Читать книгу Мёртвый поводырь - Галина Клюс - Страница 5

Первая часть
ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

Оглавление

После смерти зятя практичная Пелагея Петровна только и занималась тем, что чуть ли не каждый день назойливо внушала своей « дурёхе бестолковой», что надо немедленно бежать к нотариусу и переписывать дом на своё имя. Как будто его куда-то на подъёмном кране собирались утащить.

– Досидишься ты, девка, прозеваешь дом, как пить дать, прозеваешь! Ну что уши растопырила? Будешь потом по судам таскаться, – пилила она дочку, на что та, занятая грустными мыслями, никак не реагировала. Да и вообще как-то незаметно в последнее время мать и сын отошли на задний план. Ей уже без мужа, которого она похоронила как во сне, становилось тоскливо и скучно. Теперь рядом с ней не было безотказного добродушного человека, перед которым ей необычайно нравилось превращаться в хорошенького капризного ребёнка.

Алексей к ней неожиданно вдруг явился во сне. Снилось ей, будто они переехали жить в какое-то причудливое незнакомое место. Во сне она, кстати, всегда куда-то переезжала, в какие-то диковинные экзотические края, и переезды эти почему-то непременно сопровождались счастливым плачем. В этот раз она как будто очутилась на высоких крутых горах, а внизу была чудовищная бездна. Она с трепетом туда заглянула, похолодела и от страха зажмурилась. Потом стала вдруг стремительно падать, вместе с ней покатились вдруг камни, она с ужасом почувствовала, что спасения нет. И тут вдруг Алексей откуда-то сверху протянул ей с улыбкой свою крепкую руку, легко, легко, как пёрышко, потянул к себе и буквально вырвал её уже из пропасти. А потом они мирно сидели вдвоём на берегу какого-то живописного широкого озера и, как в молодости, беззаботно дурачились. Она изо всех сил резвилась, как молоденькая козочка, то и дело прыгала на него, стараясь свалить, а он, снисходительно улыбаясь, притворно ловил её и заключал в свои нежные объятья.

– Не очень-то ты, малышка, обо мне горюешь, – обидчиво бросил он ей, и на подбородке у него явственно обозначилась небольшая знакомая ямочка, которая её всегда приводила в восторг.

– Ну что ты, Лёша! – виновато утешала она и потянула шаловливо его за ухо, поглаживая русые волнистые волосы. – С чего ты, дурачок, взял? Что не плачу? Да? Но это ровным счётом ничего не означает. Разве ты не знаешь, что я и раньше была не слезливой. Просто я думаю, что твоя неожиданная странная смерть – это кошмарный сон. Не более того, – оправдывалась она смущённо и нехотя пояснила, – вроде ты уехал в командировку, и сейчас далеко- далеко.

– А вот если б твой драгоценный хахаль умер, ты бы, наверное,

оплакивала его день и ночь напролёт, – обиженно высказывал он и отвернулся, хмуро глядя в сторону. Она оторопела:

– Разве ты знал, что у меня был любовник?

– Я что, слепец, по-твоему? Ты ведь с ним переписывалась,

ничуть не заботясь о том, что его пылкие послания я случайно могу обнаружить.

– И ты знал и молчал!

Краска стыда залила её лицо, но вскоре она утешилась мыслью, что это только сон и что не перед кем ей, собственно, отчитываться за своё бурное прошлое. Она скептически усмехнулась, не хватало ещё краснеть перед призраком!

– Ты думаешь, это сон и что я – только жалкая тень? – он как будто прочитал её мысли. – Вот сейчас, – оживлённо сказал он, и голос его при этом, как струна, странно зазвенел, – я тебе докажу, что я вовсе не призрак, что безумно люблю тебя по- прежнему, и никогда, ты слышишь, никогда, не избавишься от моей сумасшедшей любви.

Она выжидательно с замирающим сердцем следила за ним. Не было никакого испуга, а было только жутко любопытно, что же он намерен делать дальше? А он между тем очень- очень нежно, как в первые дни после свадьбы, притянул её к себе и стал торопливо, словно боясь, что она исчезнет, осыпать её лицо жаркими поцелуями. Он как-будто воровал их, потому что то и дело оглядывался. Губы у него были мягкие, сладковато-горьковатые, требовательные, и если раньше он с ней вёл себя как целомудренный юноша, деликатно, даже в постели, теперь стал неузнаваем. Она чувствовала, что в нём кипела бурная страсть, да и её саму вдруг охватила жаркая истома. В страстном порыве нетерпеливо срывал он с неё тонкое кружевное бельё, а она в свою очередь торопливо помогала ему раздеться, а когда они вдруг остались в чём мать родила, то яростно налетели друг на друга, как два голодных зверя. Ей было чрезвычайно хорошо, как никогда раньше ни с самим Алексеем, ни с любовником. Наконец-то она узнала, что такое вообще иметь мужчину. Странно только, что случилось это во сне.

– Но почему ты раньше так не делал? – лепетала она, когда их жаркие дыхания слились в одно. Она холодела от мысли, что чудное видение это, как и сама волшебная ночь, вскоре уйдут в небытие.

– Ты не хотел, чтобы я познала наслаждение? – допытывалась она с беспокойным любопытством.

– Ты сама, милая, в первую очередь не хотела меня по- настоящему, – печально упрекал он её, когда они, утомлённые после любовных оргий, умиротворённо отдыхали на влажном горячем золотистом песке.

Но вот через некоторое время он стал как-то постепенно таять, превращаясь в сгусток тумана, и когда его грустное лицо совсем уже начало стираться, она успела вслед ему с надеждой крикнуть:

– Мы ещё увидимся?

Он ей ласково кивнул, но тут она вдруг почувствовала, что сейчас вот-вот задохнётся, и открыла глаза. И что же? Проказник Кешка по-хозяйски расположился на её шее и, как мужик, звучно храпел. Она осторожно сняла своего лохматого любимца. Ксения вспомнила про свой чудный сон и весьма смутилась, беспокойно ёрзая на кровати. Ей показалось, что как-будто чего-то не хватает на ней, ощупав себя всю, она крайне удивилась. Она была совершенно нагая, хотя она прекрасно помнила, что ложилась спать в нижнем белье, вообще у неё не было привычки ложиться голой, как это делают другие женщины.

Она воровато оглянулась на дверь, прикрыла грудь одеялом, быстро соскользнула с кровати и увидела, к своему изумлению, что бельё её как попало разбросано на полу. « Странно, очень странно», – повторяла она про себя, глядя на этот страшный беспорядок, и вспомнила, задыхаясь от счастья, как она с мужем во сне занималась любовью. Теперь у неё, по крайней мере, была маленькая тайна, которую она не хотела никому открывать, а хранила трепетно в себе, как бесценное сокровище. Ксения, как кошечка, сладко потянулась, прижмурившись от брызнувшего через щель в шторах яркого утреннего света, и с грустной усмешкой подошла к зеркалу, чтобы сделать окончательную ревизию, какую злую шутку сыграли с нею годы. Она покосилась на своего поблекшего противника, который со злорадством выдал её правдивое унылое отражение, повергшее её в неописуемый ужас, словно она встретилась с самим сатаной. Эти мелкие предательские морщинки, избороздившие лоб и подбородок, подкрались к ней внезапно, видимо, со смертью Алексея.

– Всё-таки, – подумала она, – пора, моя дорогая, сходить на могилку!

В последний раз она проведала её в прошлом месяце. С нетерпением дождалась она субботы и, принарядившись, подкрасившись, словно отправлялась на любовное свидание, пошла на кладбище пешком. Приют для усопших находился неподалеку от их дома, через три переулка, но дорога была сплошь в выбоинах, и она с запоздалым сожалением подумала, что зря потащилась в новеньких туфлях, на высоких каблуках.

Был ясный майский день, она ещё издали уловила сладковато-приторный запах приодевшихся деревьев. Ощутив спазмы в горле, Ксения несмело толкнула маленькую, точно игрушечную калитку и по извилистой тропинке направилась в обиталище мёртвых. Безбрежное небо в этот день было синее-синее, а солнце лучезарное, казалось, природа ненасытно упивалась своей жизнерадостностью, отовсюду доносилось беззаботное щебетанье разных пташек, которым было совершенно безразлично, что кружат они в очень скорбном месте. А жизнь-то продолжается, а жизнь – прекрасная штука! Ликовала бесстыдно природа. Ксения, охваченная грустными мыслями, медленно-медленно, словно несла с собой тяжёлый груз, щла по тропинке, змейкой вьющейся среди могил, равнодушно скользя взглядом по чужим бугоркам.

– Но что такое смерть? – в который раз задавала она себе этот неподдающийся вопрос. И что это обозначает – человека нет? Вот вечная загадка, которую, может в наказание подбросила человечеству жизнь. Нет её мужа, но ведь во сне он приходил. Значит, он всё-таки есть. Допустим, он лежит неподвижно в своей могиле, значит, он всё-таки есть, просто засыпан землёй и не участвует в этой суетной жизни. Полная скорбных раздумий, Ксения храбро приближалась к родному бугорку. Если б кто-нибудь раньше сказал ей, что наступит момент, когда она совершенно спокойно, в полном одиночестве, героически будет бродить среди могил, всё равно как по многолюдной улице, она, трусливая от природы, посчитала бы такого человека почти сумасшедшим. С детства, начитавшись страшных сказок про вампиров и мертвецов, она до смерти боялась покойников. Странно, но теперь ей здесь, среди усопших, было куда спокойнее, чем среди живых. Где-то она читала, что от могилы, где скрыт близкий человек, исходят вроде бы какие-то благотворные импульсы, вернее, флюиды, как знать, может, правда.

Долго, как изваяние, стояла она, не шелохнувшись, на могиле мужа и всё к чему-то прислушивалась. Ей казалось, что Алексей исподтишка за ней наблюдает. Бугорок, где покоился её супруг, как-то сиротливо съёжился, а ёлочки скрючились, наверное, оттого, что она их не поливала. Примитивный памятник, наспех сколоченный, вообще свернулся жалко на бок, словно поверженное бурей дерево. И в который уже раз она вяло подумала о том, что надо бы мраморный заказать и тут же спохватывалась, оправдывалась, что как-нибудь потом, что сейчас всё равно денег нет. Да и не всё ли равно ему теперь?

Она вспомнила, как они часто, как только поженились, беседовали о смерти, которая тогда казалась им чем-то нереальным, во всяком случае, к ним не имеющем никакого отношения. Они наивно верили, что кому- кому, а им эта мерзкая штучка ни в коем случае не грозит.

Вообще, как ни крути, а всё же весьма туманны эти странные понятия: жизнь и смерть. Впрочем, жизнь в её представлении, это не что иное, как затянувшийся спектакль, а для кого-то, возможно, и забавный водевиль, где наперёд распределены абсолютно все роли. Со смертью сложнее. Ксения никак не могла взять в толк, что такое ничего. Да и жизнь, откуда она, собственно, взялась, какая умная голова может дать чёткий ответ на этот таинственный вопрос?

Самое главное, сколько она помнит себя, она мучится над понятием « ничего». В самом деле, когда не было жизни, но было « ничего», но чем-то это « ничего» всё равно должно быть обозначено? Если было только пространство, то это уже не « ничего», а « что-то». А что, любопытно было, когда не было даже пространства? Бездна? Пылинка? Но и они ведь откуда-то взялись? Если из «начала», то что это такое «начало»? И что было до «начала»? От этих мыслей ей стало невыносимо дурно, голова у неё, закружилась и стала какой-то пустой, как выпотрошенная рыба.

А вообще, в который раз задавала Ксения себе один и тот же вопрос, какой смысл копаться во всём этом нелепом хаосе? Для неё сейчас есть только одна истина: жил близкий человек, любил, смеялся, радовался жизни, думал, как и она сейчас, о смерти, и вот что от него осталось. Ничтожный бугорок. Эта мысль давила её всё сильнее, как давит гиря, привязанная к ногам.

Мёртвый поводырь

Подняться наверх