Читать книгу Путь к счастью - Галина Дербина - Страница 6

В понедельник я проснулась рано и на всех парах помчалась на работу. Отдышавшись, плюхнулась за стол, открыла папку с полупустыми листами и, еле успевая за своими мыслями, начала строчить. Выискивать цитаты в библиотеке не пришлось. Они сами собой выплескивались на страницы моего черновика. Перечитала текст и удивилась, как складно и точно по мысли выстроились одна за другой эти разрозненные строчки, как солдаты на параде. Что откуда взялось? Оказывается, горе очень помогает в творчестве.

В культмассовом отделе меня уже ждали. Я раскрыла папку, набрала в лёгкие побольше воздуху и только хотела произнести слово, как в комнату вошла Екатерина Никаноровна Евдокимова. Была она женщиной строгой, сдержанной и даже несколько аскетичной, работала в политико-просветительном отделе и была парторгом нашего ДК.

– Что тебе, Екатерина Никаноровна?

– У меня просьба к тебе, Аврорушка.

– Мы сейчас несколько заняты, зайди через часок. Думаю, что к тому времени мы закончим. У нас читка сценария, мы его к 7 Ноября готовим.

– Можно мне послушать?

– Конечно.

С некоторой неохотой я приступила к чтению текста, но всё пошло как обычно: Рудницкая бурно реагировала, Петюха делал незначительные замечания, которые я тут же исправляла. Екатерина Никаноровна сидела, опершись на руку, и со вниманием и даже заметным интересом слушала моё произведение, написанное по давно заученному празднично-патетическому шаблону. Боковым зрением я видела, что сценарий ей нравится, и это немного успокоило. Когда я дошла до финала, выразительно прочитала цитату из Маяковского.

– Ну вот и весь сценарий, – сказала я и взглянула на Катерину Никаноровну. Она молча смотрела в окно, о чём-то размышляла.

– Как всегда, написано неплохо, в общем, мы принимаем текст за основу, но сценарий следует немного подработать. Я бы добавила кинокадров, у тебя их маловато. Почему ты не использовала те выразительные кадры, где революционные матросы и солдаты лезут по резным воротам Зимнего дворца, а потом бегут по широкой лестнице и свергают временное правительство? – спросила Рудницкая.

– Потому что матросы ни по каким воротам не лазили и по лестницам толпой не бегали. Сейчас уже семьдесят девятый год, и давно настало время писать ближе к реальности. А реальность такова, что революционеры спокойно поднялись по скромной лестнице левого подъезда. Думаю, что художественные вымыслы надо оставить в прошлом.

– Какие вымыслы? Что ты говоришь, девочка моя, есть документальные кинокадры! – удивилась Аврора Марковна.

– Возможно, но я их не знаю.

– Как не знаешь? Мы же столько раз демонстрировали их в наших мероприятиях.

– Мы использовали кинокадры художественного фильма «Октябрь» режиссёра Сергея Эйзенштейна, к документалистике они не имеют отношения. Сколько можно их показывать, ребятам это надоело.

– Аврора, Варя права. Революционные события выглядели несколько скромнее, чем нам раньше представлялось. Кстати сказать, кинокадры фильма «Октябрь», снятого в 1927 году, не только вами использовались как кинохроника. И в этом я не вижу ничего криминального. Так сложились обстоятельства, что художественный фильм, фильм выразительнейший и прекрасный, стал для нас почти документом. Такова сила искусства, – спокойно подытожила Катерина Никаноровна.

– Я тоже считаю, что кинокадры с воротами и лестницей очень украсят мероприятие и прибавят ему достоверности. Я бы ещё добавил кинокадры, где «Аврора» стреляет по Зимнему дворцу, – глядя прямо на меня, сказал Вочкаскин. Он говорил строго, а глаза его смеялись.

– И прибавим. Варвара Васильевна, отметьте это себе и сегодня же внесите в текст. Вечером придут чтецы, и Пётр Сергеевич распределит текст. Вы успеете это к вечеру дописать?

– Конечно. Мне и дописывать ничего не надо. Я возьму прошлогодний сценарий и к новому приклею старый финал, – равнодушно ответила я.

– Прекрасная идея, в том сценарии был более пафосный финал, используй его, – сказала Аврора Марковна, порылась в шкафу, среди вороха бумаг нашла нужные страницы и, протянув мне, облегчённо вздохнула. – Что, может, чайку попьём? – обратилась она к Евдокимовой.

Они сели за шкаф, налили в большие кружки чай и стали о чём-то шептаться.

Я быстро отрезала нужную часть от прошлогоднего сценария, приклеила её в необходимое место и подала Рудницкой. Она, не глядя, написала на первом листе «5 экземпляров», размашисто расписалась и отдала Вочкаскину. Тот чуть не бегом помчался к секретарю директора. Когда я вышла из комнаты, Аллочка уже отстукивала на своей «Оптиме» наш сценарий.

Так вполне благополучно закончилась работа над сценарием, посвящённым Великой Октябрьской социалистической революции. К вечеру меня вызвала к себе Евдокимова и от членов парткома поблагодарила за то, что очень точно могу выражать мечты и чаяния советской трудовой молодёжи.

– Вы большая молодец, – похвалила она.

– Спасибо.

– Скажите, Варвара Васильевна, а вы не думали над тем, как будете работать дальше?

Я не знала, что и ответить. Вопрос показался странным. Мои перспективы всем были хорошо известны, как говорил Юрий Олеша – «ни дня без строчки». Наш ДК имел ротапринт, который был завален работой. Напечатанные методички и сценарии склеивались в небольшие книжицы и почтой рассылались в подведомственные дома. Там местные методисты внедряли их в жизнь.

– Я сейчас пишу брошюру об организации методического кабинета в домах культуры системы ПТО. Озаглавила её «Как организовать методический кабинет».

– Название несколько простовато, вам так не кажется?

– Нет. Название я придумала, подражая В. И. Ленину, который, как вы, конечно, помните, одну из статей назвал: «Как организовать социалистическое соревнование».

– Ах, да-да. Я слышу, что-то знакомое. Что ж, название одобряю. Для эпиграфа я бы посоветовала поискать фразу из последних докладов партии.

– Спасибо. Вы знаете, какое совпадение… Чтобы моя брошюра выглядела весомее, я уже подобрала эпиграф: «Дело Ленина живёт и побеждает». Эти слова я тоже не сама придумала, а воспользовалась идеей товарища Брежнева, который именно так назвал один из своих докладов.

– Не один из, а доклад, посвященный столетию со дня рождения Владимира Ильича Ленина! Этому докладу через год будет десять лет.

– Вы считаете, что его уже не стоит упоминать?

– Конечно, упоминать, обязательно! Кстати, мне говорили старшие товарищи из госкомитета о вашей брошюре. Многие её одобряют. Есть мнение, что она тянет на диссертацию.

– Я сомневаюсь, мне кажется, что я ещё не совсем…

– Не сомневайтесь. Мы вас поддержим. Что ж, вы верным путём идёте, наш молодой товарищ! Ступайте, работайте, – приятным голосом сказала Екатерина Никаноровна и лукаво улыбнулась.

Когда я уже почти вышла из комнаты, она окликнула меня:

– Где вы достали свою водолазку?

– В Первомайском универмаге, – ответила я, но на самом деле я купила её у торговки в туалете Павелецкого вокзала.

Я знала, что брошюра моя получилась довольно скромного достоинства, над ней ещё работать и работать, но многие сотрудники советовали, сдав кандидатский минимум, защититься. Эта идея мне нравилась и даже вдохновляла, но иной раз, услышав о ней, я лицемерно делала безразличный вид. Мол, что вы, что вы, мне это ни к чему, а сама рьяно трудилась над текстом, углубляя и расширяя тему.

После разлада со свадьбой моё методическое творчество застопорилось. Сказать откровенно, я немного разочаровалась в деятельности, которая ещё совсем недавно звалась мною творчеством. Пытаясь как-то нивелировать ситуацию, заставляла себя писать, но мысли о Владиславе самопроизвольно приходили в голову и мучили.

Я страдала ещё и от того, что на работе поделиться своим горем ни с кем не могла. В доме культуры все воспринимали меня как очень серьёзную девушку и прочили скорое продвижение по службе. Мне ничего не оставалось, как держать своё строгое реноме. Начальственно одетая в тройку из бордового бостона, я приходила на работу, садилась за стол и писала, писала, а последнее время делала вид, что пишу.

Наконец, не стерпела и прямо с работы позвонила Владу. Услышав знакомый и когда-то такой родной голос, небрежно спросила:

– Привет, как живёшь?

– Нормально.

– Сказать мне ничего не хочешь?

– Извини, ничего нового у меня для тебя нет.

– Неужто совсем ничего? – делая вид, что мне стало очень весело от услышанного, спросила я.

– Прости, я виноват перед тобой, но пойми, теперь у меня другая, – спокойно и, как мне показалось, с некоторым пиететом на слове «другая», ответил он.

– Что ж, эта другая намного красивее меня?

– Пожалуй, что и нет. Ты не подумай, она ничего себе, симпатичная.

– Какой она человек?

– Обыкновенный.

– Характер какой?

– Обычный.

– Какие у неё глаза?

– Нормальные.

– Что ты всё «нормальный» да «обычный», ведь чем-то особенным она тебя привлекла?

– Варь, разве в этом дело? Ты пойми, я полюбил её.

– Меня не любил? – сдерживая дрожь в голосе, уточнила я.

– С тобой у нас было другое.

– Другое? Если другое, зачем же жениться собирался? Ведь тебя никто не вынуждал, ты сам сделал предложение…

– Ошибся, прости.

– Да уж давно простила, – сказала я и смахнула слезу. Холодно попрощавшись, положила трубку.

Вспомнилось, что когда-то он говорил, что у меня самые прекрасные глаза, и характер самый веселый, и что я самый надежный человек, и ещё много самого-пресамого. Оказывается, можно любить обычную женщину без всяких самых лучших глаз и самого лучшего характера.

Мои горестные мысли прервал телефонный звонок. Звонила Ася.

– Давно ли ты разговаривала с Володей? – спросила она.

– Дня три назад.

– И что он сказал?

– Так, ничего особенного.

– Мне Толик говорил, что он запал на тебя.

– Ничего твой Толик не знает, просто Володе очень понравилось, как мы танцевали, и он пригласил меня поступить в коллектив бальных танцев в дом культуры Лихачёва.

– Ну, конечно! Ты понимаешь, что говоришь-то? Где это видано, чтобы такой мужикастый мужик в бальный коллектив просился! Это ж он для тебя старается. Ты ж с ним в кино идти не захотела, в театр тоже не пошла. Кстати, непонятно почему?

– Я была занята.

– Ладно тебе, занята. Всё по своему дезертиру тоскуешь. Варька, пора кончать эту байду. Не понимаю, почему бы тебе не поступить в этот, как его… на танцы. Ты ж любишь танцевать, ну и танцуй в своё удовольствие. Вы с Володькой такая пара. Почему ты не хочешь танцевать вместе?

– Кто тебе сказал, что не хочу?

– Он сказал. Говорит: «Я всё узнал, куда идти, где записаться и всё такое, а она не захотела, сказала, может быть, после». Чего тянуть-то?

– Я не тяну. Просто не могу пока, у меня нет настроения.

– Я тебе ещё раз говорю: кончай со своими настроениями! Хватит уже! Такой парень навязывается, а ты нос воротишь.

– Может быть, всё ещё повернётся в другую сторону, Влад разлюбит её и ко мне вернётся.

– Вернётся, ха! Держи карман шире. Он женится на ней. Они уж и заявление подали.

– Откуда ты знаешь? Не верю, разве можно так быстро? Не может быть.

– Может.

– Ты нарочно говоришь, чтобы я побыстрее о нём забыла.

– Больно надо. Говорю, как есть на самом деле. Если хочешь знать, я вообще об этом говорить не хотела. Я совсем по другому поводу звоню. Мне давно про одну гадалку рассказывали. Она так хорошо гадает, все удивляются, до чего всё точно рассказывает.

– Значит, он женится…

– Женится, женится. Но только у гадалки есть одна проблема: она очень дорогая.

– Что ж, пусть так, пусть женится.

– Правильно, пусть женится, а ты слушай сюда. Мы с тобой пойдём к гадалке и узнаем, что у нас впереди.

– Зачем?

– Зачем люди к гадалкам ходят? Чтоб узнать свою судьбу.

– Если честно, то я в гадания не верю и все эти дела отрицаю.

– Интересно! Все нормальные люди верят, а она отрицает. Прямо Базаров какой-то. Ты мне скажи, откуда в тебе этот нигилизм?

– При чем тут нигилизм? Какая-то женщина ни сном ни духом меня не знает, вдруг она начнет вещать. Смешно!

– Посмейся, но знай, она знаменитая гадалка. Знаешь, скольким она правду сказала?

– Скольким?

– Скольким-скольким…Тысячам!

– Многовато что-то.

– А ты думала.

– Тут думай не думай, судя по количеству визитов, много на свете таких дурёх, как мы с тобой.

– Я правильно поняла, ты поедешь со мной?

– Куда я от тебя денусь.