Читать книгу Жизнь – это нечто большее - Галина Шаульская - Страница 3

В то время как мысли переплетаются друг с другом и вкрадываются в междоусобицу пространственных дел, человек зачастую забывает о том, как много сказано без слов и сколь много растеряно с их помощью. К чему слова, когда все сказано без них. Жизнь – это не только сплошная череда обязательств, прерывающихся чувственностью, словно в документальной расшифровке заключение кардиолога и линии жизни сердца. Жизнь – это удовольствия, ценность мгновений, их непосредственность. Если их будет создавать не человек, кто тогда? Кто позаботится о его досуге? О том, кого он будет видеть сегодня, завтра и всегда. О том, что будет окружать его в действительности, а не в иллюзиях, которыми ему так привычно жить? Ответ тот же, что и во все времена – сам человек, и никто другой не сделает этого за него. Никто не проживет за него жизнь так, как ему бы того хотелось, и как жаль, что порой даже он сам не знает своих желаний. Не знает, для чего и зачем живет, теряясь в пространстве вариантов. Примеряет на себя жизнь других, подыскивая подходящий размер в примерочной, откуда всякий зашедший выходит с оплатой товара, так или иначе недурно сидящего на его на фигуре. Сидеть сложа руки или пульсировать вместе с горячими кровеносными сосудами жизни в ее ритмичном движении – выбор каждого человека. Насколько он хочет получать удовольствие от нее и что готов отдать ради того, чтобы позволить себе радость ощущения мгновения. Что готов принять и чего не готов лишаться. Что захочет отпустить, предоставляя безграничное пространство для развития и реализации того, что, возможно, когда-то и кем-то там было задумано. Большинство людей, теряясь в повседневности, забывают о том, как многого они лишаются по собственному выбору, того самого прекрасного, что однажды может совсем неожиданно уйти из жизни так же легко, как в ней появилось. Вопрос в том, кто, когда и сколько готов ограничивать себя в удовольствиях жизни, которыми она так щедро нас одарила. Помнить о себе и беречь себя, пожалуй, одна из главных задач человека, чей подтекст лежит гораздо глубже, чем может показаться на первый взгляд.

Что такое крайность и мораль, присущая словарному запасу человека, и необходимость ее выражения в отождествлении повседневных форм, а также оценки качества поведения человека и его личности? Разве существует разрез между ними? Или человек припудривается моралью перед выходом в свет, заходя в ярко освященную софитами уборную комнату, стараясь создать как можно более естественный эффект, что будет заметен не каждому. Человек полагает, что скрывает недостатки с ее помощью. В то время как кто-то совершенно обыкновенный, без напускной гордости и поддельной уверенности, носит их в себе с благодушной улыбкой. Может, мораль создается для собственного удобства и оправдания? Для тех, кто боится открытости своих чувств и их глубинных ощущений?

Когда-то совсем давно мама отправила меня в спортивную школу, потому что я была очень слабым ребенком. И если бы не ее отвага, кто знает, что могло бы со мной произойти и смогла бы я дожить до того времени, когда решила рассказать вам свою историю. Да, возможно, она покажется вам не такой занимательной, как рассказы ваших друзей и подруг, а также профессоров и именитых художников, выдающихся писателей, и все же, возможно, вы так же, как и я, найдете часть себя, оставленную когда-то. Может, в кого-то влюбитесь, кого-то возненавидите, но сперва попробуйте взглянуть нам всем в глаза. Ведь именно они являются отражением сущности человека. Не зря говорят, глаза – зеркало души. Вопросы в том, сколько душ мы можем впустить в свою жизнь, каждая ли душа нам одинаково дорога и в чем измеряется ее ценность. Смысл в том, что если вы имеете праздный интерес узнать человека, то в его глазах, вы, скорее, увидите только свое отражение. И лишь познакомившись с самим собой поближе, взглянув на себя со стороны, как зритель в кинозале, вы сможете узнать другого человека. И в его глазах рассмотреть душу, принадлежащую ему. Без своих страхов, проекций и восприятия.

Еще малышкой, занимаясь спортивной гимнастикой и прикладывая немалые усилия на пути достижения своих целей, я выигрывала. Каждое соревнование было моей внутренней победой вне зависимости от его исхода. Ступая на ковровую дорожку в ожидании оглашения результата моего выступления, я уже была победителем. Никто не мог помешать моему внутреннему спокойствию, добавить суеты, растерянности и смятения.

На первом соревновании я заняла III-е место. Мне подарили маленькую игрушку – желтого слоненка с разноцветным брюшком – и почетную грамоту. Барышне, что заняла I-ое, вручили огромную игрушку, по меньшей мере размером с половину самой победительницы. В детстве у меня не было подобных игрушек, и я решила, что во что бы то ни стало заполучу ее. Я ходила в спортивную школу каждый день после уроков. Занималась по несколько часов: рвала мышцы, связки, стирала ладони и, приходя домой, выполняла две работы: ту, что задавали в образовательной, и ту, что я получала в школе жизни. Через несколько незаметно пролетевших недель я заняла свое первое место в спортивной школе. Только вот игрушка была маленькой и резиновой, из мультсериала утиных историй. Моему расстройству тогда не было предела. Ведь то, к чему я шла, оказалось совершенно иным, чем я могла себе представить и к чему была готова. Однако, спустя непродолжительное время, я поняла, что игрушка – это поверхностность удовольствия, которое можно ощутить. Основная его часть лежит гораздо глубже, и это – удовольствие достижения желаемого. Я поняла это так же, как и то, что цели не нуждаются в представлении их итоговой вариации, ведь это будущее, которое мы можем себе лишь представить и нарисовать в воображении. Нам никогда не узнать наверняка, что предстоит пережить. Некоторые говорят о том, что мы создаем свое будущее сегодня, кто-то утверждает, что оно зависит лишь от нас. Но все дело в том, что как бы вы его ни представляли, рано или поздно оно все равно ускользнет от вас, став настоящим моментом, тем единственным, где вы можете быть и когда вы можете чувствовать. Сколько бы мы ни утопали в иллюзорности наших представлений, мы теряем самое ценное, то, что у нас есть – мы теряем «сегодня». И того будущего, за которое мы так тщетно привыкли цепляться и каких целей достигать, может не оказаться.

Человек без цели будет тонуть в проруби, в то время как другой станет из нее выбираться. В этом и есть существенное отличие одних от других. Первые стоят на месте, не желая двигаться вперед, тогда как каждое движение и действие вторых ведет их к пункту назначения. Есть цель? Добейся. Ощути все вкусовые качества своего блаженства в момент свершения. Ощути заранее; представь взрыв восторга и довольство достижения, но будь аккуратен с ожиданиями. Важно то, что происходит внутри, все остальное лишь антураж, создаваемый человеком, обстоятельствами и Кем-то там еще.

Иногда все, что нужно человеку, это быть человеком, хотя бы иногда. Некоторые знакомые изредка спрашивали о том, что же больше всего я не любила в людях, и я не могла дать ответа. Пожалуй, чтобы кого-то действительно не любить, нужно чувствовать это всем сердцем. Нужно ощущать боль и неприязнь внутри себя всем существом. Чувствовать хотя бы что-то от поступка или человека, который его совершил. И этого я никогда не находила в себе. Даже к тому единственно важному человеку в моей жизни, который однажды покинул ее, я ощущала только глубокое чувство вины, которое было невозможно искоренить из жизни повседневной суетой. Я не чувствовала ровным счетом ничего даже к тому, кто однажды оставил меня в самые трудные минуты моей жизни. Внутри меня была лишь ничем не заполненная пустота; отсутствие чего-либо живого, что напоминало бы о существовании бьющего молодостью родника. Изредка какой-либо человек мог заставить меня проснуться после долгого сна и, дав мне несколько обжигающих кожу пощечин, вернуть к реальности мира, который был насыщен феерией приторно эмоциональных и чувственных ощущений.

Однажды я познакомилась с человеком, который изменил мою жизнь. Этим человеком оказалась я сама. Никому не под силу сделать это, кроме тебя самого. Мнение о том, что люди не меняются, – великое заблуждение; оно придумано слабыми духом людьми и теми, кто ищет себе оправдание. Куда проще оставаться озлобленным, недовольным, сетующим на свою жизнь и продолжать перекладывать ответственность за нее на других людей и на обстоятельства, которые случаются в жизни каждого, вне зависимости от его позиций, мнений и желаний. Принимать жизнь такой, какая она есть, – это великое искусство, которым можно легко овладеть. Когда мы только приходим в этот мир, то ровным счетом не умеем ничего, и все же мы учимся; где-то что-то упускаем и тем не менее всему обучаемся именно в той степени, которая нужна каждому из нас. От того, что раньше было ложно нужным, ни осталось и следа; просеялось сквозь сито, как мука. Я спокойна за то, что возможно скоро случится.

– Уже все готово, – тихо шепчет мне знакомый голос, – все будет хорошо, Элизабет, мы вытащим тебя отсюда, – проговорил он и направился в лабораторию, становясь с обратной стороны стекла.

– Морфия ей! Добавьте два кубика морфия! – кричал мужской голос, отдаляясь от меня все дальше и дальше. Вокруг все движется с невероятно медленной скоростью…

Мне вспомнилась одна из работ российского художника Никиты Алексеева под названием «Платоническая любовь. Овощи – фрукты» для выставки «Одного поля ягоды». Когда я впервые взглянула на нее, то сразу обратила внимание на подвешенность фруктов. Казалось, что я была в театре, где главным шоу сегодня определили игру марионеток. Весьма забавным выглядело то, что какими бы разными ни представлял автор овощи и фрукты, все же они гармонично находились в одном произведении, предоставляя право и возможность каждому быть тем, чем они являются по отдельности, при этом создавая целостную картину вместе. Разные по форме, величине и прочим характеристикам, так же как и люди, они были помещены в одно множество вариантов. Сколько бы различий мы ни находили в себе и остальных, делая акцент на расу, происхождение, статусы, которыми сегодня привычно измерять человека, его внутренняя сущность остается той же. Но если плод сгнил внутри, это станет заметно и снаружи. Это лишь вопрос времени, которое является верным другом и показателем, хотя и растворяется в пространстве Бытия. Для каждого человека есть лишь одна правда – это то, во что он верит сам, не взирая на противоречивые мнения других людей. Какими бы разными мы ни были, мы все так же являемся одного поля ягодами; ходим по той же земле и когда-то все туда войдем, выбирая изощренные способы погружения в нее. И людьми так же, как и плодами на картине, воплотившими собой ощущения их создателя, управляют эмоции, которые являются дальними отголосками чувств; страхи, которые не имеют ничего общего с предыдущими; мысли, которые так часто засоряют разум; и Судьба, в которой каждый испытывает что-то свое: веру в Бога, Вселенную – и надеется, что и его наружность будет так же сочна, как спелый летний плод, и что его когда-то кто-то выберет, так же как продукты, лежащие на открытых прилавках. Сегодня в мире принято равнять внешние данные с тем, что внутри, несмотря на то, что внутренность может быть опустошенной. И тогда человек начинает искать то, что не увидеть обычным взглядом, то, что способно привлечь к себе многое, невзирая на внешность и инакость действий, суждений и поступков. Тогда все то, что казалось действительно значимым, отходит на второй план, освобождая место для чего-то настоящего, возвышенного, основанного прежде всего на духовном влечении и романтической чувственности, с приходящим чувством физического влечения. Во что верю я? Я верю в ценность человеческой жизни, в то, что она значит куда больше, чем то, с чем принято ее равнять сегодня, и в то, что наступит время, когда ее будет не так легко отнять.

Всего один год. Когда времени остается так мало, сразу хочется все непременно успеть. Казалось бы, как много в жизни ты уже попробовал и, вроде, жил так, как хотел, но – нет, и все не то. Ты чувствуешь запах какой-то фальши. Тебя словно облапошил в банке какой-то странный тип, подсунув не те купюры. И сколько гнева и разочарования ты видишь в этом человеке, презирая его за пустую растрату средств жизни и беспечность. Но ты зол не на него, а на себя; тебе некого обвинять в фальсификации жизни, кроме самого себя. Сколько бы ты раньше ни жил: месяцы ли, годы, десятки лет – все это зря. Начинает казаться, что всего этого будет не достаточно, когда придет конец. Начинаешь перебирать в голове желания, которые всегда откладывал на потом; они возникали в твоем сознании и заслонялись грудой хлама, что никогда не приносил тебе истинного жизненного удовольствия, и, прилагая все усилия, стараешься избавиться от него раз и навсегда. Прежде чем отыскать истинные желания и их мотивы, приходится сделать немало ходок, чтобы разгрести завал, что всю жизнь мешал тебе быть самим собой. Ты знаешь, чего ты хочешь? Не прыгал с парашютом? Нужно прыгнуть. Не занимался благотворительностью? Нужно заняться. Не спускался на сноуборде с самого крутого спуска в Австрии? Нужно спуститься, или стоп… не нужно? Дело в том, что нет никого, кто бы решил это за тебя; вряд ли кто-то подойдет с идеально выверенным уравнением, чья функция стремится к бесконечности, и попросит тебя записать инструкцию по эксплуатации жизни. Ведь таковой нет.

Все, чего мне хотелось тогда, – это чувствовать запах моря, ощущая ласкающие кожу солнца лучи, обжигающий ветер; видеть звезды и слушать полночную тишину. Тогда мне хотелось спрятаться, и я почти нашла выход, в котором ошиблась. Я благодарна жизни, что она вернула меня к себе, показав то, какой сильной она может быть, открывая дороги и приподнимая завесы, чтобы я смогла выбирать. Жизнь это не только путь от низа и до верха. Это путь, по которому ступает человек, обретая силу, учась состраданию, находя в себе мужество быть преданным. Она показала мне, что человек, открывшийся любви и шедший к ней навстречу без условий, хитрости, обмана, может испытать необыкновенное чувство, сила которого не сравнима ни с чем другим, и ради этого стоит жить.

* * *

Весеннее утро. Чуть более прохладное, чем обычно, и чуть менее светлое, чем всегда. За окном только перестал барабанить ночной дождь и лунная мелодия переросла в переливы нового дня. Начало новой недели всегда было немного волнительным событием для нас обеих; кто-то готовился к ней с прошедшей пятницы, а кто-то и вовсе забывал о ее существовании.

– Сара, ты не видела мой портфель? – суетясь и швыряя вещами, что попадали мне под руку, воскликнула я, и эхо разносилось по всей квартире.

– Какой, Кейси? – донесся неоднозначный ответ с ванной.

– Тот, что я собирала вчера вечером! – упертым тоном произнесла я.

– Ты хотела сказать, тот, что ты собирала вчера ночью? – в ее голосе слышалась язвительная нотка, а звонкий голос выдавал улыбку на ее лице.

– Спасибо, что напомнила об этом, – с теплой ухмылкой прокричала я в ответ, продолжая рыться в вещах, все еще в трусах и майке. Не найдя пропажи, я остановилась посреди гостиной и беспомощно вскинула руками:

– И что же, – в недоумении, как поступить, произнесла я куда-то в пустоту, – неужели теперь мне придется перебирать завал у себя в кабинете?

За шумным посещением ванной комнаты ответа не последовало.

Это было раннее нью-йоркское утро, когда все люди вставали, словно по одному будильнику, и неслись в противоположные стороны координатных осей туда же, куда и изо дня в день, не замечая того, что происходит вокруг. Только в прошлый уикенд мы отметили свое двадцатипятилетие, расположившись в одной из самых престижных пристаней этого города в маленькой яхте необыкновенной красоты; нам казалось, что только вчера беззаботная жизнь вошла в нашу повседневность. Пусть на один вечер, но мы почувствовали себя снова подростками.

– Ты доделала презентацию? – с интересом спросила Сара, открывая дверь ванной.

– Нет, сперва я хочу показать ее Нату.

– А ты уверена, что это хорошая идея, учитывая обстоятельства? Не лучше ли будет самостоятельно передать ее заказчику?

Я понимающе улыбнулась и, ничего не ответив, продолжила сборы. Сара же не унималась.

– Тогда почему ты это делаешь?

Я пожала плечами, одновременно скользя взглядом по квартире в поисках своего портфеля.

– Потому что чувствую, что так будет правильно.

– Правильно? – воскликнула она, натягивая белье за шторой, – ты же не любишь этого слова!

– Я много чего не люблю, но… – выжидающе протянула я, – как-то же живу с этим.

Она наигранно возмутилась и, кинув в меня кофтой, воскликнула:

– На что ты намекаешь?! – и задрав нос кверху, добавила, – меня невозможно не любить!

Мой голос вновь сделался непринужденным:

– Одевайся скорее, нам скоро выходить.

– Тебе легко говорить, когда вся твоя офисная одежда поджидает тебя на работе, постиранная и отглаженная, как собачонка.

Я надевала куртку от экипировки красно-белого цвета и, услышав, что собаки могут быть постиранными и отглаженными, не удержалась от сарказма.

– Так значит, говоришь, собаки, да? – мой голос сделался серьезным. – А то, что я плачу за это немаленькие деньги, тебя, я так понимаю, мало интересует.

Она вытаскивала одно платье за другим, поочередно прикладывая их к себе перед зеркалом.

– Ну да, конечно, хорошо, когда кто-то делает за тебя всю грязную работу, – абсолютно ровным тоном неторопливо произнесла она.

– Я этого не говорила, – резко заметила я, – мне ничего не стоит стирать вещи вручную.

Она взмахнула своими тонкими руками и, бормоча что-то себе под нос на испанском, уронила голову на руки:

– И тем не менее ты этого не делаешь, – с ухмылкой заметила она.

– У меня нет на это времени.

– У тебя его никогда нет, – проговорила она с мягкой укоризной.

– Сара, не умничай, лучше помоги мне найти портфель!

Мы подружились еще на первом курсе университета и теперь жили в прекрасно обставленной квартире. Несмотря на то, что наши специальности были далеки друг от друга, судьба все же свела нас вместе, включив в наши расписания один и тот же предмет – логику. Хорошо, что она была включена хотя бы в нашу учебную жизнь, потому что в повседневной отсутствовала полностью. Я отучилась в университете на журналиста, прочла много литературы – той, что мне нравилась и не очень, ту, что была по душе, и ту, что ее отвергала. И все-таки даже сейчас я не могла назвать своего любимого автора; их так много, и все они настолько уникальны, что трудно выделить кого-то одного. Есть и такие книги, которые мне бы хотелось скорректировать на свое усмотрение: добавить больше свободы, убрать минимализм, включить больше ярких красок, смешивая их, как в палитре художника, что рисует пейзаж, следуя за закатом солнца. И это лишь мой взгляд, который не говорил о многом, он лишь нашептывал песню моего сердца. Глядя на все произведения и зная о жизни их авторов, я не могла судить о том, как, кто и по какой причине взялся за написание определенного произведения, ведь таков их замысел; они как проводники, показывающие дорогу, хранящие веру и поддерживающие огонь в ней. Что касалось меня, то я работала обыкновенным менеджером по рекламе в крупной компании; мы принимали заказы на ее полную разработку, и я руководила креативным отделом. Мой доход позволял мне снимать квартиру в центре города, оплачивая ее наполовину с Сарой. Она работала в той же компании, что и я, и занималась стратегическим планированием; мы проходили стажировку в ней на третьем курсе университета. Мечтали мы, конечно, о другом, о чем-то более ценном; правда, сейчас мне трудно вспоминать об этом – то были мечты, а сейчас настала действительность, в которой взрослые люди ходят на работу пять или шесть дней в неделю, оплачивают счета за квартиру, строят карьеру и, если хотят чего-то, то просто берут это.

– Кейс! – воскликнула Сара из гардеробной, – я нашла твой портфель!

Она подошла ко мне и, протягивая сумку темно-коричневого цвета, заметила своим тонким голосом, указывая взглядом на инициалы на портфеле.

– Инициалы все еще стоят.

– Да, стоят, – не поднимая взгляда на нее, без эмоций ответила я.

«Элизабет К. C.» – инициалы при поступлении в университет. До чего же потрепанная эта сумка, она была у меня еще в школе, и все же она такая удобная и близкая мне. В ней хранится столько воспоминаний, что я не могла просто так избавиться от нее. Она была для меня куда больше, чем просто вещью. Наверное, именно по этой причине некоторые люди привязываются к определенной одежде, сервизу, месту, дню. Наступает какой-то момент, когда неодушевленные вещи приобретают для человека больший смысл, чем в него вкладывалось при проведении рекламной кампании и затем при его приобретении. Иногда наши воспоминания сильнее нас; они затягивают в штормовую воронку посреди открытого океана, превращая корабль настоящего в щепки, и лишь отголоски нынешнего мгновения гулом проносятся по палубе, ютясь в углах захвативших его воспоминаний.

– Почему ты не снимешь его? – поинтересовалась Сара, указывая на бейдж.

– Потому что он напоминает мне о том, кем я была когда-то, – вежливо ответила я.

– И о чем мечтала? – весело спросила она.

Я вздохнула и после мгновенной паузы, встряхнув головой, ответила:

– Да, Сара, и о чем мечтала.

Я мечтала о многом. Хотела пересечь земной шар: побывать в неблагоприятно развитых странах, поучаствовать в добровольческих экспедициях… Хотела многому научиться у этих людей, перенять у них хотя бы толику силы человеческого духа. Мечтала плавать на яхте и читать книги на ее палубе, укрываясь от палящего солнца шляпой с большими полями. Хотела станцевать на площади Санкт-Петербурга под проливным дождем и, промокнув до нитки, поцеловать своего парня, весело смеясь и радуясь моменту. Думала, что побываю в горах, на Эвересте, жадно глотая его обжигающе холодный воздух. Мечтала о том, что сделаю что-то стоящее, что буду предана своим чувствам, себе, что никогда не забуду о том, что главное богатство, которым я хотела обладать когда-то, – это жизнь, ради которой стоит умереть. Пока однажды все мои мечты не разбились о жестокую действительность, и я перестала чего-либо желать.

– Отлично выглядишь, – тихо произнесла я, глядя на Сару.

– Спасибо, – она искоса смотрела на меня и затем добавила, – это то платье, которое мы покупали с тобой в поездке.

Она опустила глаза, взгляд ее сделался отсутствующим, а вид несчастным.

– Помнишь, когда мы купили его, ты сказала, что однажды мы бросим все и изменим нашу жизнь так, чтобы платье подходило под нее?

– Да, помню, – монотонно произнесла я, продолжая собирать рюкзак.

– Как думаешь, мы когда-нибудь изменим ее? – спросила она голосом, полным надежды. Она не улыбалась, а только изображала улыбку лицевыми мышцами.

– А ты этого хочешь? – пристально смотря на нее, спросила я.

– А ты разве нет?

Конечно, я хотела изменить свою жизнь, но я входила в число тех людей, которые всегда что-то хотят с ней сделать, но что именно – они не знают.

– Я хочу, Сара, только не знаю, как и когда, – полным утренней усталости голосом произнесла я.

Она посмотрела на меня и, поморщив лоб, как бы не специально обронила:

– Наверное, как минимум тогда, когда с твоего мотоцикла мы пересядем на машину.

Я рассмеялась:

– Тогда покупай ее себе!

Она задрала нос и грациозным движением одной руки взяла рюкзак и сумку, поместив в другую шлем и телефон, так, что плечи ее вдруг приблизились к полу.

– Если я куплю ее, это будет означать, что наша жить вцепилась еще сильнее в ту почву, из которой сейчас растет дерево, – самоотверженно произнесла она и, набрав воздуха в легкие, продолжила, – и я не хочу, чтобы его корни стали настолько мощными, что со временем его будет все сложнее вытащить. – Она задумалась, а затем добавила. – Я не хочу, чтобы моя жизнь осталась здесь.

Да, она не хотела или, по крайней мере, думала, что не хотела. Так же, как и я. Сара на протяжении своей жизни старалась получить то, что искала изо дня в день; смысл, ради которого она вставала каждое утро.

Погода за окном хмурилась и, словно ощущая наше настроение, предлагала остаться дома.

– Как думаешь, Мистер Уиннерс оценит мою работу? – спросила я, показывая наброски рисунков на бумаге.

– Ты говоришь об оценке идеи, – подметила она, – или об оценке качества твоих рисунков? – не скрывая своего торжества, она рассмеялась. – Ты уж прости, Кейс, но твои руки предназначены явно не для того, чтобы переводить бумагу!

Я прекрасно понимала, что мои таланты в этом искусстве далеки от совершенства, и не была против ее насмешек, которые по своей сути были так же безобидны, как лягушка, что караулит насекомых в пруду, пугаясь посторонних звуков.

– Эй, это между прочим то, над чем я работала всю ночь! – изображая недовольство, произнесла я, ткнув ее бумагами в плечо.

– Для начала – по ночам нужно спасть, – однозначно отрезала она, сверля меня серьезным взглядом. – Если бы ты работала по ночам над своей личной жизнью, то нам не приходилось бы выслушивать от Натаниэля записи на автоответчике о том, как ему жаль…

Заметив перемену в моем взгляде, она остановилась, прервавшись на полуслове.

До чего же часто мы сталкиваемся с обманными ощущениями во взаимодействии с людьми, будь то прохожий на улице, продавец в магазине, или мужчина, сидящий за стойкой бара в помещении с приглушенным светом, или, быть может, та женщина, что в одиночестве стоит на остановке в зимнюю стужу. Мы поддаемся страху, навязанным стереотипам, тому, что прочли в книгах, отвергая свое внутреннее состояние – настоящее, то, что не подделать с помощью пары-тройки слов о любви и верности. Мы упускаем самое главное. Все, что требуется от нас, это позволять нашим любимым быть собой: заниматься тем, к чему лежит их душа, быть смелыми, сильными, когда-то слабыми – быть разными. Если мы с ними – значит, мы принимаем; если не принимаем – значит союз распадается. Все, что нам нужно, это научиться не привязываться. Научиться не влюбляться.

Когда-то мы учили таблицу умножения, ошибочно полагая, что это непосильный труд. Но мы сделали это, и у каждого был свой путь. Это так же, как и с Любовью – надо пройти, чтобы понять. Нужно отпустить все, что так сильно мешает, сковывает движения и заставляет держать оборону. Любовь стирает границы пространства, размывает четкие линии, расщепляет пустые эмоции. Она позволяет всему быть и видеть сквозь.

Никогда не думайте о том, что вы имеете право подчинить себе человека, его волю, дух. Изучить – вот все, что вы можете. Изучайте со всех сторон и не окунайтесь с головой в океан чувств, сделайте это немного позже – только тогда, когда вы будете знать этого человека и сможете честно ответить себе на вопрос, в состоянии ли вы принять его таким, какой он есть. Только тогда вы сможете позволить себе подобную роскошь, за которой придет истинная страсть, а за ней – последует любовь. Изучайте друг друга, изучайте прежде, чем влюбляться, и ничего заранее не обещайте.

Я опустила глаза и молча села на пол, складывая документы обратно в папку и стараясь уместить их в портфель, как и прежде. Осознавая свое поведение, после паузы Сара дотронулась до моего плеча.

– Кейси, прости, я не хотела, – произнесла она искренне, – так получилось.

Я подняла голову и посмотрела на нее. А потом проговорила, неторопливо и совершенно спокойно:

– Просто мы с ним самовлюбленные эгоисты, и никто из нас не хочет ничего менять в своей жизни. Поэтому каждый только причиняет другому боль и доставляет неприятности, а должно быть все наоборот.

– А как должно быть? – спросила она, присаживаясь рядом.

– Не знаю, но точно не так.

Я не улыбалась, только смотрела ей прямо в глаза, как если бы хотела найти ответы на свои вопросы где угодно и в чем угодно, но только не в себе. Затем, переведя взгляд на рабочие документы и уронив голову на руку, я улыбаясь спросила:

– Ты уже пила кофе?

– Еще нет, я думала мы заедем в Старбакс и возьмем его с собой, ведь у нас как обычно нет времени.

Я покачала головой и решительно проговорила:

– Я сварю нам кофе. Уж его-то у нас никто не может отнять!

– Ты про кофе?

– Нет, Сара, я о времени, – словно нечаянно обронила я обрывки своих мыслей.

Она перебралась на кухню, в своем льняном платье белого цвета, окантованном нежным кружевом.

Сара всегда казалась мне очень нежной девушкой и иногда даже чересчур, но одно меня останавливало. Порой она могла неожиданно переключить вектор своего сознания и действий так, что становилась совсем неузнаваемой. Такое происходило нечасто, однако имело место быть. В основном это были ситуации, с помощью и от которых человек начинает чувствовать себя неуютно, когда у него включается защитный механизм, и вместо того, чтобы оставаться «в себе», он уходит далеко от места своего существования, погружаясь в пережиток прошлых лет и на мгновение теряя в нем себя. Я знала, что в ней сидит этот маленький человек, ребенок, который рано или поздно дает о себе знать. Также я знала и о том, что мое наблюдение и отстранение от ситуации и ее защитных реакций дает мне фору и возможность управлять этими процессами ровно настолько, чтобы не навредить нам обеим.

– Ты хочешь в этом ехать? – с удивлением проговорила я, окинув ее взглядом.

– Думаешь, он выгонит меня с совещания? – обеспокоено обронила она, поправляя волосы.

– Нет, – непринужденно ответила я, – он никогда тебя не выгонит, ты слишком сильно ему нужна.

– Да, я слишком хорошо выполняю свою работу, – произнесла она негромким голосом.

Я сварила кофе и налила его в наши любимые чашки. Его запах распространился по всей квартире, и аромат был настолько притягательным, что феерия вкусовых ощущений могла дать сбой в любую секунду. Медленно ступая по черному паркету, я подошла к обеденному месту, выполненному в лучших традициях барного эксклюзива: высокие стулья и стол мраморного цвета так красиво переливались на свету, что создавалось ощущение какого-то волшебного присутствия.

– Держи, – чуть слышно произнесла я, протягивая кружку цвета какао ей в руки, и присела рядом с ней на пол.

– Как ты думаешь, Кейс, если бы ты могла изменить свою жизнь, кем бы ты стала?

Я отпила кофе и, не совсем понимая вопрос, улыбнулась в ответ.

– В смысле, кем бы я была?

– Ну да, кем?

Я поднесла кружку с кофе поближе и глубоко вдохнула аромат, представляя, как жители Бразилии собирают его для меня и для всех людей на планете. Как старики выращивают его на плантациях. Их дети и внуки ухаживают за ними, помогая в семейном деле. Я представила палящее солнце, под которым они работают. Урожай, который собирают. Я хотела прочувствовать все то, что ощущают жители этих стран. Хотела прожить их жизнью, отказаться от множества материальных благ и ценностей, отдавая предпочтение совершенно иному – тому, что лежит глубоко внутри. То, что практически не заметно на поверхности, как нефтяные месторождения. Они так сильно ценятся людьми, что те воюют за них, подставляя и даже убивая себе подобных. Безжалостно, коварно, в порыве страсти или удушения ненавистью, переполняемые злобой. Они ведут борьбу за черное золото, что лежит так глубоко, будто прячется там, как душа человека скрывается в нем. Конечно, куда проще оставить ее гнить в недрах, глубоко внутри, похоронив с преданностью, любовью, состраданием и милосердием, чем стараться вытащить наружу, впуская ее в свою жизнь. Ведь тогда придется бороться за право обладания ею с самим собой. Сложен путь ее «приобретения» и велик тот, кто смог его пройти. Я же выбрала путь, где расставила указатели, позволяющие не свернуть с главной дороги и не заблудиться в проторенных тропках, чтобы лишний раз не столкнуться с испытаниями.

– Я бы хотела быть собой, – с улыбкой ответила я, положа голову ей на колени.

Сара недоверчиво повела бровью.

– А сейчас кто ты, Кейс? – протянула она, вглядываясь в мои глаза.

– Я не знаю, – подняв голову и сделав глоток кофе, продолжила я, – я знаю лишь ту девушку, что сидит рядом с тобой, – я показала на свое отражение в огромном зеркале, что висело на стене напротив нас, возвышаясь от пола до самого потолка.

– Я знаю лишь ее, – я поглядела на себя и ровным тоном продолжила, – знаю, что у нее есть хорошая работа, классный мотоцикл, любимая подруга, к которой она относится как к сестре. Знаю, что у нее длинные каштановые волосы, что вьются к концам. Знаю, что она невысокого роста и любит музыку, но какую точно, никогда не скажет. Любит кофе, – я повернула голову и посмотрела на Сару с торопливой улыбкой, брошенной как постскриптум, – очень любит кофе.

Она улыбнулась в ответ совершенно искренне и произнесла:

– Зато я знаю, что она любит своих близких. Знаю, что, несмотря на всю свою надменность и высокомерный внешний вид, она очень добрая, – ее голос сделался еще более мягким и уверенным одновременно, – это знаю я, ее подруга и сестра.

Она наклонилась чтобы обнять меня, и я была так тронута ее словами, что сердце наполнилось прежним спокойствием.

– Значит, по-твоему, я высокомерная? – с ухмылкой заметила я, щипая ее за бок.

– Эй, мне больно! – возмутилась она, не теряя при этом веселого тона. – И из всего, что я тебе сказала, ты услышала лишь «высокомерная»? Тебе не кажется это странным? – поднимая брови, воскликнула она с мягкой иронией в голосе.

– Сара… – протянула я.

Ее лицо сделалось взволнованным.

– Да?

– Спасибо, что ты есть, – с выдохом добавила я.

– И я люблю тебя, Кейс, – проговорила она, верно поняв мою недосказанность.

Недосказанность в людях зачастую будила две крайности одной и той же сущности. Либо глубокий интерес, либо глубокое разочарование, которые в своем большинстве не сулили ничего, кроме ошибочного представления о человеке. Например, очередные встречи с потенциальными клиентами нашей компании проводили лучшие сотрудники фирмы. Иногда в процесс вступали люди со знанием этикета международных деловых отношений, и здесь, как и в повседневной, далекой от бизнеса жизни, не было места недосказанности, ровно как и недопонимаю. Мир бизнеса прост. В нем действуют установленные негласные принципы, о которых все молчат и все же соблюдают, выдвигая на новый уровень достижение цели любой ценой. Благодаря этому и строятся большие корпорации и огромные концерны. Чего нельзя сказать о повседневной жизни человека. Построить семью и заставить ее держаться на плаву, заботясь о ее процветании, степени удовлетворенности, увеличении прибыли, гораздо сложнее, если не забывать о духовном развитии и личностном самосовершенствовании. Ведь все, что мы делаем, должно быть совершенно, нам следует стремиться к этому и не забывать о том, что каждый последующий шаг, какого бы размера он ни был, приведет нас к еще чуть более понятному и ясному видению того, что мы делаем, а главное – для чего, ведь в жизни все имеет цену.

Я остановилась у выхода из квартиры: мощная снаружи тень, внутри которой скрывалось очередное хрупкое отражение в зеркале. Лицо говорило о том, что пора бы уже научиться смотреть на себя так, как полагается людям моего круга, а взгляд говорил обратное: что никакого круга не существует и что на самом деле все абсолютно не важно. Гордости за достижение собственных целей было столько, сколько позволяло иметь нажитое мною богатство. Гордость, что ценится человеком, отказывающимся принимать насмешливые повороты судьбы, сдаваться на пути к своей цели. Та гордость, с которой каждый следующий день и даже час превращаются в бесценную возможность реализации своего потенциала и раскрытию все больших границ своего разума. С одной стороны была та жизнь, чьей сладости я не постигла, и в минуты слабости поддавалась ее забвению. Я словно проваливалась в беспамятство и бродила в самых укромных уголках своего сознания. С другой стороны была та жизнь, к которой я шла последние годы, отказываясь принимать во внимание слабость человеческого духа, его тела, подчиняя себе каждый его мускул и изгиб. Я располагала всем, кроме свободного времени. Я не знала точно, куда его нужно вложить и для чего оно вообще необходимо человеку, когда очень сложно выбрать между всеми прелестями мира, когда на свете столько всего интересного. Не решаясь хотя бы на что-то из увлекательного и безумного, я отдавала все свое время только работе. Проводила на ней большую часть своего времени, забивала голову заботами о новых проектах, презентациях и даже такой мелочи, как платья, в которых буду представлять проделанную работу совету директоров «Уиннерс Инкорпорейтд», и ничем большим, чем действительно можно было бы наполнить свой внутренний и отчасти, на тот момент, опустошенный мир.

Я смотрела на себя в зеркало, разглядывая в нем отражение. Идеальные черты лица, проникновенный взгляд и уверенный вид делали его особенно необыкновенным, но знал бы кто, что скрывалось за этой маской…

– Чему ты так улыбаешься? – веселым тоном перебила Сара ход моих мыслей, обходя стороной мои вещи.

– Тому, как же все-таки люди внешне отличаются друг от друга и как похожи внутри… – я задумалась и на мгновение пронесла сквозь себя эту мысль. Однако, отметив ее абсурдность, дополнила фразу коротко, – исключая схожесть направленностей.

Она смотрела на меня так, словно бы я обронила то, в чем не было смысла. Обняв меня не слишком крепко и приторно, она спросила:

– Кейс, а как ты думаешь, есть ли что-то там, за пределами нашего мира?

– Что ты имеешь ввиду? – С интересом спросила я, обращая взгляд в ее сторону.

Она опустила голову и, посмотрев куда-то в сторону, смущенно пробормотала:

– Есть ли кто-то, кто присматривает за нами? – а затем, подняв голову и устремив свой взгляд ввысь, добавила:

– Знаешь, что-то такое, что заставляет наше сердце биться, а жизнь бурлить, как лаву при извержении вулкана, а чью-то отправлять в тихую гавань, где царят безмятежность, покой и монотонность, как в движении горного ручья?

Я смотрела на нее с улыбкой. Белокурые волосы, загорелая кожа, голубые глаза и все та же непосредственность и безмятежность, шедшая рука об руку с нахальством, которые открылись мне в первый же день нашего знакомства. И по сей день я удивляюсь тому, как много она задает вопросов. В детстве я слышала о том, что не важно, сколько можешь дать ответов, главное, что ими задаешься.

* * *

– Почему вы вообще считаете, что оно ваше? – задала она однажды вопрос нашему преподавателю по логике.

– Потому что я преподаватель и имею право на любое из этих мест, – безразличным тоном ответила дама с зализанными назад волосами в строгом синем костюме.

– Так почему же? – не унималась Сара.

– Потому что я преподаватель, – эмоционально потряхивая указкой, продолжила женщина, – деточка моя, а ты всего лишь ученик, который…

– Вы меня не поняли. Я спросила: почему вы считаете, что это место ваше? Я спросила вашего мнения, которого у вас, по всей видимости, нет. Я не просила опираться на факты, так же как не просила напоминать мне о том, что я ученица, – она спокойно встала из-за стола, плавными движениями рук сложила свои принадлежности в сумку.

– Однако спасибо, что вы напомнили мне об этом, а то я уже начала сомневаться, что каждый из нас занимает свое место.

Держа голову и осанку, как присуще аристократам, она не спеша покинула аудиторию, но прежде остановилась в дверном проеме, чтобы кинуть весьма безразличное: «Извините».

Я почувствовала желание примкнуть к ее отважному кругу. Меня поразила смелость, с которой она предстала перед преподавателем. Спокойствие, с которым она оперировала знаниями откуда-то извне, и достоинство, с которым покинула аудиторию.

Я сложила вещи в свой любимый коричневый портфель и попросилась выйти.

– И на долго ли вы нас покинете, мисс Кейси? – спросила она, глядя на меня сверлящим взглядом.

Я остановилась в проходе между рядами:

– Полагаю, что да, – скрючившись, словно от боли, промямлила я, – мне что-то нехорошо.

На моем лице была нарисована фальшивая гримаса страдающего от боли человека.

– Я помогу! – вызвался парень с задних рядов, – мне отвести ее в медпункт?

– Да, пожалуйста, Даниэль, – бросив взгляд в мою сторону и стягивая с переносицы очки, резко бросила она, – смотри, чтобы она не упала по дороге, – и, отвернувшись к доске, добавила, – мне не нужны сцены.

Я кивнула головой и, выкроив удачный момент для того, чтобы как можно скорее скрыться из ее вида, покинула аудиторию вслед за Сарой.

– Эй, куда ты? – донесся мужской голос позади, – совсем спятила!

Я обернулась в надежде увидеть мелкого прыщавого сопляка, с которым не жалко будет и проститься. Но к моему разочарованию меня встретил взгляд того же молодого человека, что несколько секунд назад, в аудитории, вызвался мне помочь.

– Что ты здесь делаешь? – возмутилась я, – тебе совсем больше нечем заняться?

Его лицо говорило о непритворном удивлении. Я развернулась и стремительно направилась вдоль огромного коридора, когда она остановил меня:

– Вообще-то кому-то, – чеканя каждое слово, произнес он, – было жутко плохо несколько минут назад, – и, схватив меня за запястье, остановил меня.

– Вообще-то это не твое дело, – глядя ему в глаза, проговорила я, – я в порядке.

– Ты уверена? – с насмешкой спросил он.

– А что, незаметно?

– Нуу, – протянул он, осматривая меня с головы до ног, – нет.

– Это с непривычки.

Я отвернулась и, высвободившись из цепкого замка его рук, направилась прямо по коридору, поправляя сбившееся на бок хлопковое платье, что путалось в коленях. Пока удалялась, я чувствовала на себе его пристальный взгляд и не могла понять свои ощущения. Поворачивая за угол, я обернулась, чтобы проверить свои догадки. Он все еще смотрел мне вслед, сохраняя спокойствие и засунув руки в карманы светло-бежевых льняных брюк…

Я обследовала коридоры, туалетные комнаты, но нигде не нашла Сару, тогда, решив не терять времени напрасно, направилась к выходу из здания, прямиком на парковку.

– Эй, что ты тут делаешь с моим скутером?! – возмутилась я так, что меня мог услышать каждый в радиусе пятидесяти метров.

– Между прочим, я помогаю тебе решить вопрос с твоим парковочным, – с интонацией оскорбленного человека произнесла она, – могла бы и спасибо сказать, вместо того чтобы кричать.

– Да кто тебя вообще просил это делать? Тебе не говорили, что нельзя трогать чужие вещи?

– Нет, не говорили, – спокойным тоном непричастного к делу человека произнесла она.

– О Боже! Да ты чудовище! Как ты смогла снять защиту?!

Она ходила взад-вперед, как будто ожидая по хвалы.

– Держи, – протянула она мне какой-то вкладыш, широко расплываясь в улыбке, – я Сара.

На моем лице появилось настороженность, а внутри громко прогремел звонок, говорящий: «что-то тут не чисто, беги отсюда, беги!»

– Гм, Сара, – помедлила я подбирая слова, – я тронута до глубины души, но… – отходя от нее на полшага, – только я не специализируюсь по женскому полу.

Она громко рассмеялась, согнувшись и присев.

– Что… я что-то не так сказала? – смущенно осведомилась я.

– Пожалуйста, возьми его, это талон на парковку, а не способ тебя склеить. И как ты вообще подумать такое могла? – она протянула руку.

– Как ты его достала, еще и на мое имя?! – моему удивлению не было предела.

Она встала с земли, отряхивая белые джинсы от пыли.

– Я видела, как ты пару дней назад сцепилась с преподавателем, – помедлила она, рассматривая меня с головы до ног, – не думаю, что она была права на этот счет, для них есть специально отведенные места, а мы просто хотим жить комфортно, насколько это только возможно. Вот я и решила, что тебе не помешает моя помощь.

Я улыбалась:

– Не знаю, что и сказать, – разведя руками в недоумении, промолвила я.

– Скромного спасибо будет вполне достаточно.

– Но почему ты это сделала? – поинтересовалась я.

Она поджала губы, отводя взгляд в сторону, и спустя мгновение ответила:

– А разве все должно быть почему-то? Захотела – вот и сделала, – веселым тоном прозвучал ее голос.

Я пожала плечами и, глядя на палящее солнце, поняла, что иногда для того, чтобы сделать что-либо для другого человека, не нужно находить причины и особые обстоятельства, можно просто позаботиться о человеке, не ожидая взамен выгоды или похвалы, просто сделать это.