Читать книгу Смерть-остров - Галия Мавлютова - Страница 2

Широкая старинная баржа медленно и тяжело шла вниз по Оби, на север. Впереди мельтешил юркий катерок, пытаясь разогнать баржу, но металлическая вода на глазах обрастала глыбами льда. Острые льдины глухо царапали деревянную обшивку баржи, угрожая разнести старое дерево на мелкие кусочки.

– До завтре не дотерпим, шуга пошла, похолодало, по вёснам так бывает, – пробурчал рыжий конвоир в суконной шинели, судорожно подергивая плечом. За его спиной болталось ружьё – длинное, бесполезное – старое, но конвоир не спешил расставаться с ним. С ружьем было спокойнее.

– Как ба дерево не раздергало, – посетовал его товарищ, с белесым и рыхлым лицом, основательно изрытым оспинами. На нем была такая же шинель, как у товарища, и точно такое же ружье за плечом.

По бокам баржи сидели изнуренные люди, обмотанные тряпьем и ветхими обносками. Они молчали, словно заледенели. Откуда-то снизу раздавался глухой вой. Он поднимался прямо к небу, туда, где в серой и мрачной пучине алели узкие полоски уходящего на зимний покой солнца. Иногда казалось, что солнце прощается с миром навсегда. Его больше не будет. И никого не будет. Ни мира, ни солнца…

– Чо воют-то, чо воют? – заскулил первый конвоир, не выдержав надрывного воя.

– А там рябетенок народился и сдох, – скупо пояснил второй, сопя и прилаживая к ремню алюминиевый чайник, обгоревший на частых кострах до угольной черноты.

– Мальчонка, что ль? – поинтересовался рыжий конвоир.

– Та не, девка, – небрежно отмахнулся второй, вздохнув с облегчением. Он уже приладил к поясу чайник и обдернул ремень, собрав сзади шинель широкими складками.

– Так чо делать-то будем? – спросил рыжий, недовольно морщась и оглядываясь на уходящую развилку реки. Они уходили в суровую непогоду, туда, где вечные льды и туман, а там, за развилкой, осталась нормальная жизнь.

– Та вон на дрова покладем и дальше пойдем, а то не успеть нам до вечера. Свистни на катер, пусть встанут маленько, – сказал белесый и, опустившись на колени, сунул голову вниз, в провал, откуда доносился пронзительный людской вой. – Ты подай девку-то, подай сюда.

Вой на миг затих, из провала показалась дрожащая рука с грязным свертком. Конвойный взял сверток и свистнул. Катер дал гудок, а баржа долго скрипела, приостанавливая ход у самой кромки берега.

– Долго не могу стоять, – заорал рулевой, высунувшись из кабины, – а то застрянем тут на неделю.

– Не надоть, – отмахнулся конвойный и, размахнувшись, ловко швырнул сверток на дрова, заготовленные местными остяками. В дровах тряпье развалилось, сверток раскрылся, из него показалось мертвое тельце новорождённой девочки. Она жадно смотрела застывшими глазами в небо, словно хотела вобрать в себя ускользающую алую полоску скупого северного солнца. И вдруг все вокруг завыло, небо потемнело, в один миг став черным, как обгоревший чайник, разом исчезли кровавые полоски уходящего на зимний покой солнца. И только одна, самая узкая, почти незримая, на мгновение задержалась в широко открытых застывших глазах младенца. Выли люди на барже, выла начавшаяся неожиданно пурга, выла голодная волчица, одиноко сидевшая на высоком берегу Оби. И кто из них больше тосковал – неизвестно. Волчицу привёл запах человеческой крови, ведь людей везли на верную смерть. На поселение. В документах их называли переселенцами. Они сидели внутри и снаружи, уже зная, чем закончится для них это долгое и страшное путешествие. И только конвоирам было весело. Они жгли костер на корме баржи, грея замерзшие руки.

– А волк-то на мясо пришел, – грубо пошутил первый конвоир.

– А чо ему? Жрать-то больше нечего, только падаль где подберет, – хрипло хохотнул второй и подбросил в огонь немного сухих прутьев. По инструкции большой огонь на барже ночью жечь запрещалось.

Воющая баржа плавно качнулась и медленно повернула к излучине реки. Конвоирам на миг стало жутко. Они сгрудились у костра, словно пытались найти у огня защиты. А страшный вой медленно полз по реке, пеленой расстилался в черном небе, оставляя мертвый след на голых деревьях и мерзлой земле.

…Иногда люди не умирают. Они прячутся в природе. А потом смотрят на нас и помогают нам жить.