Читать книгу История политических доктрин. Монография - Гаэтано Моска - Страница 6

В древних цивилизациях Востока не сложилось подлинно политических доктрин. Огромные азиатские империи и Египет не допускали в качестве возможной иную форму правления, кроме суверенного абсолютизма, осуществляемого во имя бога, защитника нации. Концепция политической свободы, как понимаем её мы, европейцы, и как она была передана нам греко-римской цивилизацией, была неизвестна восточным народам. Они считали себя свободными, если не были покорены народом другой расы и особенно другой религии. Пример находим в Ветхом Завете: евреи посчитали себя попавшими в рабство, когда были покорены мадианитянами, а затем филистимлянами.

Но если от цивилизаций Востока не осталось ничего, кроме разрозненных фрагментов политических доктрин, там отнюдь не доставало более или менее плодотворных попыток создать политическое искусство, т. е. кодифицировать те нормы, которые могли бы послужить руководством для прихода к власти и её удержания.

Действительно, в Древнем Египте мы имеем относящееся примерно к 2500 г. до и. э. поучения по искусству управления, которые гераклеопольский царь Мерикара оставил своему сыну, и «поучение» фараона Аменемхета I, основателя XII династии, написанное также для своего сына около 2200 г. до и. э. Более оптимистической предстаёт первое из них, менее – второе[5].

Подобных поучений до сих пор не обнаружено среди многочисленных документов, оставленных нам вавилонской цивилизацией.

В Индии мы находим книги Ману, составленные приблизительно за десять веков до нашей эры. В них содержится описание наследственных каст, на которые был разделён индийский народ: утверждалось, что брахманы, или жрецы, вышли из головы Брахмы, кшатрии, или воины, – из его рук, вайшьи[6], или купцы, – из бедер и шудры, ремесленники и земледельцы, – из подошв бога.

Следует отметить, что религиозная реформа, начатая в VII в. до Рождества Христова по инициативе Шакьямуни[7] – основателя буддизма, поддерживала тезис о том, что члены низших каст посредством аскетической жизни могут стать более близкими к совершенству, нежели представители каст высших, заменяя таким образом в известной степени личными заслугами факт рождения. Однако буддизм, триумфально распространившийся во время правления царя Ашоки[8], то есть в III в. до и. э., был впоследствии вытеснен со своей родины, с места происхождения, усилиями брахманов.

Изгнанный из своей родной страны, буддизм тем не менее распространился на острове Цейлон, в Индокитае, Китае, Тибете и даже Японии.

Около VI в. до н. э. в Индии появляется принадлежащий Камандаки[9]трактат по политическому искусству. Эта работа напоминает сочинение Макиавелли «Государь», особенно по той важности, с какой освещаются военные аспекты и рекомендации об использовании национального войска. Что же касается остального, то советы Камандаки носят общий характер по сравнению с Макиавелли, так что теоретическая мудрость советов индийского мыслителя не исключает трудностей их практического осуществления. Так, Камандаки учит, что искусство управления должно включать в себя знание самого себя и других, что в значительной мере правильно, хотя нужно было бы научить и тому, как же узнать самого себя и других, задача весьма трудная, если ученику не хватает естественных способностей, и почти ненужная, если эти способности имеются.

В Китае Конфуций /Кун фу-цзы/, живший в 551–479 гг. до и. э., не уставал настаивать на моральных обязанностях суверена. Мэн-цзы, который жил спустя почти два в. после Конфуция[10], учил, что государи должны наказывать проворовавшихся министров, а на министрах, в свою очередь, лежит обязанность после предупреждений смещать распущенного правителя, злоупотребляющего своим положением, если он не прислушивается к их замечаниям. Очевидно, что практический успех будет сопутствовать тому, кто определит, на чьей стороне лежит вина. Хотя в равной мере следует признать, что китайские теоретики школы Конфуция, интерпретируя недовольство народа, часто обладали мужеством критиковать, иногда с риском для жизни, правителей государства за злоупотребления.

В богатой литературе еврейского народа, в совокупности сформировавшей Ветхий Завет, несмотря на отсутствие подлинных политических доктрин, содержится немало намеков и кратких отступлений, проливающих свет на область политической мысли той эпохи, когда они были написаны.

Так, в «Книге судей Израилевых» после описания почти полного уничтожения племени колена Израилева другими племенами Израиля из-за того, что сожительница одного левита подверглась насилию и была доведена до смерти в городе, населенном потомками Вениамина, рассказчик завершает данный эпизод такими словами: «В те дни не было царя в Израиле, и каждый делал то, что ему казалось справедливым», выставляя таким образом очевидными недостатки анархии.

В той же «Книге судей» в нравоучительной форме показано, что народное голосование выдвигает в высшие эшелоны власти худших, потому что лучшие с негодованием отказываются от участия в таком соревновании. Автор детально повествует о том, что после смерти Гедеона, одного из судей или диктатора Израиля, Авимелех, его незаконнорожденный сын, поддержанный жителями Сихема, истребил семьдесят своих братьев законных и был провозглашен диктатором. Но Иофам, единственный из законнорожденных братьев, оставшийся в живых, после резни, устроенной Авимелехом, поведал сихемитам притчу о том, как некогда деревья, желая помазать над собой царя, предложили корону маслине, виноградной лозе и смоковнице, и все три отвергли предложение, поскольку были заняты выращиванием плодов, нужных и полезных человеку. И тут выступил терновник и взял на себя высшую власть, угрожая предать огню кедры Ливанские, если они ему не подчинятся[11].

Очевидно древние израильтяне вполне представляли себе недостатки абсолютного монархического режима, который был формой политической организации почти всего Востока. В «Книге царств» рассказывается о том, как старейшины Израиля обратились с просьбой к Самуилу поставить им царя; тот предупредил их, что царю надо платить десятину от посевов и приплода стад, что он возьмёт их сыновей, чтобы сделать их всадниками, и их дочерей, чтобы они варили кушанье и пекли хлебы, что им придется отдать ему свои лучшие поля, а он передаст их своим евнухам и своим слугам, и что ему нужно будет отдать своих рабов, рабынь и домашних животных, чтобы они работали на него. Несмотря на это, старейшины настаивали на своём, потому что все остальные народы имели царя, который как судья разбирал их споры во время мира, а во время войны предводительствовал войском.

Особенным институтом народа Израиль был профетизм. Профетами были мужчины, верившие в то, что они вдохновлены Богом, слово которого имело большое влияние на народ и с которым даже цари должны были считаться. Они укоряли суверенов и знать, а иногда и весь народ в грехах, роскошной жизни, поклонении другим богам вместо своего национального, который в значительной мере благодаря их деятельности постепенно приобрел характер всеобщего универсального Бога. Круто бичевались также несправедливости могущественных, неправедные приговоры, подчас делались попытки определять то, что сейчас называют внешней политикой. Острейшим вопросом той эпохи, в решение которого были вовлечены цари Израиля и Иудеи, была постоянная борьба с малочисленными народами близлежащих территорий и необходимость лавирования между двумя великими империями, оспаривавшими приоритетное право на Палестину: Ассирией, которая в 609 г. до Рождества Христова была разрушена Вавилонией, и Египтом.

Действительно, мы видим, как Нафан резко упрекает царя Давида, который похитил жену Урия Вирсавию и, обрекая его на верную смерть, приказал своему военачальнику направить Урию на самый опасный участок сражения[12]; мы видим, как пророк Илия разоблачает царя Ахава и его жену Иезавель за то, что они несправедливо приговорили к смерти Навуфея, не пожелавшего продавать царю наследственный виноградник своего отца[13]. Мы видим также Амоса, клеймящего власть имущих, которые с помощью налогов и несправедливых приговоров обирали бедных и, наконец, Иеремию, пророчествовавшего поражение, разрушение Иерусалима и пленение народа царям Иудеи Иоакиму и Седекию, вельможам царским, которые, будучи облечены властью, с помощью фараона Египта освободились от царя Навуходоносора.

В богатой литературе X в. и. э. и следующих веков, вплоть до XV в., на арабском языке немало работ по политическому искусству, в которых можно обнаружить проблески, а иногда и прообразы политической науки. Заслуживают упоминания «Сульван аль-мута» («Политические сопоставления»)[14] Ибн Дзафара[15], который по всей видимости был сицилийским арабом, жившим в XII в. Среди максим, содержащихся в этом произведении, можно процитировать две: одну антимакиавеллистского оттенка, вторую – как образец макиавеллизма более тонкого, чем у самого флорентийского секретаря. Первая говорит о том, что нужно иметь гору хитрости, чтобы уравновесить крупинку силы, вторая сравнивает ложь с ядами, которые, взятые сами по себе, убивают, но смешанные с другими субстанциями и грамотно дозированные, могут превратиться в полезное лекарство.

Важностью другого рода обладают уже ставшие знаменитыми Пролегомены к истории берберов арабского мыслителя Ибн Халдуна аль Магриби, родившегося в Тунисе во второй половине XIV в. и умершего, по-видимому, в 1406 г. Особенно примечательно то, что Ибн Халдун подчеркнул важность асабийа – понятия, которое можно было бы перевести близко по значению как класс руководящий или класс политический. По его мнению, возникновение арабо-берберского государства в Северной Африке было делом организованного меньшинства, горных племен или людей пустыни, установивших свое господство над более богатым и изнеженным населением городов и побережья. Как только новый руководящий класс завоёвывает империю, он постепенно размягчается, теряет свою моральную сплочённость, потому что племенной дух, чувство общности происхождения, которому обязана указанная сплочённость, уменьшается и уже другой асабийа заменяет прошлый политический класс.

Автор, таким образом, углубляет исследование причин, приведших к быстрому возникновению и быстрому упадку арабо-берберских империй в Северной Африке, таких, как государства Алморавиди, Алмоади и т. д. Понятно, менее удачные результаты получаются, когда он решается применить закономерность асабийа к другим мусульманским странам, расположенным за пределами североафриканского региона.

В заключение можно утверждать, что наследие, оставленное нам политической мыслью древних империй Востока, выглядит достаточно скромным в особенности потому, что, как мы уже подчеркивали, древнему азиатскому Востоку и Египту не хватало концепции политической свободы, как её понимали греки и римляне, как её понимаем мы. Хотя, несмотря на указанный недостаток, не следует забывать, насколько значимы были другие аспекты культурного наследия, которое древние империи, родившиеся на берегах Тигра, Евфрата, Нила и в Малой Азии, передали европейским народам.

Говоря о материальной стороне дела, достаточно назвать одомашнивание животных, полезных человеку, культуру выращивания продовольственных растений. Среди первых отметим быка, осла, лошадь и овцу, которые снабжают человека едой и одеждой и служат первыми сельскохозяйственными машинами и первыми средствами передвижения. Среди вторых – пшеницу, ячмень и рис, без которых были бы невозможны жизнь и деятельность миллионов людей, обитавших в достаточно ограниченных пространствах.

Имея в виду интеллектуальное развитие, не следует забывать, что в Египте и Месопотамии родились математика и астрономия, с которыми связывают первые проблески научной мысли, и что именно в этих странах были разработаны первые идеографические алфавиты, которые позже в Сирии, приблизительно за тринадцать веков до нашей эры, трансформировались в тот фонетический алфавит, который впоследствии финикийцами был распространен по всему Средиземноморью.

Но, возможно, ещё более значительным оказался вклад древних цивилизаций Востока в моральный прогресс человечества. Мы находим в Кодексе Хаммурапи, отредактированном в Вавилоне около 2200 г. до и. э., санкционированными те нормы, без которых немыслима общественная мораль, такие нормы, чьё неисполнение сделало бы невозможным какой-либо человеческий консорциум. Его наиболее свежая часть относится к XVIII в. до и. э., уже в нем мы находим предписания не лгать, не лжесвидетельствовать, накормить голодного, напоить жаждущего, не лишать вознаграждения работника и другие нормы индивидуальной и социальной морали. И наконец, на Востоке родились великие мировые религии, сначала буддизм, потом христианство и ислам, последние две отделились от старинного корня иудаизма.

И самое последнее, в древних империях Востока в качестве собственного первого опыта зародилось труднейшее искусство общественного управления. Оно состояло прежде всего в том, чтобы в многочисленном обществе, где существует лишь минимум возможных управленческих структур, осуществлять такую деятельность, дабы каждому индивиду было вполне понятно, что, действуя в своих собственных интересах, он должен обеспечивать положительные результаты для всего сообщества и не заниматься такими формами индивидуальной деятельности, которые противоречат всеобщим интересам.