Читать книгу Я шестая - Галина Трашина - Страница 12

Зубы постукивали, а шея и плечи уже пропитывались теплом. Оно явно исходило от рук Рыжухи. Горячие пальцы перебирали мокрые волосы. Роза попыталась узнать, как это у той получается. Изловчившись, увидела огненно-рыжую шевелюру и залюбовалась.

Причёска Рыжухи состояла из туго заплетённой косы, уложенной венцом. Отдельные волоски торчали подобно начищенной медной проволоке, поблескивая очаровательным ореолом. Имей Кремовая Роза более мелкие черты лица, сошла бы за красавицу. Но Силы Рождения поскупились на красоту, одарив помимо крупных веснушек широким носом, лишив тем самым обаяния, вживив в смолянисто-чёрные навыкат глаза едко-пронизывающий блеск озлобленности. Пухлые алые губы, будто всегда накрашенные, кривились в ухмылке, показывая удивительной белизны зубы.

«Интересно, она маскируется под злюку или впрямь ненавидит мир?» Терялась в догадках Роза. Если бы пригляделась, то заметила, что плечи Рыжухи испуганно вздрагивали, а руки вечно что-то нервно теребили.

Нет на свете существ, обделённых полностью. Создатель обязательно чем-то утешит.

Вот и Кремовая Роза владела завидной силой и ловкостью. В свои тридцать шесть дала бы фору любому мужчине, рискнувшему вступить в поединок. К тому же Рыжуха искренне верила: удача всегда рядом, пока человек топчет землю.

Вскоре сладкая нега целиком завладела телом и разумом, навевая на Розу сон.

«Спать… спать… спать», – будто кто нашёптывал, она не удержалась и задремала.

Погрузившись в волшебную дрёму, чувствовала в шевелении волос игру южного ветерка. Слух ублажало мерное тиканье настенных часов. Она облачена в шёлковую, оранжевую рубашку. И будто – дома, в полдень, лежит на диване у открытого окна. Повсюду дурманящий аромат сирени. Главное, некуда спешить. Ничто не волнует. Она счастлива…

Кто-то из женщин громко чихнул. Глаза распахнулись сами, спугнув навеянное сновидение, беспощадно обнажив унылую реальность. Незамедлительно возникло старое любопытство. Роза потрогала волосы. Рыжуха легонько стукнула по пальцам.

– Заёрзала. Значит – баста. То перекалишься, – сказала она, набрав полные горсти волос, рассыпала по подушке.

Наблюдая за каштановым переливом, тяжело вздохнула и опустилась на пол. Роза поспешила осмотреться, питая надежду на разгадку волшебного тепла. Откровенный взгляд пришёлся той не по вкусу: тёмные зрачки блеснули, будто фыркнули. Роза спросила:

– Как вам удалось высушить волосы?

– Кверху каком! – резанула та.

– Вообще, я собиралась поблагодарить вас…

– Так говоришь, или… – перебила Рыжуха.

Роза покраснела.

– Говорит-говорит. Успокойся, – вступилась Климактеричка.

Рыжуху ответ не устроил. Глаза по-прежнему блестели густой смолью. Роза взяла прядь волос, понюхала кончик и сказала:

– Спасибо, вы волшебница. У меня слов нет для признательности. Вы, спасли меня от простуды, может больше…

– Да чё там! Прямо спасла… дрыхни дальше, – Рыжуха наклонилась и шепнула: – а ты красивая.

– Спасибо, – так же тихо ответила Роза.

Повеселевшая Рыжуха поправила на ней одеяло.

– Аркан мечешь?! – оскалилась Толстуха.

– Отвянь, – парировала Рыжуха.

– Вой-бой… Берлинская стена. Ей спасибо – она дойки на передовую! Недаром они по пуду – работать не буду!

– Нарываешься, зараза! – сверкнула глазищами Рыжуха.

К удивлению Розы, Поганка примолкла.

Роза лежала, ощущая напряжение. «Поистине, в каждом положении свои за и против: в горшке съедало одиночество, тут добьёт общество», – ворчали бессмертные мысли. Чтобы унять нарастающее недовольство, вспомнила глаза Рыжухи в момент благодарности, то, как в них появился влажный глянец. «Неужели ей никто не говорил добрых слов? Что удивительного, если взять во внимание отношения между сокамерницами». Размышления оборвались возникшей суматохой.

Женщины суетились возле стола, кроме Толстухи, сопевшей над раковиной, заканчивавшей стирку.

«Наверно, обед. Так не хочется постель покидать». Роза неохотно спрыгнула вниз, пригладила распушенные волосы, жалея, что нет ленточки.

– Платок в загашнике. И падай, твоя седушка, – распорядилась Толстуха, потянув за рукав.

Роза нашла в кармане платья белый ситцевый платок.

– Почему должна сидеть, где велишь? – возмутилась она, желая сесть на край лавки.

– По кочану? Падай и всё… И вообще… чёй-то… всем вы, мне так… ты?

Роза вознамерилась ответить, но открылась дверь, пришлось смириться, оказавшись между Климактеричкой и Чайником.

…Вошла, точно вкатилась женщина в арестантской одежде, поражая скользящей походкой. Роза приподнялась убедиться, нет ли у той чего на ногах. Заключённая стукнула по столу кастрюлей, стараясь вежливо улыбаться, но лицо напоминало трагичную маску. «Ну и уродиха», – возникла у Розы оценка сама по себе.

– Ой, подсадочка! Шустро кималька ковырялку получила. Фартит вам! – загнусавила вошедшая.

Роза невольно взглянула на проваленный нос незнакомки.

– Не в жилу, да? – спросила та, уловив на себе взгляд.

Роза промолчала.

– Афедрончик жидковат, а буферочки в теме! – выпалила хамка, уставившись на Розину грудь.

Находись Роза с краю, та задрала бы кофту, а так, изловчившись, хлопнула ладошкой по верхней части ягодицы. Затем бесцеремонно ухватилась за груди, больно сжимая. Роза оценила настойчивость Поганки, то бы, не думая о последствиях, вцепилась в оскорбительницу.

– Ой-ё-ё… – усмехалась хамка, не разжимая хватки.

Чувствуя сдержанное негодование Розы, отошла, продолжая провоцировать, наклоняясь то слева, то справа. В какой-то момент подпрыгнула, поймав цепко за подбородок, повернула лицо Розы к себе.

Роза сжала зубы.

– Хорош хохмить, – послышался голос Золотки.

Роза, не моргая, смотрела в глаза нахалки. Та, многозначительно цокнув языком, откатилась. Роза поправила на голове платок, ожидая реакции соседок, хотя бы Поганки. Но довлело возбуждающее безмолвие…

На стол водрузили горячий чайник. Роза поняла: «сервировка» закончена.

– Забей, коблыха, и шнуруй боты, не про тебя паночка! – не без удовольствия услышала она долгожданный голос Поганки.

– Заглохни, то мигом стукану о помывочке в камере, – огрызнулась та.

Брошенный Золоткой короткий взгляд, сиреневым магическим блеском заставил особу покинуть помещение.

Не успели женщины взять ложки, вновь отворилась дверь.

– Это… кого нечистая принесла? Никак стерва успела звякнуть, – вырвалось у Климактерички опасение.

– К стене!!! – оглушил окрик.

Появились три надзирательницы Чугунная Баба и та, что привела Розу, за ними молоденькая лейтенант с начищенными звёздочками на погонах.

– Ой! Кума некрещёная! – взвизгнула Поганка.

– Разговоры!!! – рявкнула та, что привела Розу.

– Начинайте, – вяло приказала лейтенант, заметив жующую Рыжуху, брезгливо поморщилась.

Зоркий взгляд Поганки ничего не упустил. Светло-голубые глаза потемнели, неотступно следя за ногами лейтенанта. «Ноги ей зачем?» – удивилась Роза.

– Пресвятая Богородица, опять шмон. На днях рыскали, – бубнила Климактеричка.

– Цыц! – оборвала Чугунная Баба.

Та, что привела Розу, приглядываясь сквозь толстые линзы очков, взялась переворачивать постели. Вскоре порядок камеры поглотился усердием смотрительниц.

Роза взирала на голые сетки кроватей, разбросанные вещи, полагая, пребывание в одиночке спокойней. Из задумчивости вывела Чайник, давая знать толчком в бок, что на неё смотрят.

– Блатная, или как? – обожгли слова лейтенанта.

– Кто поймёт? Сама знаешь, измельчала нынче братва, – процедила Чугунная Баба.

– Не скажи, – умничала та, что привела Розу, – вот, например, экземпляр, – она остановила взгляд на Поганке, а покосившись на Розу, добавила: – Эта… так… вообще, туши свет…

– Точно, припоминаю… фруктик тот! Извините, у вас цветочки! – иронизировала лейтенант.

– Теперь кто-то взвоет! – скривилась в усмешке Чугунная Баба, оглядев с ног до головы Поганку.

Толстуха не могла пропустить мимо ушей откровение о новенькой, и незаметно для себя отодвинулась от Розы. Лейтенант громко рассмеялась. Поганка, не сразу сообразила что произошло, закрутила головой, выпучив глаза.

– Правильно, кому-кому, тебе больше всех нюх держать по ветру надо, – поддела Поганку смотрительница, что привела Розу, – первую замочит за гадливость. Так что спи с открытыми зенками и мочись сквозь труселя. Вон глазищи со страху вишней созрели.

Толстуха побледнела…

– Ууу… струхнула, гагара. Факт, струхнула, – перекроила лейтенант разговор, – смотрите, сущая гагара! Впрочем, что ждать от блондинки.

Последняя фраза извела терпение Поганки. Она сжалась, превратившись почти в подростка, подобно тугой пружине, выпрямилась и, заворожив присутствующих движением, закатилась под кровать.

Лейтенанту в какой-то момент показалось, к её сапогу прикоснулись. Она не поняла, как это возможно, но отошла к двери, делая вид, что равнодушно взирает на пятки Толстухи разрисованные трещинами, торчавшие из-под кровати.

Секунду – другую атмосферой владело замешательство. Поганка сопела, но вылезать не намеревалась. Первой опомнилась та, что привела Розу: со звуком присасывания слюны, нацелилась к выходу. Другие – последовали за ней.

Женщины отправились к столу. Роза испугалась, что с Толстухой могло произойти несчастье. Она бросилась на выручку и отпрянула от внезапного выкрика.

– Ха! – выдала та, выкрутив акробатический трюк, вскочила на ноги, усевшись за стол, громко чем-то звякнула.

– Только гляньте! – взвизгнула Рыжуха. – Ну, спец! Так спец.

– Спорим, слямзю что хошь? – заявила Поганка, поворачиваясь к изумлённой Розе.

– Понесло – по кочкам и колдобинам, – пробасила Чайник, отодвигая руку Толстухи на край стола.

– Не катай мандарины, хавай мюсики! – с безграничным самохвальством Толстуха вскрыла блестящую круглую баночку, предлагая Розе.

– Причём мандарины? – спросила Роза.

От сарказма Толстухи, спасла Рыжуха. Та поинтересовалась, куда удачливая воровка денет банку, если заново нагрянет проверка. На что та многозначительно закатила глаза, напустив на себя царственный вид, отчеканила:

– Сдачей сдам! Шас лопайте, без базару…

– Спасибо, уважила. Сдаётся мне, голуба, тут дело не в конфетах. Вам, мадам, не по вкусу новое погоняло. Как, девочки, возьмём на вооружение? – рассмеялась Золотка.

– Кажется, крестись! – в глазах Поганки мелькнул неподдельный испуг. – Сами вы гагары общипаные…

Тут она смекнула, кого собралась оспорить и расправила нахмуренные брови.

– Вот и хорошо, есть давайте. Остыло всё. На то, что любительница десерта вернётся, не рассчитывай. Вряд ли, захочет доставить вам, мамзель, местного разлива, удовольствие, – пояснила Золотка и скрестила на груди руки.

Женщины вторили, шепча что-то. Закончив на Розин взгляд странный обряд, Золотка велела Рыжухе, что бы к ужину новенькая не сидела с запечатанным ртом. Кремовая Роза обнажила в улыбке ряд жемчужных зубов.

За обедом Роза размышляла о событиях за коротких два часа. Показалось, что миновало полдня. Чувствовалась усталость, обильная порция, съеденная за компанию, побуждала вернуться на кровать. Ещё Роза пробовала отвлечься от трофея Поганки.

Пока обедали, баночка находилась за пределом внимания, теперь лезла в глаза. Подкатывала слюна, заполняя рот. Борясь с соблазном, Роза опасалась, что остальные догадываются, как сильно приманивают лимонные леденцы.

Баночка сиротливо ждала смелой руки.

Женщины почему-то медлили…

– Греби цацки! – наконец обратилась к ней Толстуха.

– Чё, клинья точишь? – припомнила обиду Рыжуха.

– Не слушай, бери. От души даёт, хоть и вредная, – сказала Чайник и первая взяла несколько штук.

– Как же, от души! Она у неё есть? – надула щёки Рыжуха.

Роза замешкалась…

Климактеричка ввернула, что у змеюк подобного не водится. Поганка приготовилась к прыжку. Роза решила поблагодарить за угощение, а конфет не брать. Неожиданно для себя разразилась недовольством:

– Женщины, вы бы с переводом говорили, что ли… Я не понимаю вас. Мне хочется подружиться. Вот сейчас Чай… – Роза осеклась на полуслове.

Не решилась назвать Чёрную Розу Чайником. Закрыв лицо платком, выскочила из-за стола, залезла на кровать и уткнулась в подушку. Все промолчали, кроме Поганки.

– Нуу… – затянула она.

– Загну! – рубанула Золотка. – Покуражились и хватит! Признаться, сама не замечала, как выражаемся. Привыкла к тюремному пустословию.

– Забей! Тут финт не катит! Базарить по-цивиле? Ни в жизь! Озверели! Она – пуп Земли? Закрутились как на хре… – Толстуха прикусила язык и поморщилась, поймав взгляд Золотки.

– Договаривай, – предложила она.

Поганка сунула в рот горсть конфет.

Надо было видеть, как раздулись у бедняги щёки, а челюсти с трудом проворачивались. Жевать остатками зубов не удавалось. Толстуха била в челюсть сухеньким кулачком, как бы размалывая неосмотрительно взятые сладости.

– Значит, следим за языком. Ты, смотри у меня… паяц доморощенных подмостков, – Золотка остановила взгляд на усердно жующей сокамернице.

Толстуха, корчась под пронзающим прицелом, проглотила леденцы одним движением, да так, что худое горло выказало их прохождение. От резкой боли несчастная ухватилась двумя руками за шею и с навернувшимися слезами бросилась к раковине.

– Кайфуйте… – прохрипела она, уже заваливаясь на кровать.

Роза покосилась на Толстуху, сочувствуя, ведь самой не по себе даже от мимолётного взгляда Золотки. «Только не страх, иначе – горе. Наверно, всему виной редкий цвет глаз. Нет… откуда мне знать, что он редкий? Может она зло? Какое зло», – откинула Роза опасение. Ей вновь хотелось оставаться безучастной. Золотка, словно поняла, о чём Роза думает, поднялась, взяла баночку и направилась к ней.

– Поможем труженице одолеть радость, то умрёт от несварения.

Шутка послужила допуском: баночка вмиг показала дно, Толстуха сияла, глядя на женщин. Убрав со стола посуду, Розу отправили спать. Сами расположились на полу, скрестив ноги. «Придётся мириться с чудаковатыми порядками. Наверно, много я забыла», – рассудила Роза.

Спать расхотелось…

Она лежала, изучая потолок, жалея, нельзя подойти к окну. Боялась заскрипеть пружинами и помешать сокамерницам, решив, те сосредоточенно размышляют.

И надеялась в дальнейшем проникнуть в их тайны, а пока развлекалась собственными мыслями: «Занятная штука жизнь… Взять меня… недавно хотела бежать, сейчас всё устраивает. Оказывается, тут есть интересное: чем, они занимаются?»

Наблюдая за женщинами, вспомнила момент сушки волос, в довесок привязался вопрос о горячей воде при купании. Странности вызывали тревогу, навязывая мысли об опасности. Роза потёрла грудь, как всегда это делала, прогоняя неприятные ощущения. И решила, если жива… с её-то прошлым… то чего бояться.

Признав – благо за счастье, уснула под ровное женское дыхание. Будут ли они подругами, не знала, но хотелось в это верить. Значит, есть смысл ждать будущего, и вообще… она сыта, нежится в сухой тёплой постели, что ещё надо.