Читать книгу Как бы… - Галина Мамыко - Страница 3

Сёстры были настолько похожи друг на друга, что на протяжении дальнейшей жизни их принимали за близнецов.

Очевидцы утверждали, что по мере взросления сестёр случались на городских улицах курьёзы:

«Здравствуйте, Зинаида Павловна, вас годы не берут, молодеете и молодеете». – «Вы ошиблись. Зинаида Павловна – это моя старшая сестра, а я – Зоя Павловна».

Если собрать о семье Коровиных отрывочные воспоминания соседей, да и просто неравнодушных горожан, то можно получить вполне художественного вида мозаичную летопись, и будет это звучать примерно так:

«Зина с первого дня появления в их доме сестры невзлюбила разлучницу. Зою она воспринимала как человека, который отнял часть родительской любви, она придумывала младшей сестре презрительные прозвища.

Когда Зине исполнилось тринадцать лет, папин товарищ по партии Николай Павлович Старостин принёс имениннице шоколадку. Четырёхлетняя Зоя смотрела через порог Зинаидиной комнаты, как старшая сестра разворачивает хрустящую бумажку. Зоя ни разу в жизни не ела шоколада, считавшегося в их семье непозволительной роскошью, да и достать его было не просто по тем временам. Зина скрутила дулю: «Пошла вон!»

Зоя спряталась в кроватке и заплакала, накрывшись с головой одеяльцем. После бесполезных уговоров поесть каши, мама погасила в детской свет, постояла возле двери и ушла. Зоя откинула с лица одеяло. За тёмным окошком висел светлый месяц, были видны звёзды на тёмном небе. Через открытую форточку доносились звуки засыпающего города, вскрикивала во сне птица, отзывались коты. Шаги прохожего, стук подъездной двери, снова тишина и колыхания небесных светил. Зоя заворожённо смотрела на звёзды. Она думала о чём-то добром, ласковом. Ей хотелось забыть про историю с шоколадкой.

Дверь приоткрылась. В полоске света мелькнуло лицо сестры. «На, жри!» – на живот Зои что-то шлёпнулось. Дверь захлопнулась. Зоя нащупала тающий под пальцами шоколадный кубик. Она хотела было тут же запихнуть его за щёку, но нет. «Жри!» – звучал в голове презрительный голос сестры. Зоя спихнула подачку на пол. Если бы можно было вот так же вышвырнуть обиду из души.

Пожалуй, больше Зоя никогда не испытывала к сестре такого чувства обиды, как тогда, в раннем детстве. Может быть, повзрослев, она научилась прощать, или терпеть… Кто знает. Хотя поводов к разногласиям со старшей сестрой хватало.

– Ать-два, ать-два, сёстры ишь как дружно маршируют! – смех и мужские голоса доносились с правой стороны, где располагалась воинская часть.

Зина сжала губы, ускорила шаг, но не выдержала, решила проверить, далеко ли сестра, ну, так себе, могла бы ещё и дальше отойти. Противные солдаты разгадали их тайну… «ать-два, ать-два»… Перед выходом из дома она приказала пятнадцатилетней сестре идти как можно дальше от неё, не желала, чтобы своим застиранным простеньким платьем та её позорила. У Зины роскошный крепдешиновый наряд, красивая высокая причёска, дорогие туфли. Зина уже работает и она замужем, имеет возможность хорошо одеваться. А Зоя – как побирушка. Худющая. Голова острижена после всех этих болезней. Платье латаное, на ногах вообще не поймёшь что.

Зина негодовала из-за пережитого позора, и когда солдаты остались далеко позади, отругала Зою, что шла недостаточно далеко.

Сама Зоя не считала ничего из случавшегося между нею и Зиной этими самыми разногласиями. Она относилась к Зине с тем же уважением, что и к родителям. Старших надо уважать и слушаться, эта установка была для неё значима. А вот Зина могла и не послушаться родителей. Зоя к её непослушанию относилась с мудростью взрослого человека – не брала в голову. Не в её характере замечать чьи-то проступки или осуждать. Случалось, такое вот непослушание Зины отражалось и на качестве жизни самой Зои, тогда она оказывалась перед выбором – наябедничать на старшую сестру и в этом случае получить для себя некую выгоду, или промолчать. Она выбирала молчание. Она не хотела, чтобы о Зине думали плохо, или чтобы Зине из-за доноса Зои досталось. А достаться ей могло. Замужняя Зина, дипломированный врач с хорошим заработком, дала слово жившим в крайней скудости родителям, как они того просили, присылать поступившей на первый курс Ленинградского мединститута младшей сестре деньги.

Но шло время, а денег Зое сестра не высылала. Родители удивлялись худобе младшей дочери, когда она, бледная, болезненная, приезжала к ним на каникулах. За её истощённостью как бы проглядывала тень благополучия старшей сестры. «Да ты чего такая?» Вместо ответа Зоя рассказывала о красотах Ленинграда, но не рассказывала, как с подружками после занятий ходили в городскую столовую есть расставленный на столах бесплатный хлеб с бесплатной солью, это и было то, основное, за счёт чего неимущие из студентов выживали. Большую часть стипендии, которую Зоя получала как отличница, она высылала родителям.

Мать варила жидкую кашу и подмечала, с какой жадностью ест Зоя. Кожа прямо прозрачная, отмечала мать и с недоверием спрашивала дочь, а точно хорошо ей там, в Ленинграде, а точно ли Зина присылает ей деньги? Дочь на такие вопросы с набитым ртом утвердительно угукала, но беспокойство матери оставалось. Не подходит ей климат ленинградский, высказывал предположение отец. Сыро там, не для туберкулёзников.

Туберкулёз у Зои обнаружили в сорок третьем, на двенадцатом году жизни. Сделали манту, как это было положено, тогда и стало понятно – в организме девочки непорядок. Отец через горком партии, как видный партийный деятель, получил путёвку для Зои в туберкулёзный санаторий. Это была наилучшая возможность поддержать худышку. В санатории главным лечением оказались в неограниченном количестве напаханные ломти хлеба, густо намазанные рыбьим жиром. Оголодавшим детям такой вариант лекарства казался лакомством. И Зоя пошла на поправку.

Но теперь, в годы студенческой юности, в сыром Ленинграде, не проснулась ли заново прежняя хворь?

Зоя обещаниями провериться у врачей старалась успокоить родителей, лишь бы отвести тень подозрения от обмана старшей сестры. Зина была довольна молчанием Зои, такая кротость устраивала. Она радовалась, родители не догадываются, что Зоя живёт впроголодь. Зоя в глазах старшей сестры была человеком безответным, а значит, её обижать можно было безнаказанно и сколько угодно. Но Зина как-то совсем забыла про Зоиного друга, которого многие знакомые называли её женихом.

Петя познакомился с Зоей, когда та была ещё подростком, она приезжала в гости к замужней сестре и гостила у них в доме в старой части города. Петя с матерью жил на второй половине дома, был он старше Зои на шесть лет, и относился к ней как к ребёнку. Однажды, когда повзрослевшая, похорошевшая к семнадцати годам, девушка прибыла в битком набитом поезде, Петя её на вокзале не сразу узнал. Пришёл он встречать соседку по просьбе Кочергиных. Зина санитарный врач, Макарий – инженер на секретном военном объекте. Обоим некогда по вокзалам разъезжать.

«Ты расцвела!» – сказал Петя.

Зоя покраснела.

В городе их считали женихом и невестой. Они гуляли, взявшись за руки, ходили в парк, помогали смотреть за маленьким Андрюшей, сыном Зины и Макария. Всегда занятая Зина внимания ребёнку не уделяла. Вместо неё это делали бабушка Аня, мать Макария, и приезжавшая погостить у старшей сестры Зоя. Андрюша путал её, похожую внешне на Зину, с матерью, и называл мамой. Он очень любил ласковую, добрую «маму Зою», никто больше так много с ним не играл. Зоя водила мальчика в кукольный театр, в цирк, в зоопарк, рассказывала ему сказки, читала книжки. Мальчик не отходил от неё.

Петя уже тогда мечтал о семейных отношениях с Зоей. Но обоим нужно было учиться. Он – студент мединститута. А вот мать Пети, Зинаида Ивановна Горцева, была категорически против отношений сына и Зои. Петина мать желала контролировать, как в детстве, каждый шаг своего сына, и жена в этом деле была, по мнению Зинаиды Ивановны, не к месту. Когда Пете приходили письма из Ленинграда от Зои, Зинаида Ивановна Горцева их тайком от сына сжигала.

Не дождавшись писем, обеспокоенный Петя поехал на один день к Зое в Ленинград. Там всё и выяснилось. Он, конечно, понял, кто именно стоит за историей с исчезновением писем его невесты, и по возвращении домой был вынужден серьёзно поговорить с матушкой. Но здесь, в Ленинграде, он был ещё больше опечален физическим состоянием невесты. О причине её истощения он догадался. Он помнил разговор Зины в их общем дворе с её стариками-родителями, приехавшими однажды к ней в гости из далёкого уральского города. Они сидели на веранде, пили чай, и Зина расписывала, как хорошо живётся в Ленинграде младшей сестре благодаря её, Зинаидиным, денежным переводам. Вернувшись в свой город, Петя явился к Кочергиным. После его обличения, под нажимом Макария, недовольного поведением жены, Зина не без внутреннего сопротивления пошла на уступки. Она упросила Петю не сообщать ничего родителям, а Зое стали поступать сестринские денежные переводы».