Читать книгу И в сотый раз я поднимусь - Галина Артемьева - Страница 12

В то время как она страдала, трепеща от возможности появления у нее ребеночка от мифического сперматозоида-диверсанта, некоторые ее подруги попадали в истории гораздо более остросюжетные.

С той самой детсадовской подругой, с которой они готовились к смерти после дегустации духов, дружба продолжалась и в школе. Не самая тесная, так как учились они в параллельных классах. Зато жили в соседних подъездах. В школе из-за несовпадения расписания они общались мало, зато после занятий Ленка забегала почти каждый день: дома у нее маячили два брата, покоя от них не было никакого.

Зайдя в этот раз, лихо распушив перед зеркалом челку, гостья повернулась и мрачно объявила:

– Ну, можешь меня поздравить: у меня юбилей!

– Какой юбилей? – удивилась Саша, прекрасно зная, что день рождения боевой подруги в марте, а сейчас декабрь.

– Сегодня ровно месяц, как я стала женщиной, – сообщила неисправимая искательница приключений.

– И молчала! Ну как? Как это было? Кто он?

История вкратце была такова. В каких-то гостях Ленка познакомилась с Александровичем, совсем взрослым, можно даже сказать, пожилым двадцативосьмилетним дядькой. Работал он в музее-квартире одного великого композитора, где и назначил свидание юной овечке, абсолютно не подозревающей, что ее уже определили для заклания.

Счастливая от того, что ей, специально ей одной, покажут музей после его закрытия, дурища летела туда, пожираемая греховным огнем гордыни.

Надо заметить, что мама ее была женщиной строгой и в доме было заведено, что гулять чада имели право только до девяти вечера. Как уж карались нарушения режима, неизвестно, на чем держалась железная дисциплина, неведомо (явно не на родительских субботах: все трое ребят были веселые, независимые, внутренне свободные), только требование «В девять – домой!» соблюдалось неукоснительно и пересмотру не подлежало.

Ленка знала, что в ее распоряжении два часа, и была совершенно спокойна: от дома до музея десять минут черепашьего ходу, времени предостаточно.

В музее царила тишина: без посетителей он переставал быть музеем, возвращаясь к своему первоначальному назначению комфортного барского жилища. Просторная квартира, стильно обставленная дореволюционной мебелью, поражала воображение. Александрович водил очарованную гостью по комнатам, романтически приобняв ее за плечи, склоняя красивую породистую голову к поднятому навстречу восторженному юному личику. Ленка испытывала приятное волнение.

В конце экскурсии гид привел посетительницу в кабинет, усадил на огромный кожаный диван, размером не меньше стоящего тут же рояля. Начались поцелуи.

Через какое-то время Александрович расстегнул все пуговички на ее платье и почти его снял. Тут большие часы с маятником зашипели, засипели и ухнули один раз. Ленка глянула и ахнула: полдевятого! Она вскочила с дивана и, пытаясь натянуть платье, объяснила:

– Надо бежать, мне позже девяти нельзя!

– Если сейчас начнем, к девяти успеешь, – услышала она хладнокровный ответ.

Очумевшая Ленка пометалась, поупрашивала, но на все мольбы слышала только:

– Зря время тратишь, давно бы уже освободилась.

И действительно успела. Не нарушила железную семейную дисциплину. Мама ни о чем не догадалась.

Больше всего удивило Сашу, что Ленка уступила. Саша бы на ее месте, если бы ее стали принуждать, дралась бы, кусалась, царапалась, сопротивлялась всеми способами. Подруга же продолжала теперь почти ежедневно встречаться с Александровичем в его поганом доме-музее.

Знал бы гордый великий композитор, надеявшийся своими творениями осуществить прорыв всего человечества в новую реальность, как будет использоваться его письменный стол, рояль и прочие предметы обстановки! Впрочем, не исключено, что это не вызвало бы у него бурных протестов. Уж слишком специфический дух витал темными ноябрьскими вечерами в этом доме.

– Ты что, его теперь полюбила? – предположила Саша.

– Еще чего! Просто раз уж так случилось, я хочу всему от него научиться.

– Не боишься, что ребенок будет?

– Он сказал, что это его забота, ему тоже проблемы не нужны.

Вот так – буднично и просто. Саша понимала, что это не для нее, что она подождет своего одного-единственного.

Она еще ничего не знала о своей судьбе, никак не представляла свое будущее. Зато многое знала о самой себе: что она может и чего не сможет никогда.

Она убедилась на опыте, что может заставить другого человека думать о ней. Достаточно было широко раскрыть глаза, напрячь зрение, увидеть раскаленную сине-красную сетку и сквозь нее того, о ком думаешь. Ей казалось, что так можно было даже узнать, что делает сейчас этот человек, и попросить его о чем-то. Тот, кого она так звала, появлялся обязательно.

Только часто пользоваться этим умением Саша не могла: очень страдали глаза, болели и плохо видели.

Саша мечтала увидеть весь мир, весь белый свет, а иначе зачем она родилась тут? Вся планета казалась ей домом, все люди, самые разные, вызывали жгучий интерес и манили своей непохожестью.

А пока… Шел обычный школьный год. Приближались зимние каникулы. После уроков Саша с подружкой, выйдя из школы, привязывали к своим портфелям веревочки и тащили их за собой по снегу. Те послушно и легко катились.

Неподалеку торговали горячими пирожками с капустой. Девочки набирали целый пакет. Ели на морозе и болтали обо всем на свете: о книгах, о будущем, о превратностях любви, о телефонной болтовне с Горацием, ставшей такой привычной и необходимой.

Портфели напоминали о себе, погромыхивая на снежных ухабах. Жизнь представлялась прекрасной: такая долгая-долгая, и столько в ней интересного.

Уже неудобно было валяться в снегу, как они делали всего лишь год назад, прошлой зимой, но еще не стеснялись они тянуть за веревочку набитые книгами портфели и болтать с полным ртом и, разбежавшись, скользить по ледяной дорожке. Далеко-далеко. Быстро-быстро.

Дух захватывало…