Читать книгу Вопль плоти - Галина Клюс - Страница 2

В этот яркий солнечный день на улице стояла такая убийственная одуряющая духота, что невольно казалось, что вот-вот и всё кругом живое просто-напросто задохнётся, не спасал даже поднимающийся временами слабый ветерок. И сквозь эту чудовищную августовскую жару отовсюду явственно проступала удушающая вонь. Она доносилась даже сквозь заложенный пальцами нос.

Собственно, к подобным вещам в этом провинциальном, будто упакованном со всех сторон уродливыми горбатыми сопками, городе все уже давно привыкли. Особенно нестерпимо воняло на крупном местном рынке, из-за этого кошмарного смрада рынок в знойные дни напоминал не что иное, как развороченное кладбище с гниющими трупами. Здесь остро пахло человеческим потом и испражнениями, застоялой в глубоких канавах водой, гнилой запах пробивался с лотков от разлагающейся прошлогодней рыбы, выдаваемой, однако, пройдохами торговцами за только что привезённую.

Ничего этого принюхавшийся ко всему Дмитрий Быстров, казалось, не замечал. Напротив, он весьма обожал время от времени бесцельно бродить по рынку, тем более, у этого молодого, всегда заметного в толпе своей неординарной внешностью человека, свободного времени было вообще уйма, а точнее, сутки напролёт, за исключением тех жалких четырёх часов (его сильно допекала бессонница), что отводилось ему на сон.

Эта бестолковая рыночная суета привлекала нашего симпатичного героя, во-первых, тем, что тут он мог просто раствориться в спасительной толпе, по крайней мере, на него здесь никто не мог грубо ткнуть пальцем, что позволяли себе многие, когда он пробовал заикаться о своих самых элементарных правах. Во-вторых, в силу своего тонкого философского склада ума здесь он мог изучать людей, каждого в отдельности. Для чего? Дожив до 26 лет, Дмитрий ещё мог позволить себе жить иллюзией, что когда-нибудь он во что бы то ни стало талантливо напишет очень гениальную книгу, о ней узнает весь мир, как, например, о знаменитом романе «Сто лет одиночества» колумбийца Гарсия Маркеса. Смешно, но была у него ещё бредовая идея, перешедшая впоследствии в настоящую манию, что он непременно найдёт когда-нибудь крупную пачку долларовых купюр и сказочно разбогатеет.

Рассеянно толкаясь в шумной толпе, – был выходной день, – Дмитрий с грехом пополам продвинулся к выходу, но, увидя подъезжающую шикарную машину, с любопытством уставился на неё. Сказать, что он страшно удивился, значит, не сказать ничего. Нет, он был прямо-таки поражён, ноги его будто приросли к одному месту, он облился одновременно горячим и холодным потом.

Впрочем, ничего удивительного в том не было, на эмоционального влюбчивого Дмитрия всегда, словно током, действовало любое очаровательное женское личико. Обладая необыкновенной способностью методично разбивать наивные женские сердца, он был не менее способен и сам периодически безумно влюбляться в весьма хорошеньких женщин, пусть даже не совсем умных и в тех, кто, мягко говоря, не совсем первой, и даже не второй свежести.

На этот раз Дмитрий ясно понял, что он попался в ещё не расставленные сети одной прекрасной, но зрелой особы. Скорее всего, было ей лет уже далеко за сорок, точнее, под пятьдесят. Впрочем, столь солидный возраст его нисколько не пугал. Женщина, выглядывающая из богатой машины, была на диво хороша своей перезрелой красотой, такую бешеную красоту он в своей не очень длинной жизни ещё нигде и никогда не встречал. Пользуясь тем, что на него никто не обращал внимания, Дмитрий, не соображая толком, для чего он это делает, сделал шаг, другой ближе к машине и, вынув из кармана брюк далеко не свежий платок, стал машинально вытирать вспотевшее лицо.

У незнакомки был высокий мраморный лоб и такие роскошные чёрные волосы, по всей вероятности, натуральные, что даже самая густая девичья коса вряд ли бы могла соперничать с ними. Они спускались у неё ниже пояса чудесной волной, Дмитрий на миг представил себе сладостную картину, как он, забыв обо всём на свете, уютно зарылся бы в этом красивом пышном ворохе.

Впрочем, не только волосы поразили нашего мечтателя. Больше всего – глаза, огромные чёрные, как глубокая ночь, они то усмехались, то ласково улыбались и, точно магнитом, притягивали его. За один только нежный искренний взгляд этой наверняка самодостаточной дамы наш пылкий герой мог бы отдать хотя бы частицу своей жизни. Правда, при том условии, если б прекрасная незнакомка тоже бы воспылала к нему страстью.

Он с тайной дрожью продолжал изучать эту женщину. Белокожесть её строго овального миловидного лица никак не вязалась с цветом её волос, похожим на воронье крыло, но это и придавало её облику какую-то особенную прелесть. Её маленький пухлый чувственный рот напоминал лепесток зрелого цветка. Но что это? Она, кажется, его заметила, от ужасного смущения он попятился и чуть было не споткнулся.

Женщина снисходительно, пожалуй, несколько высокомерно, с лёгкой улыбкой окинула его взглядом, который выражал прежде всего любопытство. Иногда так смотрят хозяева на крутящегося подле ног плюгавого щенка. Однако Дмитрий таковым себя никогда не считал, к нему женщины всегда липли, как мухи на патоку, цену своей весьма броской внешности он всегда точно знал. Его смуглое, с правильными чертами лицо, на котором выделялись волевой с симпатичной еле заметной ямочкой подбородок и огромные, почти всегда грустные, небесной синевы глаза, пышная, тёмно-каштановая шевелюра, не одну дамочку, независимо от возраста, сводило с ума. О, женолюб Дмитрий это прекрасно знал, но он и предположить не мог, чтобы им могла заинтересоваться не какая-то там наивная нимфеточка, а довольно зрелая знатная женщина.

А красивая дама, казалось, забавлялась смущением молодого человека, у которого, когда их взгляд вдруг встречался, щёки густо покрывались румянцем и который с немым обожанием следил за ней, как охотник следит за дичью. Женщина вдруг звонко, совсем по-девичьи рассмеялась, и смех её, не соответствуя возрасту, рассыпался вокруг дивным колокольчиком. Она что-то шепнула тучному пожилому лысоватому мужчине, он был за рулём и сидел с ней рядом. Он тотчас кивнул ей, неловко вылез из машины и небрежно так, со снисходительной улыбкой подошёл к Дмитрию.

– Молодой человек, за тобой пришлют, когда ты понадобишься моей жене! – не сказал, а приказал он, а потом записал домашний адрес Дмитрия, который тот ему послушно, будто загипнотизированный, продиктовал.

Через некоторое время всё ещё пребывающий в недоумении заинтригованный герой-мечтатель неожиданно стал свидетелем картины, буквально повергшей его в шок. Дело в том, что дверца машины быстро распахнулась и мужчина в чёрном костюме, только что подходивший к нему, бережно, словно дорогую хрустальную вазу, вынес на руках свою спутницу, в которую с первого взгляда влюбился Дмитрий. Теперь же он был явно ошарашен, ведь следом за женщиной мужчина вынес также осторожно инвалидную коляску.

– О, мама, мия! Эта прекрасная женщина, оказывается, калека! – как током поражённый, подумал он, однако эта внезапно открывшаяся малоприятная деталь нисколько не поубавила жара в его молодой крови. У таинственной незнакомки, так его заинтриговавшей, ноги были на своём месте, однако они неподвижно, как две сломанные веточки, беспомощно свисали. Ясно, как день, что обладательница коляски была парализована. Тем не менее, её, очевидно, нисколько не смущал сей факт. Она всё также была мила и непосредственна, поглядывала на окружающих своим каким-то необыкновенным победным взглядом.

Между тем Дмитрий, всё ещё прикованный к месту и неотступно пожиравший глазами эту экстравагантную женщину, понял одно, что с этого момента в его унылой серенькой, как промозглый осенний день, жизни наступают перемены, которые, конечно же, связаны с этой сегодняшней встречей. Что ж, наверное, это к лучшему, ведь его монотонная, без единого проблеска жизнь опостылела и надоела ему до крайности, как надоедает старый платяной шкаф.

Занятый своими мыслями, наш герой и не заметил, как кто-то бесшумно подкрался к нему сзади и осторожно закрыл ладонями глаза. Так ласково может делать только любящая женщина. Только у его милой Лизоньки, которая, наверное, одна во всём свете героически терпела все его выходки, несносный характер, были такие изящные нежные руки.

– Мой милый рыцарь печального образа, – так она звала его в шутку за всегда грустное лицо, – наконец-то я тебя отыскала, неделю не виделись, а я умираю без тебя от скуки.

Худенькая белокурая девушка, лет 20, протянула ему аккуратно завёрнутый пакет.

– Вот я тебе поесть принесла, и денег немножко раздобыла, отец дал, – на последнем слове девушка запнулась, но потом как-то виновато сказала:

– Теперь тебя из общежития наверняка не выгонят.

Дмитрий ей в ответ не удосужился даже улыбнуться, он лишь присел на ближайшую скамейку и, сосредоточенно думая о своём, жадно поглощал аппетитные, с хрустящей корочкой пирожки, испечённые Лизонькой, не чаявшей в нём души. Но будь он повнимательнее, он бы непременно заметил в её прекрасных зеленоватых глазах неподдельный голодный блеск. Но к Лизе, несмотря на то, что она, как собачонка, была к нему привязана, он относился, увы, более чем прохладно. Она для него была просто очередная задержавшаяся, но ещё весьма полезная любовница.

Дмитрий, по правде говоря, был прожжённым эгоистом. Совесть в нём по отношению к этому милому, хрупкому, очаровательному созданию явно дремала. Он всякий раз беззастенчиво принимал купюры из её рук, как дань, совсем не интересуясь, каким образом она их для него раздобыла. Хотя прекрасно понимал, что бедной девушке, работавшей в ресторане обыкновенной посудницей, они, конечно же, не могли просто так свалиться с неба.

Лиза же вела себя по отношению к нему, как любящая мать, несмотря на свой юный возраст; ей словно на роду было написано опекать всех обездоленных, в то время, как в этой опёке как раз-то более своих подопечных нуждалась она сама. Оглядываясь по сторонам, Лизонька робко взяла широкую ладонь Дмитрия и прижалась к ней своей гладкой щекой.

– Ужас, какой! – тихо призналась она, – целую неделю не видела тебя, а будто целую вечность. Страшно как соскучилась! Прямо с ума сходила, а ты, наверное, обо мне и не вспоминал ни капельки? Ты, Димуля, так и не нашёл себе работу?

Он скептически усмехнулся и отрицательно покачал головой, затем с некоторой досадой отстранился от неё.

– Господи! Какая работа! Меня, журналиста с высшим образованием, пинают везде, как мяч. Ненавидят мои же коллеги, терпеть не могут нигде, как только начинаю писать откровенную правду. А потом говорят, будто человек я неуживчивый. Эти частные газетёнки, представляешь, предпочитают статейки в жёлтых и розовых одёжках, и никакая правда никого сейчас не интересует. Сплошные бульварные материалы, просто тошно становится от всей этой лжи и сюсюканья!

Лизонька ласково посматривала на него, сочувственно кивая своей маленькой, аккуратной головкой, затем она осторожно, зная его взрывной характер, посоветовала:

– А, может, тебе профессию как-нибудь сменить?

– Наверное, Лизок, так и придётся сделать! – неожиданно легко согласился он. – Раз журналистика, куда я так стремился, стала продажной, пойду я, наверное, в частные сыщики. Тем более, повод для этого есть довольно веский.

Ты может, слышала, что у нас в городе бесследно пропадают красивые, молоденькие девушки. Как правило, они все приезжие. Есть у меня огромное желание хорошенько покопаться во всём этом, может, и нападу на верный след.

– Что-то подобное, Димуля, я слышала, но как-то не придала этому значения. А как здоровье у твоей мамы? – перевела разговор в другое русло Лизонька. Ей явно не хотелось, чтобы дорогой ей человек занялся таким рискованным ремеслом, она прекрасно знала его необузданный нрав. Когда работал в газете, вечно брался за опасные темы.

Дмитрий быстро встал, стряхнул крошки с колен и неохотно ответил:

– А что мама! Болеет, как всегда! Полная безнадёга, Лизок, кругом! Вот письмо от неё, – он вытащил из кармана потёртых брюк мятый, наполовину разорванный листок, – пишет, что нужны дорогие лекарства, только они помогут ей встать на ноги. А где я, чёрт побери, раздобуду деньги, если сам всегда без гроша. Хоть воруй, но я, ты знаешь, на это не способен.

– Не расстраивайся, милый! Я обязательно что-нибудь придумаю и достану деньги для твоей мамы, – с готовностью отозвалась Лизонька, и на её белоснежном, не загорающем личике, с правильными миловидными чертами, засветилась, как звёздочка, улыбка.

«А хорошая, наверное, из неё вышла бы жена!» – в который раз промелькнула у Дмитрия одна и та же, ни к чему не обязывающая и всегда ускользающая мысль. Промелькнула и погасла, как огарок свечи, засветившийся внезапно в темноте.

Как часто мужчины, подобные красавчику Дмитрию, позже, на закате лет, когда уже ничего нельзя поправить, с сожалением вспоминают о преданнейших им, глубоко искренних существах, которых они по непонятным причинам не оценили в своё время.

При расставании с девушкой Дмитрий с дрожью в голосе вдруг спросил:

– Послушай, Лизок, ты всегда в курсе всех местных сплетен. Не знаешь, кто это такая шикарная женщина, которая только что сюда приезжала с толстым лысым мужиком, на неё ещё все зенки пялили, до того она красивая. Я, признаться, подобной горожанки здесь не встречал. Бог знает, откуда она взялась, словно инопланетянка.

Выслушав его, Лизонька сделала недовольную гримасу, надула свои полные хорошенькие губки и презрительно фыркнула:

– Здравствуйте! Я ваша тётя! Ты, ей богу, Димуля,

словно с луны свалился! Это же женщина в коляске! Ха! Ха! Ха! Нашёл тоже мне красавицу! По- моему, она просто омерзительное чудовище. Фу, разве ты не заметил, что она почти старуха, это, во-первых, во-вторых… – Лиза была крайне раздосадована тем, что при ней всячески расхваливают другую женщину. Ту, которая, вероятно, не стоит её, то есть Лизонькиного мизинца, – она же урод, неужели ты ничего этого не заметил!

Однако Дмитрий, недовольный тем, что девушка чересчур уж разошлась, награждая понравившуюся ему женщину нелицеприятными эпитетами, с сердитой миной на лице перебил её:

– Ну, ну, мышонок, не зарывайся! Не оскорбляй, пожалуйста, ту, которую совсем не знаешь!

Тогда девушка решила переменить тему. Она вперила взгляд своих больших зелёных, но имеющих свойство менять цвет, глаз в сторону церкви, откуда раздавался колокольный звон.

– Тебе нравится, милый, как звонят колокола? – миролюбивым тоном спросила она и ласково тронула его за рукав.

– Церковь, и всё, что с ней связано, – с раздражением и пренебрежительно сказал Дмитрий, – навевает на меня не что иное, как тоску и печаль, именно в церкви, если я туда захожу, в меня, будто демон, вселяется этот мерзкий животный страх перед смертью.

– Не гневи Бога, мой друг, наверное, он всё-таки есть, иначе, кто бы придумал нас и весь этот, такой сложный и гармоничный мир. Вон политики и все известные люди, и то подались к Богу! – мудро рассудила Лизонька и предложила:

– Всё-таки давай когда-нибудь сходим в церковь и покрестимся, мы с тобой оба некрещеные, а потому и несчастные, никак не можем выбиться из нищеты. А покрестимся, увидишь, жизнь совсем пойдёт по-другому.

Он в ответ усмехнулся, поражаясь детской наивности и непосредственности своей подружки.

– О, мама, мия! Я, мышонок, до столь значительного переворота в своей жизни ещё не созрел, а кривить душой, как другие, не могу и не хочу. Пусть мой Бог остаётся в моей душе и незачем его выставлять напоказ.

Эти милые душещипательные философские беседы, протекающие частенько между двумя молодыми людьми с явно противоположными характерами, нередко заканчивались ссорой, однако на этот раз всё обошлось довольно мирно.

Лизонька сильно спешила на работу, в ресторан, где она всякий раз мыла, протирала огромную гору вонючей грязной посуды. С неохотой расставаясь с вечно суровым Дмитрием, она приподнялась на цыпочки и с удовольствием чмокнула его в щеку, хотя в эту минуту она, как никогда, хотела бы обнять его и прижаться к его широкому плечу, страстно поцеловать в обветренные, красивого рисунка губы.

Кровавый закат солнца, и на его фоне горделивый овал красивого, мужественного лица Дмитрия, с благородным взглядом редких синих глаз – эта картина буквально тронула девушку до глубины души.

– Постой, ты ведь так и не сказала, кто эта дама в коляске? – спросил Дмитрий на этот раз более спокойным и как бы безразличным тоном.

– Милый мой Димочка, – с пафосом сказала Лизонька, – если эта особа тебя так сильно заинтересовала, то знай – это жена нашего крупного чиновника. Все знают, один ты не знаешь. О ней, между прочим, бурлит весь город, можешь себе представить, что в наше захолустье она и её драгоценный муженёк приехали из самой Москвы.

Всё это наша героиня выпалила одним духом и грациозно, как горная лань, изогнувшись, она быстро убежала. В последнее время это кроткое создание буквально разрывалось между столовой, где она работала уборщицей, и рестораном, где числилась посудницей. Но, делать нечего, ей надо было худо-бедно содержать не только себя, но и двух здоровых мужчин: вечно пьяного отца и неблагодарного Дмитрия, которого она, несмотря ни на что, безумно любила.