Читать книгу Дела земные - Галина Коваль - Страница 8

Проснувшись, женщина открыла глаза. Плечо, рука, спина окоченели.

Поразмышляла об этом и почему она на полу. Закряхтела, свалилась набок, встала на корточки и поползла в комнату к дивану. Именно поползла, и смешно ей не было. На диване удобнее. Разделась и снова погрузилась в сон, в котором наслаждалась шоколадом.

– Твоему организму магния не хватает. Тот, кого обуревает желание есть шоколад, нуждается в магнии. – Мама Ларисы вздохнула. Она зашла к дочери без предупреждения, имея ключ. – Где-то я читала об этом. Лучше бы ты мужика богатого вместо шоколада захотела! Ты всю жизнь у меня ненормальная. У людей дети как дети… Надеть из твоей одежды ничего не могу, все большое, даже обувь. Идти возле тебя на улице странно, будто ты мать, а я твоя дочь. Громадина, в папашу своего и его мамочку выродилась вся.

Мама Ларисы прошлась взглядом заведующей по телу дочери. Прошлась туда-сюда, вдоль дивана, на котором возлежало это большое и так раздражающее тело.

– Гулливер… – Она закатила глаза от возмущения. И вот ужас! Сквозь стекло плафона люстры просвечивала пыль и засохшая муха в ней. С заведующей случился профессиональный столбняк.

– Как ты живешь? Заросла паутиной! Что молчишь, корова?

– Мама… Ты говорила о магнии и моем организме.

– Насрать мне на твой организм. Ему скоро сорок лет будет. Справится сам.

За входной дверью стоял мужчина, слегка наклоняясь к ней. Он вышел из своей квартиры и задержался. Конечно, слов, доносившихся из квартиры соседки, ему было не разобрать, но повышенный тон, раздраженность и женскую агрессию он улавливал. Воспринимала все это и Лариса. В выражении «материнская любовь» дочь еще в далеком детстве заменила слово «любовь» на «раздраженность». Научилась выхватывать из потока негодующих слов те, которые имели смысл. Научилась делать это виртуозно, чтобы не жгло душу и сердце. Школьные годы прошли и студенческие тоже.

Друзья и подруги этих лет обросли семьями, детьми, кое-кто и внуками.

Ее день заполнялся бессмысленным хождением на работу в офисы, меняющиеся со странной периодичностью, ночь – страхами и сравнениями себя с кем-то не в свою пользу, выходные – посещениями раздраженной мамы.

Мама Ларисы остановилась у окна. Подоконник оказался чистым. Женщина вздохнула с облегчением. Прямо за окном громоздилась новая высотка.

– Весь свет закрыли. Смотри теперь в стены. Местная власть задним местом думает и только о взятках. Представляешь, сколько они хапнули за разрешение на точечное строительство. – И вдруг она замурлыкала незамысловатую мелодию, лицо просветлело, взгляд заискрился. Сдернула шарф с шеи. Стала двигать шторы, собирая их в одинаковые складки.

– Включи свет. Ла-ла-ла.

Дочь не поняла или не расслышала.

– Включи свет сейчас же.

Дочь начала подниматься, но очень уж медленно, по мнению матери.

– Корова! – Мать сама включила свет и возвратилась к окну.

– Мама! Ты чего пришла?

– Ты у меня единственная дочь. Мама о тебе заботится. – Слова, произнесенные ласково и певуче, были обращены не к дочери, а к окну. – Иди сюда, доченька.

И тут же с ледяной настойчивостью в голосе, но с той же улыбкой добавила скороговоркой:

– Кому сказала, иди сюда. – Но передумав, произнесла с досадой: – Сиди уж.

Сев в кресло напротив дивана, мать набирала в грудь воздуха.

– Вот в кого ты у меня такая? Мужиков пруд пруди вокруг нее, она их не видит.

– Это не так, мама. Давно не так. Ты живешь в своем образе двадцатилетней давности.

Дочь вспомнила тот период из жизни мамы. Мужчин у мамы в то время было валом. Но все как-то гужом-гужом, да мимо. Зайдут в дверь раз-другой, выйдут и исчезают в неизвестном направлении. Мать, словно прочитав мысли дочери, воспылала родительским гневом.

– Тебе не нравится мамин образ жизни, зато тебе нравится сидеть в собственной квартире, нравилось каждое лето ездить на море. Нравилось, что холодильник всегда забит продуктами. Нравилось носить красивые шмотки и иметь не пустой кошелек. А кто поставлял тебе таких поклонников? Не помнишь. Если бы не была коровой, вышла бы за кого-то из них замуж.

– Они все женатые были, – успела вставить дочь.

Мать отмахнулась и продолжила:

– У тебя под носом живут два достойных образца. Балконы напротив.

Глаза в глаза буквально! Куда ты смотришь, дур-ра набитая! Ты меня в гроб раньше времени загонишь!

Глаза у заведующей замерли в одной точке. Видно, что человек соскочил с главной темы. Женщина направилась в прихожую. Там висит зеркало с подсветкой. Свое отражение в нем заведующей нравилось. В прихожую не попадает дневной свет, а вечернее освещение скрывает первые признаки женского увядания. На этот раз зеркало ничем женщину не порадовало.

Далее мать буквально вытащила дочь на балкон якобы подышать свежим воздухом. Смеялась, изображала игру в снежки. А увидев «неожиданно» мужчину на балконе соседнего дома, швырнула в его сторону снежный комочек. При этом успела ущипнуть уходящую с балкона дочь, чтобы вернуть ее обратно. Достойные мужские образцы взирали со своих балконов на женщин. К ним неожиданно присоединился третий образчик. Он-то и ответил быстро слепленным своим снежком. Номер три, назовем его так.

Первый и второй образчики улыбались и комментировали происходящие действия. Все три квартиры, на балконах которых стояли мужчины, находились в стадии ремонта. Это явно просматривалось сквозь оконные стекла, на балконах громоздились пакеты с сухими строительными смесями, инструменты, покореженные ведра. Образец под номером три, вступив с женщинами в игру, создал непринужденную обстановку, и мужчины познакомились между собой.

Первым ретировался с балкона мужчина номер три. Неожиданно так, будто его сдуло ветром. Мама Ларисы даже вниз посмотрела, не так ли это. Как раз в их подъезд заходил мужчина, но он был одет и с пакетами.

Женщина жеманно поежилась, передернула плечиками, а таковыми они и были. Заведующая – женщина небольшая, даже маленькая. Чтобы казаться выше, всегда носила туфли на высоких каблуках, которые с великим облегчением незамедлительно сбрасывала под столом в рабочем кабинете и в прихожей дома. От неудобной и не по ее возрасту обуви ноги ныли. Только ножные ванны успокаивали измученные, задетые артрозом ноги пожилого человека. Шестьдесят один год. Как ни крутись, как ни разглядывай эту цифру, это возраст.

Ларисина мама возрастной себя не ощущала. Где-то так сорок, сорок два, ну, может быть, сорок пять, это для скептиков.

Образчик под номером один, видимо, ну очень осмотрительный мужчина, сразу среагировал на женское передергивание плечами. Жестами посоветовал им зайти в квартиру, изобразил больного в кровати с завязанным горлом и насморком. Погрозил даже пальцем, видя, что заигравшаяся старшая женщина не реагирует на его советы. Образец под номером два слал и слал прощальные воздушные поцелуи. Он явно не хотел расставаться с женщинами на балконе. Надо отметить, что первые двое мужчин не курили, тогда как третий пробыл на балконе ровно столько, сколько дымилась прилипшая к губе сигарета. За это время он успел в снежки поиграть, познакомиться с соседями. На забрызганном побелкой стекле его квартиры, одна за другой появлялись цифры городского телефона. Как только Ларисина мама увидела это, тут же помахала всем ручкой и затолкала замерзшую дочь в квартиру. Все в матери ликовало, ноздри трепетали, как у дикой самки во время охоты. Адреналин наполнил кровь благодатной силой. Она молода, она стройна, она красива. По ощущениям, конечно. Хотя стоит отметить, что у сегодняшних женщин трудно определить возраст с первого взгляда, а тут расстояние между домами приличное, да и зрение у мужчин раньше портится. И вообще они меньше живут.

– Учись! Пропащая. – Мать порылась в сумке, достала ручку, смятый чек из продуктового пакета, подошла к окну, и вовремя. Она успела сфотографировать глазами пять цифр номера городского телефона, прежде чем мужская рука небрежно стерла его мокрой тряпкой. На действия мамы дочь никак не отреагировала. Холод, как уже ясно, был ей противопоказан.

Заправившись адреналином, мать начала учить дочь тактике поведения.

Вкратце это выражалось в следующем: «Выжать и выбросить, если мужчина женатый. Стать ланью и его тенью, если в годах и разведен или развод намечается. Просто получить удовольствие и здоровье, если мужчина просто молодой человек». Выполнив свою миссию, мать засобиралась домой.

Спускаясь по лестнице, строгим взглядом осмотрела замусоленные временем стены, полы, окна подъезда, покачала головой и снова наполнилась ядом. Тут можно согласиться с человеком.

Ровно через сорок минут в квартире Ларисы раздался телефонный звонок. Мама. Больно пронзило натянутые нервы.

– Звонила?

– Тебе нет.

– Мужику с балкона, дур-ра.

Еще в школьные годы дочь слезно просила маму не называть ее этим словом. Сейчас слышать это уже не больно. Противно.

– Сейчас же позвони.

Дочь знала, что перечить нельзя.

– Пусть помучится.

– Поучи меня! Сейчас же позвони. За квартиру перестану платить. Зарабатывать надо, дорогая, а не спать, как корова.

– Я ему телефонный номер свой на тетрадных листах написала большими цифрами, пусть сам звонит.

– Не ври матери.

– Да позвоню я, позвоню.

– Чтоб завтра новости уже были. Тебе не рожать, чего ломаешься.

– Противно.

– Не противно кошелек матери половинить!

– Будут тебе новости. Пока, мам.

– Сейчас как дам трубкой по голове! Положи трубку и набери его номер.

Дочь с опаской посмотрела на трубку. Рядом с аппаратом городского телефона лежала начатая плитка горького шоколада. На столе в кухне еще одна.

Похоже, что шоколад сделал свое дело, настроение Ларисы само по себе улучшалось. За окном темно. После быстрого душа тело перестало быть неприятно сухим. Банный халат сохранял влажное тепло. Ладонь смело погладила зиму за оконным стеклом. Женщина укладывалась в постель и знала зачем.

Снова вспомнила зиму за стенами дома, ситуацию на работе, написанное заявление на увольнение по собственному желанию. Но все отметается в сторону перед острым, как лезвие, стремлением ощутить внутри себя извечно желаемый, недосягаемый порой, манящий для представителя обоих полов оргазм. Искусственный он или настоящий, с присутствием партнеров обоих полов или нет, не важно. Важен только оргазм. Как хотите, но слово, именуемое наивысшим плотским наслаждением, на слух не-вы-но-си-мо. До смешного, до отвращения, до непонимания и отторжения. И это рычащая буква «Р». Не подходит оно, и все тут. Не то слово. Но другого нет…

Только полностью расслабившись, сосредоточившись на точке отправления, включив на полную катушку собственные фантазии, не стесняясь их, можно достичь желаемой цели. Расслабленный человек, отпустивший себя в страну чудес, прекрасен лицом и духом. Исчезают мирские передряги. Глаза закрыты, рот полураскрыт, руки теребят то, что нужно теребить. Грудь с набухшими вершинами покачивается из стороны в сторону под тканью ночной сорочки. Вздохи сменяют «ахи», которые переходят в короткий крик.

Приходит очередь для слез счастья, тихого и одинокого счастья. Женщина им наслаждается, его впитает подушка, которая будет долго им пахнуть.

Звонок в дверь заставил тело вздрогнуть, прижать колени друг к другу и испугаться, как будто женщина поняла, что за нею подглядывают. Стыд-то какой! Пусть это будет не к ней, не в ее дверь. Но он снова звонит. Как-то странно звонит. Глухо. Только бы не мама! Женщина, уже не заиндевевшая ветка за морозным стеклом, а горячая, с убыстренным сердцебиением, с взмокшими подмышками, босая, щелкнула замком. Никого.

– Добрый вечер, – мужской голос откуда-то сверху колыхнул тишину подъезда. – Я рядом с вами. Я на лестнице. Решил поменять перегоревшую лампочку.

– Зачем меня беспокоите? – Женщина подняла глаза на мужчину. – В мою дверь зачем звоните?

– Так не звонил я. Звонок мой расшатался. Укрепил. Проверил, пару раз нажал для этого.

– Понятно… Звонил ваш, а мне послышалось, мой.

– Это оттого, что дверь моя открыта. Прошу прощения за беспокойство.

– Нет, это я вас благодарю за беспокойство, теперь у нас будет светло в подъезде.

– Никто не промахнется, – неуместно ляпнул мужчина. Нельзя в ночное время разговаривать с женщинами полунамеками.

Женщина вся скукожилась. Глаза сощурила и посмотрела на лестницу, потому как мужчина ей не нужен вовсе, совсем и никогда.

– А-а-а… Кажется, поняла. Только ко мне вам дорога заказана.

Мужчина на лестнице оглядел подъезд.

– Вы кому это все говорите?

– Вам всем.

Женская рука захлопнула дверь.

– Вымрешь. – Мужчина вспомнил солидные ступни ног женщины. – Страус, – произнес он, мягко улыбаясь этому сравнению.