Читать книгу Я шестая - Галина Трашина - Страница 13

Глава 12

Оглавление

Роза втянулась в распорядок коллективной жизни, испытывая по-прежнему одиночество. Прожитый период делился на утомительную дневную скуку и ночную пустоту. Она придерживалась старой стратегии, оценив прелесть одиночной камеры, где создавалась благодатная иллюзия неподвижности. Розарий, невзирая на замкнутое помещение, возбуждал нескончаемым движением.


Со слов Золотки Роза осознала, движение присуще всему, только кто-то живёт в ритме с ним, другим суждено вечно – догонять, есть баловни судьбы, им дано опережать его во времени. Для неудачников нет ничего хуже движения, оно давит непостоянством.


Золотка говорила, что у движения много свойств, одно из них – оно не умеет ждать. «Куда им спешить?» – усмехалась Роза. Чем больше наблюдала за женщинами, тем сильнее хотелось узнать, чем они занимаются. Загруженность сокамерниц и её праздность образовывали грань. Грань подчёркивала выпадение из общей колеи, плюс – осечка с памятью. Однообразные будни превращались в обузу. Роза надеялась застопорить бессодержательность. И натолкнулась на следующее открытие: попутчиком движения становится тот, кем управляет цель.

Ею же пока руководила некая сила, скрадывающая бессонные ночи, позволяя тоске добивать сердце. Сила дарила минуты полной защищенности. Роза представляла, как идёт по коридору к последнему рубежу Замка Цветов. Момент грёз улетучивался, и, наваливалась безысходность.


Роза искала занятие, дежурила за всех по камере, подолгу всматривалась у окна в небо, считая проплывающие облака. Ощущение пространства пугало и тешило взгляд. Она разглядывала стену напротив, заросшую диким виноградом, представляя за листвой окно. А языки изумрудного зла беспощадно зализали его. Она сочувствовала тем, кто томился за мнимым стеклом с решёткой, и радовалась, островку скрытого мира.

Когда лил дождь, ветер срывал листву, унося в неведомую даль, хотелось, чтобы призрачная стена обнажилась. Но насыщенная влагой зелень слипалась, темнела, точно злилась, и упрямо оставалась на месте. Роза прикрывала глаза и прислушивалась… создавалось впечатление, что мир заснул под убаюкивание капель. Сознание, вроде покидало женскую сущность, уносясь в заоблачную высоту. Когда возвращалось, приносило запах размокших трав, земли и чего-то болезненного, проникающего в середину сердца.


…В одну из пятниц подошло дежурство на тюремной кухне. Роза надеялась выберут её. Отправили Поганку. Та сразу напустила сосредоточенный вид, удивляя желанием работать. Отсутствие сокамерницы позволило прочувствовать, насколько дух Поганки засел в сознании. Толстуха находилась далеко, а писклявый голос, словно пронизывал стены и резал слух. Роза потирала уши, желая прогнать наваждение, казалось, другие чувствуют то же самое: женщины чаще обычного поглядывали на дверь, прислушиваясь к шуму в коридоре.


Виновница волнения вернулась после ужина и улеглась спать. Сокамерницы ходили на цыпочках, оберегая сон «труженицы». По суждению Розы, не нашлось бы в мире силы разбудить худенькую женщину, издававшую гул батальона храпунов. Воздух камеры содрогался от нечленораздельных звучаний и злил. Розе хотелось схватить подушку, придушить храпушу. Смущало то, как сверлящий зрачок подолгу что-то высматривал через волчок – круглое отверстие в двери.

Роза не выдержала и поинтересовалась у Климактерички:

– Что происходит?

– Отстань.

– Подумаешь! – огрызнулась Роза.


…Разбудил приглушенный смех. За окном светало. Приподнявшись, Роза протёрла глаза, осознавая, сигнал подъёма не прозвучал. Что женщины не спали, не удивляло. Они нередко медитировали по ночам, так называли молчаливое просиживание. Сейчас – перешептывались, толпясь у стола. Любопытство проснулось быстрей рассудка. Приглядевшись, Роза увидела, как Чайник сматывает с живота Поганки тонкий чулок. Рыжуха быстро подставила миску, куда посыпались белые хрусталики.

– Зырте, зырте, – шептала она.

– Тише, половину тюрьмы перебудишь, тронутая, – прицыкнула Климактеричка.

– Отвянь, – отмахнулась та.

– Муштруйся, пока спец в деле! – восхитилась собой Толстуха.

– Вот и все дома, – отреагировала Золотка, погладив Толстуху по худенькому хребту.

Та выгнулась кошкой и почти замурлыкала.


Роза не отрывала взгляда от миски с сахаром. Кристаллики нестерпимо приманивали. Выглядели необычно крупными и особо убелёнными. Хотелось, как в детстве обмакнуть в них палец, предвкушая сладкий вкус… облизать. «Проклятое искушение! Так и подмывает», – злилась Роза, желая выругаться вслух.

Но подалась к раковине, пополоскала рот, брызнув на лицо воды, посмотрела в окно. Розово-фиолетовая полоска неба не понравилась. «Ветер будет. Да и сигнал на подъём вот-вот заявит об очередном мучении. Если бы кто знал, как он опостылел!» Грубый перезвон попал в такт мыслям. Роза решила заправить кровать и услышала скрежет, точно женщины вскрыли каменную плиту пола.

Канитель стихла вовремя.

На пороге возникла заспанная смотрительница. Роза перевела взгляд на соседок. Те потягивались, словно только скинули с себя одеяла.

«Лгуньи. Какие… лгуньи» – ворчали Розины мысли, приветствуя смутное настроение. Смотрительница бегло осмотрела камеру, подозрительно прищурилась на Поганку и захлопнула дверь. Толстуха скрутила кукиш, окрестив спину надзирательницы.


День потянулся в утомительном режиме: одолевали раздражение и мучительное предчувствие. Роза не собиралась искать причину, пытаясь не испортить настроение другим, догадываясь, её хмурый вид давно заметили. Но, ничего не происходило, помалкивала и Толстуха. В какой-то момент Роза засомневалась – случилось ли что утром…


К вечеру изнеможение валило с ног. Добравшись до постели, моментально отключилась: сенсоры почти ухватили светлое, чистое сновидение.

Благодать сна нарушило холодное прикосновение к мочке.

– Э, шестая, что до шконки и коньки на дрыхало, – пробивался через сон сарказм.

Роза лениво посмотрела сквозь ресницы, чувствуя, меньше всего нужны проблемы. Толстуха, сунула влажные руки под одеяло, вцепившись в живот.

– Это слишком! – сорвалась Роза и оттолкнула нахалку.

Поганка не удержалась, завалившись на пустую кровать, недовольно пробурчала:

– Тормошите дербалызнутую сами.

«Придётся встать, достанут». Тяжело вздыхая, Роза поплелась к столу, грустя о былом, когда спала сутками, никто не вытаскивал из пригретого покоя. «Мало им дня, ночи прихватывают», – соглашалось сознание с бунтующими чувствами.

– Соня, не проморгай рай, – шепнула Чайник.

Роза удивленно вскинула ресницы.

– Разве Новый Год, или другая нужда – по ночам не спать? – спросила она, потягиваясь. По усмешке Поганки поняла, лучше бы продолжала слушать негодующие мысли.

Видя подтянутых женщин, испытала неловкость и пригладила волосы.

– Скажите, что надо… или разыграть собрались? Вперёд… Я – спать.

– Милая, не серчай, присядь, – заговорила Золотка, – жаль за окном начало августа. Хотя… в твоём случае, возможно, настал момент надлежащего рождения: возрождение истинной тебя. Скажи, кто из людей в курсе своего будущего? Никто. Что если сегодня открыт потенциальный сезон перемен. Могу догадываться, что пережила в одиночке и как сложно привыкаешь к нам. Но не будем о былом… нацелимся в грядущее. Согласна, позади капля страдания. Никто не ведает сколько впереди, будет ли следовать по пятам дальше… Наверно да! Пока не отважишься поиграть с судьбой.


Роза пыталась уловить смысл слов, но привязалась суета рук. Взгляд бестолково заметался по камере. Мысли путались в вопросах: «День рождения… мой день рождения? – стучало в висках: – Откуда они знают?» Спросить о чём-нибудь не решалась. Ошеломляющий факт распирал. Пальцы непроизвольно ухватили край ткани. «Что это?».


Наконец удалось сосредоточить внимание: «Простыня! О! Еда». Роза уловила незнакомый запах, это был не дымок от свечи.«Вот почему в камере угрюмей обычного», – поняла она и заметила, надоевшая лампочка чернела мёртвым пятном. В глаза бросился утренний сахар. Рядом лежало несколько кусочков белого хлеба, в миске что-то виднелось на дне, источая лакомый дух. Не выдержав, поднесла посудину к носу. «Тушёнка! Откуда?» Хотелось спросить, но внимание переметнулось на кружку, заполненную наполовину. «Вино? Точно, пахнет им!» Роза надумала немедленно пригубить, ну…хотя бы смочить кончик языка, и не решилась. «Вечно чего-то боюсь. Кстати! Я вспомнила вкус тушёного мяса и вина. Это хорошо». Отбросив опасения, отпила, как бы убеждаясь в воспоминаниях.

– Ура! Размочено! – подхватила порыв Толстуха и потянулась за своей кружкой.

Золотка перехватила худую руку.

– Ладно Роза, но ты… вначале объясни, откуда вино, по какому поводу гульнуть намериваешься.

– Не вопрос! – обрадовалась Поганка.

Не сводя взгляда с кружки, пояснила, что вино передала врач в честь именин. Роза начинала верить в настоящий день рождения.

– Коль обговорили, так к делу, – пробасила Чайник.


Предложение осталось без внимания: женщины притихли, как бы погрузившись в воспоминания. Климактеричка унеслась мыслями в ведомое ей пространство. Рыжуха загадочно созерцала потолок. «Наверно, вспоминает свою «днюху», как выразилась бы Толстуха, а я… всё забыла». Вздохнула Роза чувствуя, женская тоска перекинулась на неё. Одну Толстуху терзало нетерпение, живущее во взгляде, прикованном к кружке.

Ложное хладнокровие Золотки Роза научилась распознавать. Была уверена, мозг удивительной женщины не знал отдыха. Порой чудилось, она только и делает, что за всеми подсматривает и подслушивает. Невольно приходилось контролировать мысли, желая выведать, что на уме у самой Золотки.

– Заскучали, девочки, забыли зачем собрались. Пора нам…

– Выпить! – дополнила Поганка Золотку.

– Можно и это…

Женщины встрепенулись… ожили… Свеча и та загорелась ярче. Золотка продолжала:

– Розочка, мы приготовили подарок. Возможно, он смутит тебя. Но надеемся, примешь. Извини, что долго присматривались. Как говорится: «Лучше поздно, чем никогда!» Приглашаем, дорогая, в наш клуб, скажем так. Да пребудет с тобой Беян, * а путь Бабизма* наградит озарением! Мы обучим тебя мастерству, которым владеем сами. Кто знает, вдруг твои возможности окажутся выше наших. Недаром истина гласит, что ищущая душа – загадка для наставника. Пусть отношения между нами в бренном мире теней измеряются параметрами начинающих учеников. Мы от всей души рвёмся к свету. Торопиться необходимо: ибо мы транзитники во всех мирах… везде следует остерегаться искушения. При других обстоятельствах можно подумать. В нашем положении решение определяет миг. И вообще, жить надо радикально!

Розочка, знай, мы не случайно встречаемся на перевалочной базе под названием Земля. Предлагаю больше приносить пользы, не омрачать будущего обидами. Разучились люди помогать друг другу. Разучились…

Сделаем так, чтобы наш опыт содержал духовный навык. Им облегчим вечные поиски своего «Я» в скитаниях по мирам. Роза, ты очутилась перед неизбежным выбором.

Пусть он свершится сейчас, пока мы рядом. Тебе необходимо довериться, начать жизнь с чистого листа. Любое действие приводит к результату, требующему нового решения. Всегда можно исправить ошибку. Главное, не тонуть в прошлом. Господь знает, что делает: сегодня отнял – завтра обязательно наградит! Задача человека из мига создать будущее, зачастую так и получается. Умение извлечь выгоду из всего – особый дар. Им надо пользоваться. Не следует огорчаться, если прошлое превратилось в испытание. Виной всему неопытность человеческого разума.

Отпустив сожаления и воспоминания, легко смотреть в будущее. Согласна, перемена стучится болью. Приняв её, не придётся жить по поговорке: «Битие определяет сознание». Понимаешь, Розочка, прошлое всегда призрачно, будущее прозрачно. Надо пользоваться моментом, только он реален. Отсюда не искать объяснение. Оно приходит само, когда наш рассудок готов к восприятию. Следует усвоить: Свету невыгодно хранить тайны, он наш союзник. Господу незачем разорять время играми в прятки, при людском-то скудоумии.

Доверять своим ощущениям невредно! Извини, за длинную, непонятную речь. Придётся тебе пойти вслепую. Наш навык будет твоим, как уже говорила. Будь ненасытна к знанию и разумна в желаниях. Об этом хорошо сказала Климактеричка, – Золотка попросила ту продолжать разговор.


Роза хлопала ресницами, не ухватив из сказанного сути, будто Золотка намеренно говорила быстро и непонятно. Она надеялась, Климактеричка пояснит происходящее. Голос Красной Розы зазвучал мелодично и напевно:

– Желание – к делу ключик.

Упорство – двигатель желаний.

Вера – сила к торжеству.

С ней нигде не пропадёшь,

в сетях потерь не заплутаешь,

от искушения и страха убежишь.

Но будь осторожен человек,

не забывай, как хрупок мир,

Люби его, родного, как себя,

И будет он тебе опорой.

Высказав мысль, Климактеричка промокнула полотенцем вспотевшее лицо.


Женщины задумались…


Роза наблюдала, как в пигменте сиреневых глаз играла отблеском свеча: сверкала, точно вобрала женское настроение. Капельки воска заспешили на дно металлической крышки, образовывая причудливые щупальца. Взгляд Розы заскользил по комнате. Женские фигуры отражались на стенах дрожащими гигантскими тенями. Отблеск свечи придавал им таинственный вид. Воздух наполнился запахом сгоревшего воска, ровным дыханием и необъяснимым ожиданием. И верилось, что уставшая от болезни женщина написала философские строчки.

Розе вспомнилось переселение в Розарий. Пережитое в Замке Цветов воспринялось вечностью, потому что не помнила ничего другого. «Надо же! Видно плохо в людях разбираюсь. Они оказывается умницы. Золотка, так вообще слов нет», – рассуждала Роза, обхватив лицо ладонями, облокотилась на крышку стола.


– Розааа, – окликнула Золотка.

– А? – вздрогнула Роза

– Говорю, мы понимаем, ты ничего о нас не знаешь. Да, и любое откровение сгорит в недоверии. Ты права, каждому из нас есть что придержать, так устроен человек…

– Тогда ничего не говорите, – ответила Роза.

– Права, Розочка, права… оно так вернее! Сердце слушать надо, детка, сердце.

Совет Климактерички вызвал ощущение дискомфорта.


Роза подумала: «Не слишком ли за меня взялись? Какое мастерство могут дать, что за клуб с диким названием? Придумали же! Ещё этот… ну… О! Беян! Учителя какого-то приплели. По-моему, их мозги хуже моих. День рождения сочинили! Впрочем что, не могу его иметь? Вот глупая, врача не расспросила. Ой… мои думки, как флюгер: недавно утверждала, они умницы. Теперь ерунду несу. Будто есть что терять. Жить не один год с ними. В конце концов, должна принять чью-нибудь сторону. Надо соглашаться. Война план покажет», – поставив будущее фишкой на кон, она сказала:

– Согласна, ход за вами.

– Это про чёс Шестая базарит? – с деловым видом влезла Поганка, подмигнув Рыжухе.

Та, не вняв намёку, виновато передёрнула плечами. Чайник поднесла каждой из подружек по кулаку. Рыжуха опустила голову, пальцы задёргали штанину. Поганка нырнула в короткое затишье.

– Губки-то скукожила, ну вылитая куриная гузка, – подшутила над Толстухой Чайник и добавила: – Ты, Роза, не тушуйся, сейчас твой час. На Поганку плюнь.

– Вот-вот, и свеча последняя, – подметила Климактеричка.

– А свет где? – осведомилась Роза.


Она испугалась, погаснет огарок и Розарий, как одиночка погрузится во тьму. Пережив в считанные секунды прежний кошмар, оценила присутствие освещения, хотя оно и утомляло по ночам. Поганка, почувствовав запах страха оживилась, разразившись вульгарным смехом.

– Слушай, тварь худосочная, надоела! – сорвалась Золотка. – Постоянно стремишься устроить балаган. Сколько времени терплю. Ты упорно гнёшь свою линию. Не верится мне, ты… и не в курсе, что гордецы, подобно глупцам, нищие не карманом, а духом. Видно, приспело покончить с «фигурой туз». Пошла вон, – Золотка наделила Толстуху укоризненным взглядом.

Та, словно обожжённая сиреневой молнией, выскочила из-за стола, но резко вернулась, осушив залпом свою кружку, метнулась на кровать.

– Цъе! – догнало короткое возражение Золотки.

Поганка, провернулась на пятках и направилась во мрак угла, уткнувшись лбом в стену, подала голос:

– Я не нищая. Между прочим, цельная миллионерша, может уже миллиардерша…

– Батюшки! До ста считать не умеешь, а такое познание в математике.

– Ничего, старая, придёт время, всем покажу, кто я!

Роза слушала, теряясь в догадках, о чём женщины спорят и что происходит?

– Девочки, зачем не спим? Точно, не ради миллионерши. Она малость глаза помозолит, зато поумнеет. Чудачка, в бесштанном возрасте не достояла. Вернёмся к планам, – попыталась разрядить обстановку Климактеричка.


Наблюдая за Толстухой, переминающейся с ноги на ногу, сопящей и ударяющейся легонько лбом о стену, Роза неожиданно поймала образ: она ребёнок, рядом соседский мальчик. Наказан и выглядит несчастным из-за её жалобы. Как наяву промелькнули детские глаза, полные слёз. Комок горечи подкатил к ярёмной ямочке. «Вечно делаю всё не так. Неужели моя жизнь построена на идиотизме, меня, что… преследуют недоразумения?» Сожаление натолкнуло на мысль об одиночной камере, где давили стены, тут – пять пар глаз, ждут чего-то, толкая к новым страданиям.

– Можно пойду спать? – прошептала Роза.

– Ууу….

– Стоп, – остановила Золотка общее недовольство, – конечно, ты вправе уйти. Мы не принуждаем, хотя старались сделать приятное, даже она, – Золотка указала кивком на Толстуху.

От смущения Роза поморщила нос.

– Как спать? – осведомилась Климактеричка. – Это ты из-за стервозы? Наа-прасно… Оглянись. Она тащится, что стену подпирает: повод есть нам досадить. Ты – спать…

– У неё мозги сплошная пена, – дополнила Чайник.

Толстуха чертыхнулась.

– Видишь? – не упустила момента Чайник.

– Есть хочу, – подала голос и Рыжуха.

Из угла послышался скрип зубов.

– Что решила? – спросила Золотка.

– Ваша взяла, – махнула рукой Роза.

–Хвала тебе, Господи! – сказали в голос женщины.

– Бери посудину, – подтолкнула Климактеричка в бок Рыжуху, – или как?

– Никак. Нечего намёки кидать. Мы давно разлюбились, хотя Поганку жаль. Жрать тоже хочет, – прогундосила Рыжуха.

– Ой, ли! – усмехнулась Золотка. – Торчать будет, пока не выйдет, как встала, – последние слова прозвучали для Поганки хуже судебного приговора.

А из темноты донеслось:

– Не дождётесь!

– Что и требовалось доказать, – вздохнула печально Золотка и подняла кружку.

Она поздравила Розу. Остальные тоже выдали пожелания из области фантастики. Изумил тост-предсказание Климактерички, о том, что Роза первая из них будет вдыхать воздух свободы.


Терпкое вино защекотало в горле, через миг уже жгло около пупка.

– Добротное винишко… пошло-то как…

– Климактеричка, ты почём знаешь? – справилась Рыжуха, будто брызнула недовольством.

– Э, детка… ты под стол хаживала. Я ж его уже пивала! – рассмеялась Красная Роза.

– Куда нам! Ты у нас торговых дел мастак, – выплеснулась Рыжуха.

– Прошу не путать с простой продавщиной…

– Ну да. Ты зам – гам – хозторгбазы, поэтому страна – в галоше, а ты на параше!

– Цыц, заместитель, – попыталась усмирить Рыжуху Чайник.

– И ты с чёрной мордой в попрёк! – взвизгнула опьяневшая Рыжуха. – Ишь, грамотеи да писаки выискались! Бабы! Бабы вы колхозные, лопочите хабалками! Изверги сущие… изверги… ненавижу вас!

– Спасибо, подруга, за правду-матку. Я не отпираюсь, в деревне народилась, хотела бы там здохнуть. Что пёрла с базы, так глупая. Но горбатила честно, – согласилась Климактеричка.

– Горбатила она! У одних выдирала, другим совала, чтобы в люди выбиться. Вот сюды с почётом и доставили, народную избранницу.

Климактеричку обдало жаром. Она выскочила из-за стола, прихватив полотенце.

– Итак, раздача кармических долгов исчерпана, пора за чаёк, – заметила Золотка и распорядилась Чайнику заняться делом.


Та быстро перевернула свою миску и водрузила знакомый чайник…


– Поехали, девочки, хотя нас маловато… думаю справимся, – предположила Золотка.

– Угу, – прогудела за всех Рыжуха, сменив неожиданно настроение, первая приблизила руки к вспотевшему от холодной воды чайнику.


Вернулась Климактеричка и сделала то же самое. Ёжась от прикосновения к металлу, Роза последовала за ними. Золотка задула свечу. Пространством завладел нелюбимый мрак. В тёмную гущу ворвался гармоничный хор женских голосов. Наплывающий издалека, он стремительно нарастал. Звуки заполняли пространство, возвращаясь внутрь женской плоти.

Таинственный мотив набрал силу и вырвался из неё, вливаясь в общую мелодию, закрутился, несясь беспрепятственно вверх. Благодатный напев завладел духом, превращая тело и сознание в одну из звучащих нот. Незнакомые вибрации пробили с ног до головы. То обдавали жаром, то холодили свежестью бриза, то завораживали невесомостью. Блаженство, неописуемое блаженство поглотило уставшую плоть. Сколько находилась Роза на вершине благодати, её не интересовало: хотелось остаться там навечно.


…Наслаждение прервалось болью в руках. Нестерпимо жгло ладони. Женские голоса по-прежнему играли чудесными переливами, хотя уже отстранённо. Перед взором открылась сказочная картина, изумление подавило боль. Эмоции смешались, пугая и удивляя. Роза припомнила, когда закрывала глаза, в камере царствовала темнота, сейчас же – освещалась розовато-оранжевым свечением. «Что это?» Возник естественный вопрос, и появилось вновь ощущение жжения. Она перевела взгляд на руки и едва не закричала. Одна половина мозга осознавала, что видят глаза, другую – забивало отрицание. Роза вновь чувствовала себя раздвоенной, и то, что жило посередине головы, скомандовало вытащить руки из огня, мерцающего вокруг чайника. Он посапывал, закипая под руками женщин.


Поражало, что у неё тоже светятся кисти. Тряся от беспокойства пальцами, заметила, пламя угасает с запястья… вскоре – исчезло вовсе. Роза перевела взгляд на женщин и обратно на чайник. Возвращаясь к своим рукам, сообразила – это не совсем огонь, скорей некое свечение. Она потрогала посудину. Обожглась. Сунула в рот палец, затем приложила ладони к щекам, дивясь прохладе. Запаниковать не дала мысль: вдруг, что видит – норма, по привычке подводит память.


Роза ждала, успокаиваясь тем, что женские лица озаряются улыбками, заметила – их руки не касались металла. Вновь потянулась к чайнику. Время шло, ничего не происходило. «Диво… так диво!» Не покидало удивление…


Пляска крышки на восходящих струйках пара воспринялась уютной домашней песенкой. На смену хаосу чувств нахлынули воспоминания из детства:

Она лет десяти и бабушка сидят на пороге между кухней и комнатой. Смотрят в открытую дверцу печи, где потрескивают горящие дрова. Отблески пламени играют в морщинах старушки, скрывая их глубину. Аромат древесной смолы кружит голову, на плите выстукивает чайник. Бабушка нежно гладит ей волосы, тихо напевая в такт стучащей крышке. Их распев сливается в единый мотив и убаюкивает: Роза из детства засыпает, уткнувшись в бабушкины колени.


Видение исчезло неожиданно, как и появилось. Роза подумала: «Зачем люди взрослеют». Навеянная грусть прогнала из памяти приятные ощущения, и клонило ко сну.


Женское пение плавно смолкало, точно прощалось с чайником и с ней. Вначале Роза заподозрила, что чудная картина мерещится, разве мыслимо наблюдать за голосами? Но отрицать диво не решалась. Она не отводила взгляда от формирующихся энергетических жил: извиваясь в многоцветной гамме спиралевидными движениями, втягивались женскими животами, пропадая постепенно в области солнечного сплетения. Последний луч ярко-золотой скрылся под платьем Золотки. Розе на мгновение показалось, что из камеры исчезла жизнь. Может и во всем мире её не стало. Только она, единственное живое существо в бездыханной вечности, наблюдает губительное световое явление.

Я шестая

Подняться наверх