Читать книгу Мастерская сновидений - Галина Барышникова - Страница 13

Наполненное её тело вдруг задрожало, словно ток небольшой величины прошёл сквозь него. Этот низкий гул наполнил каждую клеточку, уплотняя её, делая более проявленной и сильной. Она слышала в себе это течение плотной жизни. Тело медленно теряло свою прозрачность и всплывало на поверхность дня, открыло глаза, радостно улыбаясь солнцу. На размётанных простынях лежали двое.

По мере того, как её тело становилось всё проявленнее и отчётливее, его – прозрачнее и тусклее, наконец, оно совсем исчезло, оставив на розовой простыне едва заметное влажное пятно. Он опять ушёл в её сон. До сомкнутых её ресниц, до следующего своего пробуждения.

Ярко светило солнце. И только тонко на ветру переливалась трель китайских колокольчиков – весёлых вестников наступившего дня.

Сандра открыла глаза. Встала. Вот это ощущение! Тело до сих пор пульсировало, словно и впрямь только что вернулось с моря. Шум прибоя ещё был в ушах. Она поймала незнакомый запах на себе – провела рукой по шее, поднесла ладонь к лицу: «А-а, запах джунглей! Спасибо, Жорж», – и тут же вспомнила свой сон. Невероятно! Такое реальное ощущение его присутствия! Она подошла к окну. Интересно, сколько сейчас времени. Никто не звонил. Никто не приходил. Словно бы и не рождалась она сегодня вовсе. Сандра подошла к двери, ей вдруг показалось, что она почувствовала Его – может сон ещё не отошёл? – она провела рукой по двери, словно по тонкой простыне жарким летом, ощущая его спящее тело под своей ладонью, его запах. Больше всего на свете Сандра любила камни и запахи, но из всех запахов, больше своих египетских масел, больше своих французских духов она любила запах его тела. Сколько раз она просыпалась ночью, тогда, в другой жизни, и прижималась к нему нос к носу и дышала его дыханием.

Ей тогда казалось, что, обнимая друг друга ночью, они пропитываются друг другом, их тела и ауры смыкаются, и она становится частью его. Она настолько с ним сроднилась, что всегда чувствовала его приближение, в какое бы время он ни приходил домой. Точно так же, когда они расстались, чувствовала его внутреннее состояние. Однажды ночью ей показалось, что он очень болен. Она в полудрёме, полубреду почувствовала, что он рядом с ней, на одной подушке, она взяла его горящую голову, положила к себе на плечо. Долго держал ладонь на висках – жар начал спадать, потом положила одну руку на сердце, другую – на солнечное сплетение…

Так длилось несколько ночей. Потом видение пропало. Она опять стала крепко спать. А вскоре узнала, что он совсем больным ездил в северную провинцию Франции, на симпозиум.

Сандра стояла у двери. Даже неожиданно для себя самой, она рванула дверь на себя, и лицом к лицу столкнулась с Георгием.

– Ты?

– С днём рождения! – в руках у него была яркая роза и буклет.

(Они не виделись четыре года. Вместе прожили три. Так совпало, что они расстались в тот год, когда Сандра окончила институт. Кто виноват? – да никто, когда раздаётся хлопок, виноваты обе ладони. Он испугался ответственности и груза семьи, она всё больше предъявляла на него права. Финальной точкой, спусковым крючком явился интернет: Сандра редко видела Георгия – в институте они больше не встречались, а он приходил уставший и сразу же нырял в компьютер, и так каждый день, до поздней ночи, то к лекциям готовился, то беседовал в чатах.

– Тебе совсем нечего мне сказать? – как гром, застывший в небе и готовый к раскату, она стояла за его спиной.

– Не зуди, дорогая, я скоро вернусь.

– Я жду этого уже несколько месяцев, пока ты наобщаешься со своими барышнями, – сорвалась она.

– Это не барышни, я же не на коктейль их вожу, это мои собеседницы.

– А я?

– Дай договорить, видишь, ждут. – Отмахнулся он.

– А я? Я не жду? Слушай, Жорж, что происходит? Если ты сейчас, когда я так нуждаюсь в тебе, так себя ведёшь, что же будет, когда у нас появятся дети? Вообще к себе смотаешься?

– Хорошая мысль. – И он выключил компьютер, запихал свои вещи в дорожную сумку, взял сонного Санчо Пансу под мышку и хлопнул дверью.

Сандра ждала его несколько дней. Думала, что остынет, вернётся. А потом поняла, что – свершилось. Только всегда знала, что наступит день, она откроет дверь, а там – он.

– Чтобы вернуться, нужно расстаться, – говорила ей Людмила Сергеевна Болдырева – любимый преподаватель и внутренний соратник. – Чтобы взойти на новую гору, нужно спуститься со старой. Невозможно покорить вершину, стоя на месте.

– Но я не хочу новую гору, – говорила Сандра, вытирая слёзы, он – моя вершина.

– Тогда дорасти до своей вершины, не прогибайся, – обняла её Людмила Сергеевна, – хочешь, чтобы он опирался на тебя, будь крепким материалом. Возьми, к примеру, этот стол, если бы он не оказывал нам сопротивления, мы бы всякий раз проваливались, опираясь на него. Нас держит только то, что нам сопротивляется. Тебе ясно?

– Кажется, да.

– Займи свою нишу в жизни. Ты была очень от него зависима. И ему тяжело. И тебе без пользы. Вспомни закон сообщающихся сосудов… Ты понимаешь меня?

– Кажется, да.

С Болдыревой Людмилой Сергеевной они сдружились ещё в институте, когда она оживила и восторженно вела самый скучный предмет, какой только можно было изобрести – старославянский и древнерусский. «Дорогие мои, – журчал её голос, – вы только вслушайтесь: Аз Буки Веди Глагол Добро Есмь – это в каком другом языке может быть такое священнодействие – молитва, вкраплённая в алфавит? Мы носители священного языка, подумайте только: я знаю буквы – и этим делаю добро – вот о чём говорит нам первая строка алфавита…» Потом начались её семинары Российского Общества ЗАщиты МИРА, куда она охотно приглашала преподавателей и студентов. А там: беседы о космических законах, о добре и зле, о миссии женщины, чтение на заре Великого призыва. Это с ней и ещё одной своей подругой, Вероникой каждое утро Сандра здоровалась и входила в общую медитацию на заре.

За четыре года она ни разу не виделась с Георгием, даже семинары не посещала, если он там присутствовал: не могла видеть его на расстоянии, чужим. В её мыслях он всегда оставался рядом, и она не хотела, чтобы действительность разрушала её иллюзию. Всё в мире иллюзия – она уже знала это, и предпочитала общепринятой, общевидимой иллюзии свою индивидуальную.

За это время Сандра стала завлитом маленького театра, и даже сама попыталась написать пьесу – получилось неплохо. И на семинарах Болдыревой поднаторела, и уже несколько занятий провела в её ассистентах. Выступала на конференциях, писала статьи о женской миссии на земле, о пути Человека. И всегда думала о том, как он будет это читать в газете, что будет думать. По существу, всё, что она хотела ему сказать, она выговаривала в своих статьях и заметках. Подписывалась псевдонимом Шата Гри, чтобы не вызвать у него подсознательного протеста. А печаталась часто: как в центральной прессе, так и в их институтском альманахе, главным редактором которого был его шеф – Пётр Александрович Кудрявцев.

Был даже такой курьёзный случай. Позвонила ей Людмила Сергеевна и, смеясь, рассказала, что Георгий своим студентам в качестве примера позитивного женского мышления привёл её, Сандрину, статью. «Представляешь, зачитал её целиком! Знал бы он, кто автор!» Но Сандра не торопилась ничего менять. Она не плела ему сеть и не слагала интригу – если суждено ему вернуться, он вернётся, думала она. А когда вернётся, тогда всё и узнает.

Сандра стояла в коридоре. Неожиданно даже для себя самой, она рывком открыла дверь и лицом к лицу столкнулась с Георгием.

– Ты???

– С днём рождения! – в руках у него была яркая роза и буклет.

– Спасибо, проходи.

Он переступил порог, закрыл за собой дверь.

– Какая красивая роза, – она взяла цветок из его рук.

– Это тебе мой Ангел передал. И ещё вот это. – Он протянул ей тонкую книжицу «Дольмены. Поиски себя». – Только здесь ошибка вкралась, нужно «Поиски меня».

И действительно, это была их первая совместная поездка. Сразу же после их первого поцелуя в пустой аудитории он сказал ей, что вечером уезжает в Геленджик, не хочет ли она к ним присоединиться, экскурсию организует Болдырева, записаться ещё возможно, если он, Георгий Эдуардович, поручится, что везёт с собой хорошего человека.

«Да, я хороший человек, – сказала Сандра (тогда она была просто Элеонора Румянцева), – вот только так быстро собраться будет проблемно – у меня птицы».

«Ничего, отдайте подруге, у меня тоже Санчо Панса живёт, это бульдога так зовут», – пояснил Георгий Эдуардович. И поцеловал её уже сам.

Думаю, излишне говорить, что уже вечером они вместе сидели в плацкартном вагоне и пели песни под гитару. Самое интересное произошло на месте.

– Проходи, что ты в дверях стоишь, – Сандра пролистала буклет. – Смотри, вот наше место.

Георгий обнял её за плечи.

(Так было и тогда. Они усталые добрались до первого привала. Разбили лагерь. Расположились на ночь.)

– Вон там, – сказала им Людмила Сергеевна, указав на тропинку, – смотрите, первый дольмен. Дольмены – это специальная постройка древних людей. Только не думайте, что древний человек был примитивнее нас, он обладал высоким духовным потенциалом и, думая о своих далёких потомках, возможно даже о нас с вами, уходил добровольно в эти каменные построения, где его замуровывали. Там он в медитации уходил. Умирал, – поправила себя Людмила Сергеевна.

– Зачем? – спросил кто-то из ребят.

– Уходить в дольмены разрешалось не всем, а только тем, у кого был высокий духовный уровень. Кому было, что сказать. В этом замурованном пространстве человек становился антенной, и всё, что он знал, он мог транслировать живым людям, которые захотят прийти к дольмену за знанием. Например, этот дольмен женский. Там сконцентрирована сильная и высокая женская энергия. Я сюда обычно привожу женщин с детьми. А ещё лучше – кормящих грудью. Им открываются удивительные вещи. Ведь ребёнок – это принимающая антенна, а дольмен – излучающая. Если хотите, можете спуститься по тропинке посмотреть. Хотя завтра мы всё равно туда вместе пойдём.

Кто-то разводил костёр, кто-то ставил палатки, а Георгий обнял Сандру за плечи, и они спустились вниз по тропинке. Вышли к невысокой каменной постройке с крохотным окошечком наверху. Георгий сел, облокотившись спиной о дольмен, и закрыл глаза. Ноги он лихо свил в лотос, указательный и большой палец соединил. Сандра спопугайничала. Но так развести ноги, как Георгий, не смогла и уселась в полулотос.

– Что дальше делать? – спросила она его.

– Слушай. Только не мешай себе.

Сколько они так просидели, отследить было невозможно. Поскольку первое условие, которое выдвигает Болдырева в своих экспедициях – не брать с собой ни часов, ни телефонов – времени не существует, есть только ваше ощущение момента. Каналов прежних быть не должно – это лишь помехи на линии вашего возвращения к себе, к тому себе, о ком ваша личность ещё не знает.

Но когда Сандра открыла глаза, было уже темно. Георгий Эдуардович сидел всё в той же позе. Только ритмично раскачивался из стороны в сторону. Сандра положила ему руку на колено. Он открыл глаза – взгляд был абсолютно невидящий. Ему самому показалось, что он вышел из яркого света в тёмное помещение. Через мгновение глаза попривыкли, и он увидел перед собой Сандру. А Сандра, наконец, увидела перед собой, как ей показалось, осмысленный взгляд.

– Ты где был?

– Дома.

– Я серьёзно.

– И я не шучу. А ты что-нибудь увидела?

– Нет. Только почувствовала.

– Что?

– Карусель. Словно меня относит куда-то. Странное чувство.

– Это хорошее чувство.

Георгий встал. Ладонь положил на тёплый камень дольмена.

– Поверишь ли, я увидел себя младенцем на руках матери. Она кормила меня и гладила, поднимая волосы на голове вверх, как у Чиполлино. …Елет шели, катан шели…

– Что? Я не расслышала.

– Это на иврите: мальчик мой, мой малыш. Я услышал её слова, удивительно, правда?

– В твоём доме говорили на иврите?

– Я вырос в доме деда – он был раввином. Мать родила меня без отца, ну и переполох же был в семье! – Георгий как-то грустно засмеялся. – А меня потом отдали в ишиву – школу при синагоге. Так что иврит, танах, Тора – это слова родные, вошли в плоть и кровь мою.

– А что такое Тора?

– Пятикнижие.

– Слушай, а как тебя тогда занесло в наш институт?

– Русского языка и философии? Смешная ты! На каком ты курсе – на четвёртом? – а до сих пор не поняла, кто содействовал развитию русской философской мысли и твоего родного языка! Вот поставлю тебе двойку на экзаменах – будешь знать!

Сандра обняла его.

– И очень хорошо сделаешь. Тебе придется со мной много заниматься, давать мне дополнительные уроки. А лучше – оставь меня на второй год, а? Так не хочется выпускаться в следующем году!

– А что, это обязательно, чтобы я был твой препод? Я могу быть просто хорошим парнем!

– Договорились. – Сандра подняла голову. На чёрном небе звёзды, как цветы на бархате. – Посмотри, как красиво!

– Что вверху – то и внизу: «Нельзя сорвать цветка, звезды не тронув…» – Он обнял её за плечи, как старого друга, – А ты знаешь, что мы такое же заблуждение, как и эти звёзды?

– Мы – это кто? – насторожилась Сандра.

– Мы – это люди. Человеки.

– А почему заблуждения?

– Ты ведь знаешь, что этих звёзд уже нет над нами, мы любуемся миражом. Отражением погасших звёзд. Свет идёт, а источник уже иссяк. Это небо – заблуждения нашего ума. Неумение видеть суть.

– А люди?

– То, что видит наш глаз – это ещё не наша суть. Тело – обёртка для чего-то более важного. Часто человек даже сам не знает, носителем чего он является.

– Да, «самого важного глазами не увидишь».

– Это точно. Ты знаешь, единственное, чем человек может оправдаться и приблизиться к творцу – это его творчество. Существует такой принцип «антроподицеи» – оправдание человека в творчестве и через творчество. Кстати, я потому и пришёл в наш институт работать. Здесь замечательная атмосфера.

– Слушай, а нас не потеряли? – встрепенулась вдруг Сандра.

– Думаю, что нет, но всё равно пойдём – здесь не нужно долго оставаться. Всё-таки дольмены…

Сандра и Георгий сидели на кровати и листали буклет.

– Ты ждала меня?

– Я звала тебя.

– Я слышал.

– Мне стали сниться вещие сны.

– И мне.

– Слушай, а может нам и это снится?

– А какая разница? Мне уже давно кажется, что то, что происходит днём – это сон. А настоящая жизнь у меня ночью – в сновидениях. Кстати, сегодня я даже смог в этом убедиться, – улыбнулся он.

– Мне тоже кое-что интересное приснилось сегодня. – Сандра улыбнулась в ответ.

– Расскажешь?

– Я лучше тебе покажу. Ты не возражаешь?