Читать книгу Как бы… - Галина Мамыко - Страница 4

Народная летопись слухов также гласила вот что:

«Зоя росла послушным, правдивым ребёнком. Её трудолюбию, старательности удивлялись и радовались окружающие, но только не её тайная соперница Зина – старшая сестра тоже обладала многими прекрасными качествами, целеустремлённость, острый ум, способности к точным наукам, но из-за холодного, высокомерного характера мало кто стремился отмечать её достижения. Зина отталкивала демонстративным чувством превосходства. Не лишённая тщеславия, она чувствовала себя обделённой, и очень злилась, когда при ней хвалили младшую сестру.

Большую часть школьной учёбы Зое пришлось проводить дома из-за частых, затяжных болезней. С завязанным горлом, с температурой, она превозмогала недомогание и сидела над книгами, а когда подходило время завершения очередного учебного года, оказывалось, что она вновь единственная в классе отличница. А потом, как обнаружилось, и единственная золотая медалистка в их потоке. Ей прочили блестящее будущее математика, литератора, художника, спортсмена. По всем предметам учителя находили у неё блестящие способности и невероятную усидчивость.

Самой Зое больше всего в жизни нравилось писать картины. Уже в детстве она создавала для своего возраста шедевры, и это подтверждали папины друзья-художники, их картины выставлялись в одном из залов музея, где работал директором Павел Коровин. Павел и сам был одарённым живописцем, публицистом, литератором, одна из его пьес даже обрела жизнь на подмостках местного театра, но революционное дыхание перекрывало в его душе каналы вдохновения, оставляя влюблённому в революцию Павлу лишь временные и короткие всплески творческих подъёмов. В такие дни он писал статьи, пьесы, создавал акварельные этюды под пристальным наблюдением дочери. Обладающая от природы редкостным чутьём цвета, Зоя порою давала ему умные советы по смешиванию красок, подмечала, где неверно легла тень, чем удивляла отца.

– Чему ты удивляешься, – говорил Павлу его лучший друг Костя Беляев, известный в области художник и руководитель местного общества живописцев. – Неужели ты до сих пор не понял, твоя дочь гений! Уже сейчас в её работах видна рука мастера!

Павлу нравилось слышать подобные отзывы, но о серьёзном творческом будущем дочери родители не помышляли. В такое трудное, голодное время человек должен иметь твёрдый заработок. А труд художника в этом отношении – дело, к сожалению, не серьёзное.

И когда в очередной раз Костя Беляев посетил семью Коровиных, он узнал ужасную, как это он воспринял, новость: Зоя учится в местном медицинском техникуме.

– Что вы наделали! Что вы натворили! Это преступление! Вы загубили талант, вы загубили великое будущее гения, вы лишили Россию великого живописца! – Костя кричал, его лицо стало красным от волнения, он нервно ходил по квартире Коровиных и не мог прийти в себя от услышанного.

– Но Зоя учится в техникуме на «отлично». Преподаватели находят в ней одарённость и прочат ей будущее выдающегося учёного, – оправдывался Павел.

Ему не очень уверенно вторила Клавдия. В душе и Павел, и Клавдия не без грусти относились к собственному решению навязать дочери вопреки её воле и желанию участь медицинского работника. Но перевешивал пример Зины, к тому времени имевшей твёрдый оклад санитарного врача.

– Вы поймите, – говорил на их доводы Костя. – Ваша дочь, куда бы ни поступила, везде будет учиться на «отлично», она, как всякий гений, имеет от природы много даров, много талантов, но её главное призвание – это быть художником. Она им родилась. А вы… Вы за кусок хлеба лишили её смысла жизни. Вы лишили её воздуха!

Слова Кости Беляева оказались пророческими. Всю дальнейшую жизнь, до самой старости, как рассказывала многие годы спустя своим внукам сама Зоя, она ощущала себя рыбой, выброшенной на берег, без глотка воды. Этой живой водой для неё была живопись, к которой доступ был перекрыт. И когда ей, взрослой женщине, доводилось бывать в картинных галереях, и она с восторгом смотрела на полотна известных мастеров, её сердце при этом сжималось, будто кто-то вонзал в него нож. Там, в сердце, саднила всю жизнь незаживающая рана, это были её боль, её стремление творить и создавать собственные шедевры.

Был прав Костя Беляев и в своём прогнозе относительно возможных успехов Зои на любом, выбранном ею, поприще. Юную Зою Коровину благодаря диплому отличницы, полученному по окончании медтехникума, приняли без экзаменов в Ленинградский медицинский институт. Очень скоро её имя стало в стенах вуза известным. Её блестящие успехи абсолютно по всем предметам не были результатом автоматической зубрёжки. Это было истинно творческое, вдумчивое и крайне добросовестное отношение к учёбе. Зоя не пропускала занятий, она внимательно слушала лекции и обязательно их конспектировала. Написанные чётким каллиграфическим почерком конспекты имели для неё особую значимость в цикле усвоения материала. По возвращении в общежитие она первым делом усаживалась их читать, чтобы закрепить в памяти свежие знания. На кафедре восхищались Коровиной. «Она знает скелет так, как не знают иные мои коллеги», – говорил потрясённый её развёрнутыми, далеко вне рамок программы, ответами анатом, профессор З.

Большеглазая, стройная, миловидная Зоя вызывала интерес у юношей. И хотя в её сердце был Петя, она в силу молодости не испытывала стремления сидеть взаперти, и с радостью ходила с девчатами на вечера танцев. Она обожала танцевать, и, конечно, делала это превосходно, всё, что бы она ни делала, получалось превосходно. У неё были чувство ритма, пластичность, грациозность, с ней стремились потанцевать, а другие со стороны любовались её умением так красиво и легко летать в паре.

Так же легко она, кстати, летала и на брусьях, участвуя в соревнованиях по спортивной гимнастике, где брала первые места до тех пор, пока однажды не случилось досадное падение из-за сломавшегося снаряда, поломанная рука уже никогда в будущем не давала возможности восстановить прежнюю спортивную форму. Эта тяжёлая травма поставила так же крест и на её ещё одной привязанности – художественной гимнастике, тренеры и опытные спортсмены и здесь прочили Зое блестящее будущее, отмечая её природную пластичность, грациозность и работоспособность.

Ей предлагали руку и сердце женихи разных сословий, известные, преуспевающие, богатые, старые, молодые. Она отказывала. Какие бы приключения молодости и соблазны не подбрасывала ей судьба, Зоя умела с присущей ей мудростью взвешивать, анализировать и благодаря своей рассудительности избегать возможные ловушки.

В числе тех, кому она отказала, был немолодой профессор-вдовец. Он расписывал в беседах с Зоей преимущества брака с ним, рассказывал о своей удобной и просторной, хорошо обставленной, многокомнатной квартире в центре Ленинграда, но Зоя не была склонна к расчётливости или корысти.

Как-то на танцах в одном из городских домов культуры её приметил представительный, хорошо одетый молодой мужчина, он не отходил от Зои на протяжении вечера. Вызвался её с подругами провожать. Он оказался знаменитым спортсменом, чемпионом мира, имеющим всевозможные материальные блага, и лишь одного ему не доставало – скромной, доброй жены. В Зое он увидел свой идеал, и стал заходить к ней в общежитие, будучи, быть может, излишне самоуверенным и избалованным вследствие достигнутых в жизни успехов. Он демонстрировал ей свои золотые медали, звал друзей, чтобы те рассказали Зое о достоинствах всемирно известного жениха. Но бесполезно.

О недоступности Зои ходили легенды, и это ещё больше подогревало интерес к ней соискателей на руку и сердце. Курьёзным оказалось сватовство сокурсника-грузина, поступившего в мединститут исключительно благодаря богатству родителей, о чём парень, не стесняясь, рассказал Зое. Он пожаловался, что горит получить знания, которых ему, ах, так не хватает. Он упросил отличницу-студентку прийти к нему домой и дать несколько уроков. Зоя поначалу не раскусила хитроумный план ловеласа и с чистосердечным желанием помочь товарищу явилась по указанному адресу. Но её ждали не учебники, а яства с шампанским.

На покрытом белоснежной накрахмаленной скатертью огромном круглом столе каких только угощений не было, что выдавало настойчивое стремление ублажить гостью. В комнатах сновала прислуга. Всё вокруг сверкало и говорило о большом достатке хозяина. Эту роскошную квартиру сыну оплачивали живущие в Грузии высокопоставленные родители. Зоя изумлённо оглядела пиршественный стол и заговорила было о занятиях, но грузин жестом остановил её. Как можно учиться на голодный желудок, да ещё «такой, вах, ослепительный красавица», эмоционально говорил он и прикладывал руку к сердцу. «Чемо сихаруло! Ламазо! Мшвениеро!». Она тут же ушла, удивляясь, как сразу не поняла этого человека».