Читать книгу Мёртвый поводырь - Галина Клюс - Страница 4

На сельском заброшенном кладбище мимо внимания любопытной траурной процессии не ускользнул тот поразительный факт, что жена Алексея, чьё тело покоилось в хорошо сколоченном гробу, вела себя как-то весьма странно. В глазах людей, привыкших, чтобы всё текло по раз и навсегда установленным правилам, Ксения была чуть ли не преступницей. И хотя не время было для разного рода склок, многие, не стесняясь, громко бранили её. « Сука! Прос… а порядочного мужика и хоть бы слезинку выдавила!»

Совсем посторонние подходили к гробу и скорбно, как полагается, вопили, а Ксения стояла молча, как кукла, и даже для приличия не поплакала. Впрочем, на ней было длинное чёрное платье, которое она одевала, когда провожала в последний путь отца, с глухим воротом, с жёлтой застёжкой на спине. Ксения будто одеревенела, всё время тупо глядела в неопределённую сторону. А когда мужа стали закапывать и уже вырисовывался скорбный бугорок, вдова и вовсе выкинула номер. Как ни в чём не бывало она стала медленно расхаживать по кладбищу, как по музею, словно всё происходящее здесь её никоим образом не касалось, и с интересом изучать чужие надмогильные надписи. Люди, задетые за живое, уже стали показывать на неё пальцем, полагая, что с головой у Бутыриной, должно быть, не в порядке.

На самом же деле моя героиня, если хорошенько вникнуть в её тонкую романтичную натуру, была далеко не каменная женщина. Просто она не хотела соблюдать никаких этикетов, а на чужое мнение в эту минуту ей было глубоко наплевать. Конечно, она могла бы запросто выдавить из себя слезу, но слеза та была бы совершенно искусственной, потому что так уж она была устроена, что горе умела загонять далеко внутрь, а если и плакала, то обычно наедине сама с собой, не иначе. Вообще она всегда жила богатым внутренним миром, не желая туда никого впускать, даже самых близких, там, в своих тайничках, она чувствовала себя полновластной хозяйкой, лепила сюжеты так, как ей хотелось.

То, что люди из похоронной процессии так уж сильно якобы убиваются по её супругу, её не очень-то занимало, она прекрасно знала, что перед ней разыгрывают просто спектакль. Люди, долго не получающие зарплату, – а это в девяностые годы стало повальным явлением по всей России, – просто-напросто хотели есть, а ещё пить, и, глядя в гроб, с удовольствием видели уже поминальный стол.

«Странно, – с тоской размышляла она, разглядывая покосившийся памятник на чьей-то заброшенной могиле, – и почему я раньше не замечала, как Алексей меня крепко и бескорыстно любил. Правильно говорят, что имеем, не храним. Впрочем, а разве я была к нему равнодушна?» По молодости у них, на зависть другим, вообще была безумная любовь, как вихрем, закрутившая обоих. И ей, и ему, пребывавшим в её плену, страшно было даже представить, что чувство это, как захватывающая книга, рано или поздно может иссякнуть. И что тогда? Когда они ещё не были женаты, и отношения их строились исключительно на целомудренной основе, он, как сумасшедший, мчался к ней, – а жил Алексей в другом посёлке, – прямо ночью, лишь только затем, чтобы много раз услышать от неё два вожделенных слова: « Я люблю!» Чудак! На память ей пришёл один эпизод, когда они с мужем как-то хмурым летним днём, взяв с собой пятилетнего сына, отправились на рыбалку. И вдруг небо покрылось внезапно свинцовыми тучами и со страшной силой разразилась гроза; всё кругом сверкало, громыхало, как на войне, мост, по которому они собирались перейти речку, вдруг рухнул, а вода забурлила, превратившись в сплошной мутно-жёлтый поток.

Она задрожала, как осиновый лист, и хотя не была суеверная, подумала, что это не что иное, как светопреставление. Глядя на её бледное, как полотно, перепуганное лицо, муж весело расхохотался, наверное, чтобы её успокоить; одной рукой он крепко прижал к себе хныкающего сынишку, другой бережно подхватил её и по пояс в воде, осторожно ступая, понёс две драгоценные ноши через бушевавшую речку, и в мгновение ока они очутились в безопасном месте. Как маленькая, ухватившись за его крепкую загорелую шею, она, успокоенная, подумала, что муж у неё, как сказочный великан, сильный, надёжный, и ничего на свете с ним не страшно.

А что если это и есть подлинное бабье счастье? Думала она тогда с трепетом. А те изумительные волшебные дни в солнечной Болгарии, в чудесном портовом городе Варне, куда они, когда им было по тридцать лет, поехали по журналистской семейной путёвке, которую она буквально с боем вырвала. Ей показалось странным, что даже там, средь тёплых райских золотых песков, когда, казалось, вся ослепительно яркая сказочная природа и люди были в одинаковом сладостно томительном ожидании счастья, для Алексея вовсе не существовало ни одной женщины, кроме неё. Другие мужчины сплошь и рядом буквально под носом зорко стерегущих жён умудрялись заводить банальные романы, откровенно подтрунивали над ним, считая его неисправимым чудаком. Когда она беззаботно нежила под палящим солнцем своё гибкое тело, наблюдая лениво, как бестолково суетились доверчивые чайки, как, переваливаясь с боку на бок, как утки, двигались кругом пухлозадые потные пожилые тела, как легко порхали почти обнажённые стройные упругие девушки, кокетничая своей молодостью, а главное тем, что можно порядком порастрясти престарелых своих донжуанов, Алексей со счастливой улыбкой мчался к ней. Как робкий любовник он смущённо преподносил жене то огромную охапку дорогих пахучих цветов, то целую корзину с мороженым.

Он где-то всё бегал, хлопотал, выбивал тогда ещё дефицитные билеты на концерты заезжих знаменитостей, а то вдруг как избалованного ребёнка усаживал её на качели, и она стремительно взмывала вверх. Столь трогательное ухаживание его не могли не заметить вездесущие окружающие; какая-то остроносая, с пёстрым кукушечьим лицом пожилая чопорная полячка, не без зависти глядя на красивую синеглазую соседку, с лёгким акцентом уточняла:

– -Это, милочка, ваш жених, или любовник?

– Муж, – буднично поясняла Ксения, и ей становилось почему-то стыдно за чересчур уж раболепную готовность Алексея во всём угадывать её желания.

Постепенно как-то любовь в скучных сереньких буднях с её стороны всё больше хирела, превращаясь просто-напросто в нудную супружескую лямку, да и вообще в её представлении страстно любить будучи в брачных узах по меньшей мере глупо. Любовь – это загадка, это страдания, это мимолётные таинственные встречи. А какая, скажите на милость, тайна между мужем и женой, если она растворилась в кастрюле с борщом! В Алексее с годами она, откровенно говоря, видела покорного бычка, которого при удобном случае можно легко водить на верёвочке.

После похорон к Бутыриным стал, как и ожидалось, захаживать опытный следователь из районной прокуратуры. Когда он первый раз нанёс визит, то примерно часа два всё изучал их дом, тщательно обследовал все ближайшие закоулки. К соседям ходил, дотошно допытывался, не слышали ли они какого-нибудь шума в доме у Бутыриных в тот роковой день, или, быть может, видели, с кем проводил последнее время Алексей. Однако никто ничего толком не знал, и сыщик, собрав ближайших родственников покойного, поочерёдно задавал им один и тот же вопрос: где они тогда находились? Когда вдова скупо пояснила, что они с матерью ездили в город, а сын в это время гостил у тётки и что в доме был только кот Кешка, следователь, задержав на ней свой взгляд, почему-то очень смутился. Затем он решительно встал и направился к выходу, но потом передумал и вновь сел, стараясь поймать взгляд Ксении, отчего щёки её стали пунцовыми, и она, нарочно зевнув, отвернулась.

– А признайтесь, вы, наверное, не очень хорошо с мужем жили?

Она насмешливо посмотрела на него сверху вниз и ехидно спросила:

– А это тоже к делу относится? Может, ещё вам нужно знать, как мы спали?

– Знаете, у меня глаз намётанный, всё-таки вы жили скверно, – не обращая внимания на её насмешливый тон, продолжал он, – около него обнаружили бутылку, тут логика, по- моему, проста, человек он был пьющий, а раз пьющий, то в семье, видимо, были раздоры.

– Ваше дело искать убийцу, а не разводить тут философию! Да только кишка тонка у вас, сыщиков, вряд ли отыщите, – сердито отрезала вдова и демонстративно повернулась к нему спиной, давая понять, чтобы гость как можно скорее убирался из дому. Однако следователь, нисколько не смущаясь, поудобнее сел и на сей раз обратился к Пелагее Петровне:

– Не припомните, кто-нибудь угрожал вашему зятю и вообще были ли у него враги? Ну, может, он крупно накануне с кем-то поссорился?

– Да кому он, прости господи, нужен! – пренебрежительно отозвалась с кухни, гремя посудой, Пелагея Петровна, – это богатеньких у нас подстреливают, как бешеных собак, – добавила она, поджимая губы, – а наш гол, как сокол, простой работяга! Не пара был моей дочке, ой, не пара, она, дурёха, могла бы выгодную партию сделать, так нет же потеряла голову от этого голоштанника. А водочку он, гражданин следователь, шибко уважал, вы это себе пометьте.

– Мама, при чём здесь это! – недовольно поморщилась дочь, – во-первых, в последнее время Алексей ни капли в рот не брал, а что бутылка валялась, то, может, как раз она не его. А, во-вторых, извините, уже десятый час, а мне завтра рано вставать.

Она опять притворно зевнула и, плавно покачивая крутыми бёдрами, направилась, не попрощавшись с гостем, в маленькую комнату.

– Господи, какой самоуверенный хлыщ, а глазами меня так и буравил, – с неприязнью подумала она, ворочаясь на холодной постели.

Шли дни, а между тем дело об убийстве совершенно не продвигалось ни на йоту, несмотря на то, что следователь Дмитрий Кустов считался одним из лучших специалистов в крае. Правда, он не сидел, сложа руки, а буквально за несколько дней обошёл всё село в поисках хоть какой-то зацепки, попутно наводил нужные справки о том, как жил в последнее время Алексей. Там, где Бутырин работал, ему дали весьма положительную характеристику, что он нрава довольно-таки миролюбивого, ни с кем никогда не ссорился, старался держаться в стороне от скандалов и драк, и что теперь такому путёвому механику очень трудно найти подходящую замену. Соседи взахлёб хвалили его.

– Итак, что мы имеем в нашем арсенале? – с досадой на себя подытоживал, сидя в своём кабинете, Кустов, и заносил в блокнот по привычке кое-какие пометки. – Да ровным счётом ничего. Жил себе потихоньку добродушный человек, добросовестно работал на производстве, вкалывал на семью, никого не трогал и, по всей вероятности, безумно обожал свою красавицу жену. Впрочем, как не любить такую шикарную женщину! Будь я на его месте… – он представил на миг Ксению. – До чего чертовски хороша эта Бутырина! Какие у неё изящные манеры, а глаза просто колдовские, способные свести с ума, как два озерца, удивительные глаза, господи, да в них утонуть можно! Я за свои сорок лет ни у кого ещё не встречал подобных глаз. Представляю, сколько мужиков у её ног стелились. И потом эти чудные ямочки на щеках, да и вся она, такая грациозная и наверняка сексуальная. Любопытно, сколько ей лет? Судя по сыну, сорок, пожалуй, будет, но как моложава… чёрт побери, не хватало мне отвлекаться на баб! Хотя, чем чёрт не шутит, может, в красоте этой женщины, её неземных глаз как раз-то собака зарыта. А что, если у неё есть любовник, который и убрал хладнокровно мужа с дороги. Банальный треугольник. Вполне возможно, что она сама об этом ничего не подозревала.

Мне надо узнать первым долгом, кто увивался за этой заносчивой особой в последнее время? А в том, что у неё есть любовник, нет никакого сомнения. Словом, пока что в моём досье, чёрт побери, нет ничего, кроме дурацких рассуждений. Да, упустил одну любопытную детальку. По всему видно, что сварливая и недалёкая тёща страшно недолюбливала зятя, у неё даже к мёртвому какая-то паталогическая ненависть, чего, впрочем, она и не скрывает. Ясно, как день, что несчастный мужик был у обеих баб под каблуком. Но скажите на милость, есть ли в мире тёщи, питающие любовь к мужьям своих дочерей! А что если это она отправила ненавистного зятька своего на тот свет? Кустов даже рассмеялся при этой мысли. – Придёт же такое в голову! Не могла же она, чёрт побери, разорваться на две половины, если точно установлено, что в тот момент отлучалась в город.

Дмитрий был чрезвычайно зол на самого себя: за месяц не добыть существенных улик! Такого в его практике ещё не бывало. Он знал, что было бы намного проще расследовать дело, если б тут явно пахло ограблением. Однако в доме у Бутыриных не пропало ни одной даже мелкой вещицы. Во всяком случае, так утверждали мать и дочь, а какой им смысл врать?

Через неделю в дверь к нему кто-то по-мышиному поскрёбся. На пороге стоял мозглявый мужичонка, без возраста, с испитым лицом, кирпичного цвета, был он в каком-то ветхом не то балахоне, не то в пиджаке, не то в женской кофтёнке. Это был бомж по прозвищу Культя, впрочем, руки и ноги у него были на месте. А прозвали его так за то, что когда он клянчил милостыню, то притворялся, будто у него нет одной ноги. Культя нерешительно, бочком, прошёл в кабинет следователя, запыхтел, как старый паровоз, вытащил из карманов своего зипуна тощие сморщённые руки, растопырил очень тонкие, как клешни у краба, пальцы, деловито покашливая, снял с себя не то шапку, не то платок, что-то рыжее, лохматое. Высморкавшись в маленький, как у ребёнка, сухонький кулачок, он козлиным голоском протянул, отступая на всякий случай от Кустова на несколько шагов:

– Слыхал я, гражданин следователь, что Лёху Бутырина укокошили, так щас хочу вам сообщить кое-чего, авось, пригодится, только, чур, не выдавайте, что от меня информация.

Культя боязливо оглянулся, мелко хихикнул и без приглашения плюхнулся в старое кресло, которое по слухам стоит здесь уже лет 40. Кустов с отвращением поморщился: мужичонка издавал такие ароматы, что впору противогаз одевать. Культя, ободрённый что ему не указали на дверь, пожевал беззубым ртом, показывая мерзкие гнилые обломки, и с воодушевлением начал свой рассказ.

– Я, гражданин, товарищ следователь, иногда хожу рыбку удить, ёли- мотали, на одних бутылках нынче особо не разжиреешь. А мне питаться надо, как его… меню особое, доктора чахотку признали, наверное, скоро к едрене-фене лапти откину, да вы не шарахайтесь от меня, у меня покуда закрытая форма-то.– Культя замигал водянистыми глазками, тщетно пытаясь выдавить слезу.

– Гражданин, ближе к делу! – Дмитрий нетерпеливо забарабанил пальцами по столу, еле сдерживая желание выпихнуть сего одиозного субъекта в шею.

– Да я и так, гражданин, товарищ следователь, к делу перехожу, – невозмутимо продолжал посетитель, приходя в хорошее расположение духа. Он почесал затылок, закинул ногу за ногу. – Так вот, жрать было нечего, в рот мне сигарету, пошёл я на речку подцепить какую-нибудь дохлую рыбёшку к едрене-фене. Только хотел со своими манатками под мостом примоститься, глядь, а моё коронное место занято. Двое мужиков стоят, калякают. В одном я признал, кого бы вы думали? Лёху Бутырина.

Культя торжествующе посмотрел собачьим взглядом снизу вверх на бесстрастно глядевшего на него Дмитрия.

– Другого я вначале не разглядел, а потом, в рот мне сигарету, признал. С ним был Денисов Николай, вот кто! – Культя издал дребезжащий смешок. Поперхнувшись, выматерился, в груди у него всё время, как в кипящем котле, что-то булькало, клокотало, а в горле певуче переливалась мокрота.

Кустов опасливо отодвинулся подальше. « Не хватало мне от этого дурно пахнущего субъекта ещё чахотку подцепить, однако, этот шельмец, видимо, мне пригодится», – подумал он и строго взглянул на мужика.

– Ну и что с того, что вы видели Бутырина на рыбалке?

Ёрзая в кресле, гость поднял вверх прокуренный указательный палец и торжествующе заключил:

– А то! День-то какой был? Как раз тогда Лёха и в ящик сыграл, к едрене-фене. И ещё я слыхал тогда на берегу, что Лёха с Николаем не сколько рыбу ловили. сколько собачились. В рот мне сигарету, если вру. Сцепились рыбаки между собой, как две шавки, особенно Лёха шибко ругался, гадом буду, если брешу, я, грешным делом, подумал, что мордобой щас будет и попятился оттуда, что б меня ненароком не зашибили.

– Что ж, – подумал явно заинтересованный Дмитрий, – если данный субъект не заливает, то информация эта весьма полезная.

Он решительно поднялся, намереваясь сейчас же идти к Денисову, не обращая внимания на чего-то выжидавшего Культю, глаза у которого тотчас плутовато забегали.

– — Постойте, маненько, я, гражданин, товарищ следователь, – начал с придыханием Культя, – зарплату, ёли-мотали, как вы, не получаю. Чё я, в рот мне сигарету, зря, как её, инергию тратил! За моё сообщеньице, я так кумекаю, вознагражденьице полагается.

Впервые столкнувшись с подобным нахальным вымогательством, Кустов чертыхнулся, но, чтобы избавиться от навязчивого гостя, он торопливо порылся в своих карманах и со вздохом протянул повеселевшему сразу Культе пятидесятитысячную купюру. Тот, ожидавший награду в два раза меньше, радостно напялил свой причудливой формы головной убор, стал рассыпаться в благодарностях, затем с достоинством удалился.

Прежде, чем заняться Денисовым, Дмитрий решил проверить ещё раз обстановку у Бутыриных. В этот раз дома была одна Пелагея Петровна. А Ксения, которую он страшно хотел увидеть, задерживалась ещё на работе. Пока он её терпеливо ждал, Пелагея Петровна, у которой ещё в первый его визит созрели кое-какие дальние виды на него, уселась рядом и затянула старую песню о том, какую приличную партию могла в своё время сделать её дочка, если б не охмурил её ничтожный человек.

– А Ксенька моя как-никак университет кончила, такие невесты на дороге не валяются, – похвасталась она и добавила с огорчением, – нет, не пара был ей покойник. Ой, не пара, прости господи. Давайте я вам чайку налью, сами-то женаты, али как?

Дмитрий неопределённо хмыкнул, затем хотел перевести разговор снова на Алексея, однако бесцеремонная хозяйка перебила его:

– Щас все хорошие мужики за жёнами, а посмотришь на иную, тьфу, ни спереди, ни сзади, один форс глупый, а муж – король. Такого бы мужика путёвого моей Ксеньке, уж её-то с жёнами ихними, пигалицами, никак не сравнишь. – Пелагея Петровна умолкла, украдкой рассматривая Дмитрия, которому, откровенно говоря, непонятна была её тирада. Тем не менее, насчёт Ксении, которую ему просто смертельно захотелось сию минуту увидеть, он был вполне согласен, что она действительно птица высокого полёта.

Наконец пришла раскрасневшаяся от быстрой ходьбы Ксения. Не ожидавшая Кустова, она немного смутилась, но потом, едва кивнув ему, скрылась в комнате сына, тот в это время уныло корпел над сочинением.

«Чего опять притащился этот чванливый гусак?» Ксения пыталась сдержать закипавшее в ней раздражение, что, впрочем, у неё плохо получалось. « Господи, всё вынюхивает чего-то, а ведь, как пить дать, не найдёт всё равно убийцу, только нервы проклятый ищейка все вымотает!»

Кустов вёл себя с ней с учтивой любезностью. Он довольно корректно обратился к ней с вопросом:

– Вы припомните, пожалуйста, какие отношения у вашего мужа были с Денисовым?

Она удивленно пожала плечами.

– Да вроде бы никаких!

– Понимаете, это очень важно, – настаивал Кустов, и только сейчас она с удивлением разглядела, что следователь, пожалуй, недурён собой. Волевой подбородок, глаза большие, выразительные, несколько грустные, губы яркие, как у накрашенной женщины, и никакого животика, какие распускают обычно многие мужчины в его возрасте. Он, правда, был небрежно выбрит, но это ему даже шло, самое главное, что Кустов был высокого роста, что ассоциировалось с её покойным мужем, а ей не импонировали мелкие мужчины. Был он чуть-чуть сутуловат, однако это его нисколько не портило, наоборот придавало мужественность его облику. Она отметила его орлиный нос и необыкновенно красивые бархатистые, тёмные, дугой, будто нарисованные брови, заострила внимание на крупных геркулёсовских руках, и внутри у неё что-то сладко заныло. Но она не подала виду, что её заинтересовала его внешность, и как можно безразличнее смотрела на него, прикидывая, сколько же ему лет. « Если тридцать пять, то он младше меня. Женат ли он, а может, вдруг холост… нет, такие интересные мужчины, как правило, свободными не бывают, хотя всё может быть… вдруг его жена умерла! Нет, наверное, ему все сорок, у глаз гусиные лапки и у рта крупная складка.»

«Господи, – опомнилась она, – а мне-то какое дело, да, но

почему он буквально пожирает меня глазами?» Последняя деталь чрезвычайно тешила её самолюбие.

Тут со свойственной ей непринуждённостью вмешалась зорко следившая за ними Пелагея Петровна.

– Как так, никаких отношений! Ты, девка, поди, запамятовала! Сколько раз они, голубчики, водку вместе лакали!

Ксения вспыхнула, как спичка: « Господи, как матери в самом деле не стыдно! Бедный Лёша, ему и мёртвому нет от неё покоя!»

А тем временем сын, вслушиваясь в разговор взрослых, оторвавшись от тетради, тоже подал свой голос.

– Мама, – напомнил он, – а помнишь, к нам приходил ещё в прошлом году дядя Коля, и отец дал ему взаймы денег? Потом папка всё ворчал, что он долго не возвращает долг. Припомни-ка!

Ксения порылась в памяти и подтвердила сказанное сыном.

– Алексей, кажется, ему 50 тысяч одолжил, он нам их так и не отдал. Вообще, вы знаете, мой муж был кроткий, как голубь. У него была характерная черта – не жалеть, извините за каламбур, ни черта для чужих людей. Я его часто за это пилила, иногда сами сидим на мели, а он последнее отдаёт.

Направляясь к Денисову, жившему через дом от Бутыриных, заметно повеселевший Кустов тихонько насвистывал. «Кажется, кое-что забрезжило на горизонте, хотя выводы делать рановато», – думал он. Через некоторое время он постучал в дверь к Денисовым, представляя, как хозяин, должно быть, растеряется, и совсем тёпленького его нетрудно, пожалуй, будет припереть к стенке.

Дверь тихо скрипнула и с недовольным видом вышла, зевая во весь рот, жена Николая. К удивлению Дмитрия, была она совсем пожилая, почти старуха, но ещё грудастая. Сморщённое лицо у неё было вдобавок ещё изрыто оспой, точно в неё в упор выстрелили дробью; она была в грязном застиранном платке, в рваных тапочках на босу ногу. Колючие маленькие глазки хозяйки недоброжелательно шарили по лицу гостя, а нависшие косматые седые брови делали её совсем похожей на бабу – ягу. Злые языки утверждали, что жена Николая была вовсе не на 10 лет старше мужа, как она всем говорила, а на целых 20, и что живёт он с ней исключительно по той причине, что негде жить. На вопрос Кустова, где Николай, она сердито пробурчала:

– Не знаю, где черти его носют!

По её словам, он исчез в тот же день, когда Алексей был обнаружен мёртвым. Что это? Простое совпадение? Или нечто большее? Гадал Дмитрий.

– Да он и раньше пропадал, – равнодушно бросила Денисова, – я в милицию, дура, прежде заявляла. А он пропьётся и с бесстыжими зенками и, прости меня господи, голыми му… ми приходит.

– « От такой жены поневоле сбежишь». – Дмитрию было досадно, что предстояли нудные хлопоты, связанные с поиском Николая, где, как ему казалось, и была зарыта собака.

«Чёрт знает, где он есть, коли даже жене родной неизвестно его местопребывание. А тот плюгавый пьянчужка, выходит, не зря болтал, что видел Алексея с соседом… удивительно, что Бутырина сегодня вроде как потеплела ко мне, или мне показалось?»

Он опять поймал себя на мысли, что ужасно хотел бы увидеть ещё раз Бутырину. И не по делу, как обычно, а просто так, чтобы заглянуть в её глубокие, как озера, редчайшие синие глаза, счастливчик муж мог каждый день ими любоваться. « А мать у неё настоящая змеюка, не дай бог такую тёщу! Лучше сразу петлю на шею».