Читать книгу Кадры нашей любви - Галина Доронина - Страница 8

Мы выходим из сквера и идем по Малой Бронной. Женя шагает быстро, увлеченно рассказывает:

– Знаешь, в чем проблема нашего поколения? Мы слишком много думаем. Анализируем, взвешиваем, сомневаемся. А наши деды в восемнадцать шли в бой и не мучили себя вопросами, правильно это или нет. Наши родители в двадцать женились, рожали детей и строили коммунизм. А мы все боимся ошибиться.

– Может, это и правильно – бояться?

– Инга, – он останавливается посреди тротуара, – а что если мы ошибемся, не если что-то сделаем, а если что-то НЕ сделаем?

Я не успеваю ответить, потому что он снова берет меня за руку, и мы сворачиваем в какой-то переулок.

– Куда теперь?

– В самое романтическое место Москвы. Которое почему-то никто не знает.

Переулок узкий, застроенный старыми домами. Фонари едва освещают дорогу, и я начинаю немного волноваться. Но Женя идет уверенно.

– Вот, – говорит он, останавливаясь возле невзрачной арки между домами.

– Что это?

– Сейчас увидишь.

Мы проходим арку и попадаем… в сказку. Передо мной крошечный дворик, больше похожий на большую комнату под открытым небом. Стены старых домов образуют почти правильный квадрат, а в центре растет огромная старая яблоня. Земля под ней усыпана опавшими листьями, золотыми и красными.

– Боже мой, – шепчу я. – Как красиво!

– Правда? А теперь посмотри наверх.

Поднимаю голову и ахаю. Дворик настолько маленький и так окружен домами, что кусочек неба над ним кажется идеально круглым. И в этом круге – звезды. В Москве, где звезд почти не видно из-за подсветки, здесь они сияют, как в деревне.

– Как ты нашел это место?

– Заблудился год назад. Зашел в арку и обнаружил этот дворик. Хотел уйти, но тут в одном из окон кто-то включил радиоприемник, зазвучала музыка, и я остался. Простоял здесь минут сорок, слушал и смотрел на звезды.

Мы садимся прямо на землю, прислонившись спинами к стволу яблони. Женя снимает свою куртку и подстилает мне.

– Не простудишься?

– Не простужусь. Зато ты не замерзнешь.

Сидим и смотрим на звезды. В какой-то момент Женя начинает тихо говорить:

– Знаешь, чего я больше всего боюсь? Что вся эта красота – театр, архитектура, литература, кино – исчезнет. Что люди перестанут это ценить, перестанут понимать. Что через двадцать лет никому не нужен будет Бродский, которого ты читаешь в метро.

– Не исчезнет, – говорю я. – Не может исчезнуть. Всегда будут люди, которые чувствуют красоту.

– Откуда такая уверенность?

– Потому что мы есть. Ты и я. И если есть мы, значит, есть и другие.

Он поворачивается ко мне:

– Вот за это я тебя и… – он не договаривает.

– Что? – спрашиваю я, хотя сердце уже колотится.

– За это я тебя и полюбил, – говорит он просто.

Мир вокруг замирает. Даже ветер перестает шуметь в листьях яблони.

– Женя…

– Не надо ничего говорить. Просто знай. Я не верил в любовь с первого взгляда, считал это глупым романтическим штампом. А теперь понимаю: она действительно существует. Только происходит не с первого взгляда, а с первого слова. С первого услышанного стихотворения. С первого понимания, что встретил родственную душу.

Я молчу, потому что не знаю, что сказать. Внутри радость, страх, недоверие, надежда.

– Ты не обязана отвечать тем же, – продолжает он. – Просто позволь мне быть рядом с тобой. Позволь показать тебе еще сто таких мест, поделиться своими фильмами и снять историю по твоим сценариям.

– Женя, – говорю я наконец, – а что если это просто… Ну не знаю, эмоциональный всплеск? Романтическая обстановка, звезды, твои красивые слова?

– А что если нет? – Он берет мою руку. – Что если это то самое настоящее, которое мы оба ищем в своем творчестве?

Я смотрю в его глаза и вижу там не только влюбленность, но и что-то более глубокое. Понимание. Признание. Как будто он действительно видит меня – не красивую картинку, а меня настоящую, со всеми странностями и противоречиями.

– Покажешь еще какое-нибудь место? – спрашиваю я вместо ответа.

– Покажу. Но сначала… – Он наклоняется и целует меня снова. На этот раз поцелуй получается другим. Не вопросительным, а утверждающим. И я понимаю, что отвечаю ему с той же уверенностью.

Когда мы отстраняемся друг от друга, из окна одного из домов доносится тихая мелодия. Кто-то играет на пианино старый романс.

– Это словно специально, – смеюсь я. – Такое не может быть случайностью.

– В Москве все возможно, – говорит Женя. – Особенно в такие вечера, как сегодня.

Мы поднимаемся, отряхиваем одежду и выходим из волшебного дворика на улицу.

– Следующее место далеко? – спрашиваю я.

– Не очень. Дойдем пешком. Только предупреждаю – оно совсем не похоже на предыдущие.

– В каком смысле?

– Увидишь.

Мы идем по пустым московским переулкам, и я чувствую себя героиней старого фильма. Или старой книги. Романтичность ситуации кажется почти нереальной, но в то же время все происходящее очень живое, настоящее.

– Женя, а твои родители не волнуются, что ты до сих пор не дома?

– Нет, они привыкли, что я поздно прихожу. А твои родители?

– У меня только мама. Она в Петербурге. И тоже привыкла к моему режиму.

– Значит, мы свободны, – говорит он и сжимает мою руку.