Читать книгу Дела земные - Галина Коваль - Страница 10

Респектабельный мужчина на первом балконе стал мерзнуть. Смотреть нечего. Задвинули штору в окне напротив. Второй мужчина не вернулся в квартиру. Выходит, разборок не будет. Как она его! Респектабельный мужчина даже не понял сначала, чего это мужик с пакетом прогнулся, и засмеялся, когда до него дошло. Мужчина в темноте улыбался своим мыслям. Молодость, молодость! Подобное возможно только в это время.

Мужчина с первого балкона – хирург-онколог. Пятьдесят восемь лет для дам. На самом деле шестьдесят два. Полный, лысый по собственному желанию. С мясистым носом, полными губами, густыми бровями. Щеки просвечивают сосудистыми сине-красными звездочками. В ухе серьга, гвоздик с брильянтом, чтобы не сглазили. Больной человек невольно переводит глаза на поблескивающий гвоздик, а не сосредотачивает свое пристальное внимание на враче. Какие глаза у онкологических больных – догадаться нетрудно. А врач не Бог. Одинок хирург, а женат был всегда и часто. Все отношения с женщинами спешил узаконить, чтобы дать каждой уверенность в его любви. Те верили и первое время довольно хорошо себя чувствовали в его комфортных квартирах и домах. Хирург знал толк в уюте. Каждый раз новое гнездо блистало лучшими отделочными материалами и превосходным дизайном. Новую квартиру вереницей шли смотреть родственники, друзья и знакомые новой жены. Они-то и заполняли день. Она выставляла перед ними роскошную посуду, дорогие вина и продукты, но никогда не представляла его самого воочию. Муж был предан работе, как охотничий пес хозяину. Влюблялись в хирурга, как правило, молодые сестрички и студентки. Любили именно за талант, мастерство и преданность делу и больным. И был он богом в их глазах и глазах больных всегда, тогда как очередная птичка в гнезде начинала скучать и клеваться.

Прожил он на этом свете солидный срок, выдохся, может быть, ежедневные встречи со смертью поубавили его пыл и темперамент в отношениях с женщинами. Более того, возникло чувство отвращения к женскому полу и грустное недоумение по поводу происходящего с ним. И не лечит он вовсе, а продлевает пациентам жизнь без боли. И не мужчина, раз его бросают женщины так часто. И… Махнул рукой с досады респектабельный мужчина и зашел с балкона в квартиру. Перед сном будет размышлять о странных женщинах из квартиры дома напротив.

Одиночество вконец достало молодую женщину. Зашторенное окно усиливало это ощущение. Она его открыла, не зажигая лампу. Свет падал из прихожей и давал возможность мужчине со второго балкона видеть женский силуэт в бинокль. А женщина из комнаты могла разглядеть эти его действия. Она вздрогнула, накрыла себя шторой. Как мама соседей раззадорила! Это у нее лучше всего получалось и получается. Мужчина раздет, стоит в одних трусах. Зима на улице.

А мужчина со второго балкона действительно раздет, потому как испепеляет душу желание испытать новые ощущения. И не молодой ведь уже – пятьдесят. На кой ляд ему любовные приключения? Не было их у него никогда, так нечего и начинать. Но толкает мужчину изнутри неисполненная желанная мечта, и при первом храпе жены родненькой он вновь выскакивает на балкон.

«Спряталась… Неужто меня видит и стесняется. – Мужчина пришел в умиление. – И ведь не чувствую совсем холода. Я еще молод, кровь кипит. Я еще ого-го!»

Мерзкий скрип балконной двери за спиной приморозил бинокль к глазам. Мужчина застыл от ужаса. Но оклика жены не последовало. С облегчением вздохнул и прокрался к супружескому ложу.

Пронесло!

Лариса окинула взглядом зал. Хмыкнула от понимания неправильности этого слова. Представила, какие залы в новом доме напротив, который построен по новой планировке. Раздалась трель телефонного звонка.

– Да, мама.

– Не мама я. Неспящий сосед за вашими окнами. Вы уж простите за поздний звонок. – Мужской голос ждал ответа. Его не последовало.

В трубке слышалось тихое дыхание, и он продолжил: – Что у вас происходит? Вы будто прячетесь от кого-то за шторы. Приседаете все время.

– Вы рассматриваете меня в бинокль? Как не стыдно! Не прощу!

– Да никогда и ни за что, у меня и бинокля нет.

– Не вы? А кто тогда?

Оба смотрят на свои силуэты в ночных окнах. Для верности поднимают руки.

– Это не вы… Тот стоял на балконе рядом с вашим.

– Так закрывайте шторы, черт возьми! И почему они у вас все время открытые!

У Ларисы сердце зашлось в теплом предчувствии мужского внимания.

Неуклюжий большой человек женского пола прожил половину жизни без мужского участия, но тянулся к нему всеми силами. Лариса в детстве старалась встречаться с несостоявшимся папой, напрашиваясь в гости. Встречала там лица без выражения и слышала голоса без радости. Беглые взгляды вскользь не согревали ее всегда холодные от волнения и напряжения пальчики. Сколько могла терпела. Городок маленький, жил отец с семьей недалеко.

«От козлов молока не бывает», – слышала она, будучи ребенком, горькую материнскую правду и не хотела верить в это. Это как Дед Мороз у порога. Ждешь чудо, а вытаскивают из новогоднего мешка с подарками совсем не то. Куда деть недоумение? Оно на лице написано. И страшно стыдно за взрослых и за Деда Мороза.

– Вы почему молчите? Я вас обидел? – Мужской приятный баритон в трубке вернул женщину к действительности.

– Неприятно мне, когда шторы закрыты. Тесно мне от этого в комнате.

Шепотом произнесенные слова мгновенно выдали доктору диагноз.

– Давно так?

– Давно. Лет двадцать, может, больше.

– Засыпаете как?

– Перед сном много думаю. Посмотришь на часы, а там четвертый час уже…

– Поправим. Вас посетители сегодня атаковали. Необычные… Кто они?

– Один ваш сосед, второй мой сосед.

– Кто плохой, кто хороший?

– Ваш плохой, мой хороший. Мой сосед лампочку на лестнице вкрутил. Кто дал вам номер моего телефона? Мама?

– Нет. Друзья помогли узнать по адресу. Мама всем раздает ваш номер телефона?

– Только соседу с третьего балкона.

– А! С третьего… Со второго еще не приходил? Цирк! А вы белочка в колесе.

– Большая такая. С большими ногами, – горестно согласилась с мужским высказыванием Лариса.

– Нехорошо вы о себе как-то… Вы себе не нравитесь?

– Всегда. Вы с виду не сильно большой.

– Я компактный. На сегодня вам хватит треволнений. Ложитесь спать.

Спокойной ночи. И закройте наконец шторы! Давайте договоримся, шторы будете открывать в половине девятого вечера. В это время я буду вам звонить.

– Зачем?

– Общаться будем. Поправлять то, что нужно.

Респектабельный мужчина погрозил молодой женщине пальцем из окна напротив. Жестами велел закрыть шторы. Лариса тут же исполнила его приказ.

Кровать не пугала одиночеством. У женщины очень много новостей, и их необходимо обдумать. Но снова трещит звонок телефона. Два шага страусиных ног в его сторону, и телефон смолкает на всю ночь. Это уж точно была мама! Слишком долго был занят городской номер телефона дочери. Спать! Спать! Когда подступала дрема, раздался стук. А тихий звук в ночи в общественном доме – самый громкий звук на свете. Этого еще не хватало! Стук повторился. Сосед через стенку стучал тихо и миролюбиво.

Он проявлял сегодня по отношению к ней мужскую заботу. Она не одна!

Вокруг люди, думающие о ней. Лариса почти ласково ответила на стук и заснула.

Во сне она увидела себя и почему-то очень красивой. И в осанке, и в походке, и ноги ее были красивыми и легкими. Ей не стыдно было ими ступать перед мужчиной, смотрящим на нее влюбленными и восхищенными глазами. Она была в ореоле яркого света, как святая. А самое главное, было ощущение полной эйфории, счастья и удовлетворенности собой.

«Как в раю побывала, – подумала она, проснувшись. – Что за видение? Может, я скоро умру? И меня поместят в рай? Нет, не хочу. Мне в половине девятого вечера штору отодвигать и общаться». – При этой мысли Лариса улыбнулась.

Голос матери заставил ее вернуться в действительность.

– Проснулась, корова? Ты в лежачем положении еще коровистей выглядишь.

Мама Ларисы сидела рядом с кроватью. Не могла вытерпеть неизвестность, вот и зашла к дочери по дороге на работу. Ее тяжелый взгляд упал на аппарат городского телефона.

– Телефон отключила, вонючка.

– Неправда. Не пахну я. Постель вчера сменила и купалась вчера.

– Коровы все воняют, как их ни купай.

Лариса как всегда собралась терпеть выпады матери. Та осмотрела комнату.

– Вижу, что был. Конфетки дешевые. Это поначалу. Почву прощупывает. День влюбленных на носу, подарок приволочет. Намекни какой! Сапоги выносила уже. Шаг у тебя тяжелый, коровий. Холодильник пустой. – Мать выразительно посмотрела на холодильник. – Рассказывай, спешу на работу.

– Так не о чем. Все сама уже рассказала.

– Вот! Мама знает все. Мама все видит. Так и продолжай. Да! Утюг у меня сгорел. Намекай!

Дочь кивнула.

– И если за первые дни никаких материальных подвигов с его стороны не будет, гони в шею. А то пустит славу, что тут на халяву все и сразу! Как он из себя? На какой ниве кует деньги? Если в таком доме оторвал себе квартиру – значит, деньги у него есть.

– Мама! Я далеко уже не молода. Ты пенсионер. Разве мужчинам такие женщины нужны? Может, не надо всего этого?

– А то я не знаю. Открыла Америку. Это мне они не нужны. С козлами жить не хочу и не буду.

Мама Ларисы удалилась в прихожую. Взглянула на себя в зеркало при свете лампочки. Полумрак скрывал явные признаки старости на лице женщины. Найдя подтверждение своей неотразимости, мать продолжила:

– И вот это ты нарекаешь старостью? – Она провела рукой вдоль тела.

– Мама, ты хорошо выглядишь для своих лет. И только…

– Да, я хорошо выгляжу. И хорошо мыслю. Я занимаю приличную должность с копеечной зарплатой и пенсией и, несмотря на все это, я хорошо выгляжу. Потому что знаю, как надо жить.

Резкая боль в подреберье возникла внезапно. Вмиг исчезла женская бравада, лицо и мысли в голове напряглись. Вена на виске вздулась. Ее даже дочери со стороны было видно.

– Мам?

– Что мам? Вызывай «скорую помощь», корова!

– Может, корвалолу, чаю сначала! Ты зря нервничаешь.

– Мама зря нервничает, по ее мнению! Лежит коровой в собственной квартире, все в квартире есть! А мама у нее зря нервничает! – Она прошла к дивану, прислушиваясь к себе. – Кажется, проходит…

Через некоторое время продолжила поучать дочь:

– Не прокатит первый, возьмешься за второго. Главное, не терять время. Дом богатый, и люди в нем богатые живут.

– Хорошо, мама.

– Посмотрим, в чем твое «хорошо» проявится.

Слово «хорошо» мать произнесла гнусным, неприятным на слух голосом.

– Я уже встаю, – покорно произнесла дочь.

– И что, мне аплодировать, в пляс пуститься?!

– Просто так сказала.

– У тебя все просто так! Всю жизнь! Взяла и зародилась во мне! Взяла и родилась!

– Так не бывает, мама.

– Как это не бывает? Раз ты стоишь передо мной!

Ссутулясь, Лариса стояла спиной к матери и наматывала телефонный провод на руку. Она хотела подключить телефон к розетке. Но затылок до краев наполнился гневом. И ей захотелось как угодно перекрыть этот нескончаемый поток ереси, исходящей из уст матери. Кому придет в голову задушить свою мать? А ей пришло.

Мама что-то почувствовала. Спина дочери сигналила об опасности. Пожилая женщина насторожилась, слегка присмирев.

– Ты чего застыла? Ты чего?

Обернувшись, дочь зло взглянула исподлобья. Кровоток в перетянутых телефонным проводом руках нарушился, они посинели.

– Портить имущество нехорошо, – пискнула мать и как-то сразу обмякла. Как будто воздух вышел из воздушного шарика. Сморщилась, скукожилась и сошла на нет. Страх мамы был так велик, что раздавил скорлупку, под которой пряталась маленькая и уже старенькая, ставшая ненужной мужчинам женщина, которая посредством дочери продолжала воздействовать на них.

Дочь смотрела на нее ненавидящим взглядом, она чувствовала в себе великую силу против матери, не свойственную дочерям и редко встречающуюся в природе. Мать закрыла глаза, потому как не было сил что-либо, как обычно, приказывать.

Негромкий стук в смежную стену между двумя квартирами прогремел, как выстрел. Словно пуля попала в голову Ларисы, и из раны стала вытекать лютая ненависть к женскому существу, сидящему на диване. Вниз-вниз по горлу, по груди и животу. В освободившемся пространстве ожило воспоминание о вспыхнувшей лампочке в общественном подъезде. Стало светло. Лариса оглядела свои синие вспухшие руки, в них нестерпимо пульсировала кровь. Взгляд опустился ниже. А вот и большие коровьи ноги.

– Ну что мне их отрезать, что ли, чтобы ты меня любила?

Крик пронзил старушку с мертвенно-бледным лицом. Она дернулась всем телом к дочери. Та шарахнулась от нее и упала на пол. Тяжело упала, как подобает корове. Уперлась руками в пол, запрокинула голову и завыла:

– Уходи… Уходи…