или в пятницу, во второй половине дня. Я написала, что буду в четверг.

Их электронная переписка была краткой, но плодом ее воображения она точно не была.

– Вы из издательства?

Амелия облегченно кивнула.

– Напомните, из какого.

– «Найтли».

– В «Найтли пресс» работает Харви Родес, – сказал Эй Джей. – Когда я на прошлой неделе получил ваше письмо, я подумал, что вы помощница Харви или что-то вроде того.

– Я теперь вместо него.

Эй Джей тяжело вздохнул:

– А к кому ушел Харви?

Харви недавно скончался, и у Амелии было искушение отпустить циничную шутку насчет загробной жизни и новой должности Харви, но она сдержалась.

– Он умер, – сказала она. – Я думала, вы в курсе.

Большинство партнеров уже знали об этом. Харви был в их кругах живой легендой, насколько это понятие применимо к человеку, занимающемуся реализацией книжной продукции.

– В «Бюллетене Американской ассоциации работников книжной торговли» был некролог. И еще, кажется, в «Паблишерз уикли», – извиняющимся тоном добавила она.

– Я не слишком слежу за новостями книжного рынка, – произнес Эй Джей. Он снял очки в толстой черной оправе и принялся задумчиво их протирать.

– Мне очень жаль, если это стало для вас ударом, – сказала Амелия и положила руку ему на плечо.

– Каким еще ударом? – ответил Эй Джей, смахивая ее руку. – Мы были едва знакомы. Виделись три раза в год. Для дружбы маловато. И при каждой встрече он пытался мне что-нибудь впарить. Ничего себе дружба!

Амелия подумала, что Эй Джей сейчас не в лучшем настроении, чтобы смотреть зимний каталог, и что надо бы предложить ему встретиться в другой раз. Но эту мысль тут же сменила другая: два часа езды до Хайанниса, восемьдесят минут по морю до острова Элис… А паром после первого ноября ходит все реже и без всякого расписания.

– Раз уж я здесь, – сказала она, – может, взглянем на зимний каталог «Найтли»?

Кабинет Эй Джея напоминал чулан. В нем не было не только окон: ни одной картины на стенах, никаких семейных фотографий, ни безделушек на столе – ничего такого, за что мог бы зацепиться взгляд. Зато здесь было много книг. Они теснились на полках дешевых металлических стеллажей, делая помещение похожим на вагон; еще здесь имелся картотечный шкаф и допотопный, родом явно из прошлого века, компьютер. Эй Джей не предложил гостье даже стакан воды, и, хотя у Амелии пересохло в горле, сама она ни о чем его просить не стала. Убрала со стула книги и села.

Она раскрыла зимний каталог. В каждом издательстве он обычно самый короткий и скромный.

Пара-тройка перспективных (хотя бы в теории) дебютных романов, но в остальном – книги, на коммерческий успех которых никто и не рассчитывает. А вот Амелия больше всего любила именно «зимников». В отличие от баловней судьбы они своего гипотетического успеха ждут подолгу и шагают к нему тернистым путем. (В каком-то смысле это, по ее мнению, относилось и к ней самой.) Из числа последних ей особенно понравилась книга, написанная восьмидесятилетним стариком. Он всю жизнь прожил холостяком и женился только в семьдесят девять лет. Через два года после свадьбы его жена умерла от рака. Ей было восемьдесят три. Согласно биографической справке, в прошлом автор – журналист, писал на темы науки, сотрудничал со многими газетами и журналами, выходящими на Среднем Западе; его проза отличалась точностью выражений и юмором и была напрочь лишена слезливой сентиментальности. Амелия читала его «Цветок запоздалый» в поезде, когда ехала из Нью-Йорка в Провиденс, и, не сдержавшись, плакала. Книжка была совсем небольшая, и ее описание в каталоге не блистало оригинальностью, но Амелия не сомневалась: она многим придется по душе, надо только дать ей шанс. Опыт Амелии говорил ей, что решение многих проблем зависит от малой толики везенья.

Она не дошла еще и до середины рассказа о «Цветке запоздалом», когда голова Эй Джея опустилась на стол.

– Вам нехорошо? – спросила она.

– Это не для меня, – сказал Эй Джей.

– Прочтите хотя бы первую главу. – Она протянула ему стопку бумажных листов. – Тема заезженная, не спорю, но ведь главное – как это написано…

– Это не для меня, – решительно оборвал ее Эй Джей.

– Ладно. Тогда взгляните вот на это…

Эй Джей испустил глубокий вздох.

– Я ничего против вас не имею, но ваш предшественник… Понимаете, Харви был в курсе моих предпочтений. Они у нас совпадали.

Амелия положила распечатку книги на стол.

– Так позвольте мне узнать ваши предпочтения, – сказала она и подумала, что эта реплика подошла бы героине порнофильма.

Эй Джей пробормотал что-то себе под нос. Вроде бы он буркнул: «А толку?» Впрочем, Амелия могла и ослышаться.

– Просто скажите, что вам нравится, мистер Фикри, – сказала она, закрывая каталог.

– Нравится, – раздраженно повторил он. – Давайте-ка я лучше скажу вам, что мне не нравится. Я терпеть не могу постмодернизм, постапокалиптические ужастики, повествование от лица покойника и магический реализм. На меня не производят впечатления всякие дизайнерские трюки наподобие игры шрифтами или никому не нужных картинок. Я считаю безвкусицей художественную литературу о холокосте и других мировых трагедиях – эту тему должна освещать только документалистика. Я на дух не выношу жанровую мешанину: всякие там интеллектуальные детективы или интеллектуальное фэнтези. У каждого жанра свои законы, и из их скрещивания редко выходит что-нибудь стоящее. Я не люблю детские книги, особенно про сирот, и предпочитаю не засорять свои полки подростковым чтивом. Я не признаю книг толще чем на четыреста страниц и тоньше чем на сто пятьдесят. Меня мутит от сочинений, написанных от имени звезд шоу-бизнеса, от книг о знаменитостях с кучей фотографий, от спортивных мемуаров, от книжных версий сериалов, от всякой модной муры и, само собой разумеется, от историй про вампиров. Я редко ставлю к себе на полки дебютные романы, женские романы, поэзию и переводные романы. Будь моя воля, я не взялся бы продавать ни одной книжной серии, но, увы, они пользуются спросом. Так что не надо расхваливать мне очередной шедевр – пока он не войдет в список бестселлеров «Нью-Йорк таймс», я вам не поверю. Одним словом, мисс Ломан, я не считаю, что приторные воспоминания старикашки, потерявшего свою умершую от рака старушонку, имеют право на существование. Даже если реализаторы превозносят до небес их литературные достоинства. И даже если вы поклянетесь мне, что к Дню матери я продам уйму экземпляров этой чепухи.

Амелия густо покраснела, но скорее от негодования, чем от смущения. Кое в чем она могла бы согласиться с Эй Джеем, если бы не его оскорбительная манера. Кстати, примерно половину из перечисленных им категорий литературы «Найтли пресс» не издает. Амелия окинула Эй Джея внимательным взглядом. Он старше ее, но не намного, максимум лет на десять. В этом возрасте, подумала она, человек еще не может быть таким занудой.

– Но что же вам все-таки нравится? – спросила она.

– Все остальное, – ответил он. – Иногда попадаются хорошие сборники рассказов, но покупатели их не берут.

В каталоге Амелии один сборник рассказов был. Из-за нехватки времени она его не дочитала и, скорее всего, уже никогда не дочитает, но первый рассказ оставил у нее хорошее впечатление. В нем говорилось про две группы школьников – одну из Америки, другую из Индии, – которые участвовали в международной программе «Друзья по переписке». Повествование велось от лица индийского подростка, который учился в Америке и шутки ради рассказывал своим американским ровесникам всякие небылицы об индийской культуре. Амелия, у которой давно пересохло в горле, прокашлялась:

– «Год, когда Бомбей стал Мумбаем». Думаю, это будет вам инте…

– Нет, – отрезал он.

– Я даже не успела сказать, что это за книга.

– Нет.

– Но почему?

– Признайтесь, вы ведь заговорили об этой книжке потому, что знаете о моем индийском происхождении и решили, что я непременно на нее клюну. Так?

Амелия мысленно обрушила на голову Эй Джею его ископаемый компьютер.

– Я упомянула о ней потому, что вы сказали, что любите рассказы! А это единственный сборник рассказов в моем каталоге. К тому же, – соврала она, – совершенно восхитительный от начала до конца, хоть это и авторский дебют. И знаете что? Лично я люблю новые имена. Мне нравится делать открытия. Может, я потому и выбрала эту работу.

Она встала. В голове стучали отбойные молотки. Пожалуй, следует меньше пить, подумала она. Стуку молотков в голове вторили удары сердца.

– Хотите знать мое мнение?

– Не особенно, – отозвался Эй Джей. – Сколько вам, двадцать пять?

– Мистер Фикри! У вас прекрасный магазин, но, если вы и дальше будете находиться в плену своих, своих… – В детстве Амелия заикалась, и при сильном волнении с ней всякий раз случалась та же неприятность. Она прочистила горло и выпалила: – В плену своих косных убеждений, никакого «Острова» больше не будет. – Она положила на стол «Цветок запоздалый» и зимний каталог, перешагнула через рассыпанные на полу книги и покинула магазин.

До ближайшего парома оставалось больше часа, и Амелия решила прогуляться по городу. Бронзовая табличка у входа в отделение Банка Америки напоминала о том, что некогда в этом здании находилась гостиница «Элис», в которой однажды летом останавливался Герман Мелвилл. Амелия достала телефон и сделала селфи на фоне таблички. Да, Элис – приятное местечко, но она сильно сомневалась, что в ближайшее время у нее появится повод сюда вернуться.

Телефон она убирать не стала и отправила сообщение шефу в Нью-Йорк:

«Похоже, заказов от «Острова» не будет». [Грустный смайлик]

Шеф ответил тут же:

«Не переживай. Заказчик не крупный, основные закупки обычно делает ближе к лету, когда ждет туристов. Владелец магазина со странностями, но весенне-летний каталог Харви ему продавал получше. Так что у тебя все впереди».

В шесть часов Эй Джей сказал Молли Клок, что она может идти домой.

– Ну и как тебе Манро? – спросил он.

– Почему сегодня все ко мне с этим пристают? – недовольно пробурчала девочка. Кроме Амелии, к ней никто не приставал, но Молли нравились преувеличения.

– Наверное, потому, что ты читаешь ее книгу.

Молли закатила глаза:

– Ну ладно. Персонажи у нее какие-то, не знаю, слишком человечные, что ли.

– По-моему, в этом-то все и дело, – сказал Эй Джей.

– Не знаю. Старые рассказы нравились мне больше. Ну, я пошла, до понедельника.

С Молли надо что-то делать, подумал Эй Джей, вешая на дверь табличку «ЗАКРЫТО». Книги она любит, но продает их из рук вон плохо. Правда, она работает неполный день, а возьмешь кого-то другого, его еще учить и учить… К тому же Молли не ворует книжки. И потом, раз уж Ник наняла не слишком приветливую мисс Клок, значит, что-то она в ней нашла. Ну ничего, может, к лету он соберется с духом и все-таки уволит Молли.

Эй Джей выпроводил последних посетителей (студентов-химиков, которые с четырех часов торчали у прилавка с прессой, но так ничего и не купили; похоже, в придачу один из них засорил унитаз в туалете) и сел подсчитывать выручку, что всегда наводило на него смертную тоску. Покончив с этим, Эй Джей поднялся к себе домой, на чердак. Отправив в микроволновку порцию замороженного виндалу и дожидаясь, пока пройдут указанные на упаковке девять минут, он задумался о девушке из «Найтли». Какая-то путешественница во времени, явившаяся из Сиэтла 1990-х: резиновые сапоги, разрисованные якорями, бабушкино платье в цветочек, бесформенный бежевый свитер и волосы по плечи, которые ей наверняка подстригает на кухне ее парень. Или девушка? Нет, все-таки парень, решил Эй Джей. Ему вспомнились фотографии Кортни Лав в ее бытность женой Курта Кобейна. Крупный красный рот сказал: «Никто не посмеет меня обидеть», но в голубых глазах читается: «А ты посмеешь и, скорее всего, так и сделаешь». И он, Эй Джей, довел этот божий одуванчик до слез. Молодец, нечего сказать!

На кухне явственно запахло виндалу, но на таймере оставалось еще семь с половиной минут.

Надо было чем-то себя занять. Желательно физическим трудом, не требующим особых усилий.

Он спустился в подвал и принялся резать канцелярским ножом картонные коробки из-под книг. Разрезал, расправил, сложил. Разрезал, расправил, сложил.

Эй Джея жег стыд за то, как он обошелся с девушкой из «Найтли». Она же не виновата, что он не знал о смерти Харви Родеса. Странно, что ему никто ничего не сказал.

Разрезал, расправил, сложил.

Впрочем, кто-то ведь наверняка говорил. Электронную почту Эй Джей просматривал невнимательно, а к телефону вообще не подходил. Может, его и на похороны звали? Не важно, он все равно бы не пошел. Они с Харви Родесом были едва знакомы. И точка.

Разрезал, расправил, сложил.

Все же… За последние шесть лет они провели вместе много часов. Ни о чем, кроме книг, не говорили. Но разве книги – не самое сокровенное в его жизни?

Разрезал, расправил, сложил.

И так ли уж часто удается встретить человека, вкусы которого совпадают с твоими? Единственный серьезный спор разгорелся у них по поводу Дэвида Фостера Уоллеса. Случилось это вскоре после самоубийства писателя. Эй Джея выводил из себя благоговейный тон посвященных ему посмертных панегириков. Кроме одного приличного (хоть и не слишком глубокого и неоправданно затянутого) романа и нескольких малозначительных эссе, Уоллес ничего не написал.

– «Бесконечная шутка» – шедевр, – говорил Харви.

– «Бесконечная шутка» – испытание на выносливость. Если ты дочитал ее до конца, у тебя нет другого выбора, кроме как сказать, что она тебе понравилась. Иначе придется признать, что ты зря потратил время, – возражал Эй Джей. – Это красиво написанная пустышка, мой друг.

Харви побагровел лицом и навис над столом.

– Ты говоришь так обо всех писателях, которые родились в одно десятилетие с тобой!

Разрезал, расправил, сложил.

К тому времени, когда Эй Джей вернулся на чердак, виндалу почти остыл. Если повторно разогревать его в этом пластике, недолго и рак заработать.

Эй Джей поставил пластиковый контейнер на стол. Первый кусок обжигал язык. Второй был холодным как лед. Блюдо для мишки-папы и мишки-сына. Эй Джей швырнул тарелку об стену. Как мало он значил для Харви и как много Харви значил для него.

Почему так отвратительно жить одному? Да потому, что беспорядок, который ты устраиваешь, кроме тебя некому убирать.

Нет. На самом деле проблема одиночки в том, что никого не интересует, почему тебе плохо, и никому нет дела, с какой стати тридцатидевятилетний мужчина бросается упаковкой виндалу, точно несмышленый карапуз. Эй Джей налил себе бокал мерло, застелил стол скатертью и пошел в гостиную. Щелкнул замком книжного шкафа, оборудованного системой климат-контроля, и снял с полки «Тамерлана». Вернулся на кухню и прислонил книгу к спинке стула, который обычно занимала Ник.

– Твое здоровье, засранец, – обратился он к тонкому томику.

Эй Джей выпил и налил себе еще. Осушив второй бокал, он дал себе обещание что-нибудь почитать. Кого-нибудь из давних любимцев. «Старую школу» Тобиаса Вулфа, к примеру. Хотя лучше, конечно, что-нибудь новенькое. О чем там распиналась эта чудачка из «Найтли»? «Цветок запоздалый»? Бррр. Он ни за что не изменит своего мнения. Нет ничего хуже слюнявых воспоминаний вдовцов. Особенно если ты, как Эй Джей, уже двадцать один месяц как овдовел. Ломан не виновата. Откуда ей было знать о его банальной личной трагедии? Господи, как же ему не хватает Ник. Ее голоса, шеи, даже подмышек. Они были шершавыми, точно кошачий язык, и в конце дня пахли молоком, которое вот-вот скиснет.

Три бокала спустя Эй Джей отключился прямо за столом. При росте пять футов семь дюймов и весе 140 фунтов он даже замороженным виндалу не подкрепился. Нынче вечером он точно ничего не прочтет.

– Эй Джей, – раздался шепот Ник. – Ложись-ка спать.

У него и правда слипались глаза. Люди затем и пьют, чтобы забыться.

Сотканное из винных паров привидение жены помогло Эй Джею подняться.

– Это свинство, умник. Понимаешь?

Он кивнул.

– Быстрозамороженный виндалу и красное вино за пять долларов.

– Я отдаю должное освященным веками обычаям предков.

Вместе с привидением он поплелся в спальню.

– Поздравляю, мистер Фикри, вы превращаетесь в настоящего алкоголика.

– Прости, – сказал он.

Она уложила его в постель. У нее были каштановые, коротко стриженные волосы.

– Ты подстриглась, – сказал Эй Джей. – Непривычно.

– Ты ужасно вел себя с той девушкой.

– Это из-за Харви.

– Разумеется, – сказала она.

– Не люблю, когда умирают знакомые.

– Поэтому ты и Молли Клок не увольняешь?

Он кивнул.

– Так нельзя.

– Можно, – возразил Эй Джей. – Я так жил и буду жить.

Она поцеловала его в лоб.

– Я просто говорю, что не хотела бы для тебя такой жизни.

И ушла.

В аварии не было виноватых. Ник отвозила домой писателя, который приезжал к ним на авторский вечер. Наверное, торопилась на последний автомобильный паром до Элиса. Возможно, на дорогу выскочил олень, и она пыталась его объехать. Или ее подвела зимняя массачусетская дорога. Этого уже никто никогда не узнает. Коп в больнице спрашивал, не была ли она склонна к суициду.

– Нет, – ответил ему Эй Джей, – ничего похожего.

Она была на третьем месяце беременности. Они пока никому не говорили. Им уже приходилось обжигаться. Сидя в комнате ожидания при морге, Эй Джей жалел, что они никому ничего не сказали. По крайней мере, у них был бы короткий период счастья перед длинной эпохой… Чего? Он еще не подобрал этому названия.

– Нет, она не была склонна к суициду. – Эй Джей помолчал. – Она ужасно водила, но не желала этого признавать.

– Да, – сказал коп. – Тут никто не виноват.

– Многие так говорят, – отозвался Эй Джей. – Но виноватые есть. Это она. Зачем она так глупо погибла? К чему эта бездарная мелодрама? Хуже пошлого романа Даниэлы Стил, слышишь, Ник? Опиши кто все это в книжке, я бы сию минуту ее закрыл и зашвырнул подальше.

Коп (не читавший почти ничего, кроме детективов Джеффри Дивера в бумажных обложках, да и то только в отпуске) попытался вернуть его к реальности:

– Да. У вас ведь книжный магазин.

– У нас с женой, – не подумав, уточнил Эй Джей. – Боже правый, в кого я превратился! В ходульный персонаж, который все время забывает, что его жена умерла, и продолжает говорить «мы». Штамп! Офицер… – Он прочел на жетоне имя копа. – Офицер Ламбиазе, мы с вами действующие лица дрянного романа. Понимаете? Как мы до этого докатились? Вы, вероятно, думаете про себя: «Вот бедняга!» А когда вернетесь вечером с работы, крепче обычного обнимете детишек, потому что в таких романах персонажи вроде вас всегда так делают. Понимаете, о каких романах я говорю, да? О произведениях так называемой высокой литературы, в которых прописан каждый второстепенный персонаж, толстых, как у Фолкнера. Смотрите, как автор внимателен к маленькому человеку. Простому человеку! Какая у него широта взглядов! Взять хоть ваше имя. Офицер Ламбиазе – типичное имя типичного массачусетского копа. Вы расист, Ламбиазе? Законы жанра требуют, чтобы вы были расистом.

– Мистер Фикри, – проговорил офицер Ламбиазе. – Давайте я позвоню кому-нибудь из ваших близких?

Эй Джею попался хороший коп, привыкший, что раздавленные горем люди склонны к хамству. Он положил руку ему на плечо.

– Браво, офицер Ламбиазе! – отозвался Эй Джей. – Именно это вы и должны были сказать. Вы превосходно играете роль! Не знаете, случайно, что теперь полагается делать вдовцу?

– Позвонить кому-нибудь, – ответил офицер.

– Пожалуй, вы правы. Но я уже позвонил родственникам жены. – Эй Джей кивнул. – Будь это короткий рассказ, мы бы с вами уже отстрелялись. Еще одна легкая шутка, и занавес. Вот почему из всех прозаических жанров самый элегантный – это короткий рассказ. У Раймонда Карвера вы сказали бы мне что-нибудь утешительное, а потом на меня навалилась бы тьма. И все, конец. Хотя это все-таки скорее роман. С точки зрения эмоционального воздействия. Его с наскоку не одолеешь. Понимаете?

– Не уверен. Я не читал Раймонда Карвера, – сказал офицер Ламбиазе. – Мне нравится Линкольн Райм. Знаете такого?

– Криминалист-паралитик. Неплохо для жанровой прозы. А рассказы вы когда-нибудь читали? – спросил Эй Джей.

– Разве что в школе. Сказки. Или этот, как его, «Рыжий пони». Кажется, нам задавали «Рыжего пони».

– Это повесть, – покачал головой Эй Джей.

– О, прошу прощения. Я… Постойте, в школе мы читали рассказ про копа. История идеального преступления, что-то в этом роде. Потому, наверно, я его и запомнил. Там копа убивает собственная жена. Орудие преступления – замороженный говяжий окорок, который жена потом подает остальным…

– «Агнец на заклание», – перебил его Эй Джей. – Рассказ называется «Агнец на заклание», и нога там баранья.

– Точно! – обрадованно воскликнул коп. – Вы мастер своего дела.

– Это очень известная вещь, – сказал Эй Джей. – Родственники должны приехать с минуты на минуту. Простите, что назвал вас «второстепенным персонажем». Незачем было грубить, и потом, судя по всему, именно я – второстепенный персонаж в саге об офицере Ламбиазе. Копы гораздо чаще книготорговцев становятся главными героями. За вами целый жанр, сэр.

– Хм-м, – отозвался офицер Ламбиазе. – Тут вы, наверное, правы, но я хотел бы вернуться к этому рассказу. Меня, как полицейского, смущает хронология описанных в нем событий. Вот ставит она говядину…

– Баранину.

– Баранину, да. В общем, она убивает мужа замороженным куском баранины, а потом ставит мясо в духовку. Неразмороженным. Я не Рэйчел Рэй, но…

К тому времени, когда машину извлекли из воды, тело Ник уже начало остывать. Глядя в морге на ее синие губы, Эй Джею вспомнилось, как она, готовясь к вечеринке, которую организовала по случаю выхода очередного вампирского романа, накрасила губы черной помадой. Эй Джей всегда скептически относился к дурацкому пристрастию девчонок-выпускниц разгуливать по острову в бальных платьях, но Ник, которая была без ума от этой проклятой книги и написавшей ее женщины, уверяла, что вампирский маскарад не только полезен для бизнеса, но и дает возможность повеселиться.

– Помнишь, как было здорово?

– Смутно, – ответил он. – Давным-давно, когда у меня еще не было книжного магазина, а выходные и вечера я посвящал самому себе, запоем читая в свое удовольствие, это и правда было неплохо. Очень смутно, но да, помню.

– Позволь освежить твою память. Радость – это когда у тебя есть умная и красивая жена, рядом с которой легко и приятно проходит каждый день.

С тех самых пор у него перед глазами так и стояла эта картина: Ник в нелепом шелковом наряде цвета сажи обнимает правой рукой столбик крыльца, а на лице ее четкой линией чернеют губы.

– Увы, моя жена стала вампиром.

– Бедненький. – Она сошла с крыльца и поцеловала его, оставив на щеке след, похожий на синяк. – Придется и тебе стать вампиром. Сопротивление бесполезно. Тебе же хуже будет. Вампиры – это круто. Давай руку!