Читать книгу Призрак Оперы - Гастон Леру - Страница 6
Глава IV
ОглавлениеАрман Моншармен написал столь объемистые мемуары, что мы вправе задаться вопросом: оставалось ли у него хоть какое-то время заниматься делами Оперы, а не только рассказывать, что там происходит? Г-н Моншармен не знал ни одной ноты, зато был на «ты» с министром образования и изящных искусств, немного занимался бульварной журналистикой и владел довольно большим состоянием. Наконец, это был очаровательный человек, далеко не лишенный ума, раз решившись финансировать Оперу, он сумел выбрать того, кто действительно смог бы принести пользу в качестве директора, и направился прямо к Фирмену Ришару. Фирмен Ришар был известным музыкантом и галантным мужчиной. Но он был, как принято говорить, человеком властным, то есть обладал прескверным характером.
В первые дни, проведенные компаньонами в Опере, их окрыляло радостное сознание того, что они – хозяева столь обширного и прекрасного предприятия, и оба наверняка не вспоминали о весьма забавной и странной истории с призраком, пока не произошло событие, которое доказало им, что шутка – если то была шутка – продолжается.
В то утро г-н Фирмен Ришар явился в свой кабинет в одиннадцать часов. Его секретарь, г-н Реми, показал ему полдюжины писем, которые он не распечатывал, так как на них стояла пометка «лично». Одно из таких писем сразу же привлекло внимание Ришара не только потому, что надпись на конверте была сделана красными чернилами, но еще и потому, что он уже где-то видел этот почерк. Вспоминать пришлось недолго: таким же почерком и красными чернилами были дополнены договорные условия. Распечатав конверт, г-н Ришар прочитал следующее:
Дорогой директор, прошу прощения за вторжение в столь драгоценные для вас минуты, когда решается судьба лучших артистов Оперы, когда вы возобновляете важные ангажементы и заключаете новые; и все это с поразительно точным видением, пониманием театра, знанием публики и ее вкусов, авторитетом, который, признаюсь, изумил меня, несмотря на мой немалый опыт. Я в курсе того, что вы сделали для Карлотты, Сорелли и крошки Жамм, да и некоторых других, чьи восхитительные качества, талант и гений вы сумели разгадать. (Вы, надеюсь, понимаете, кого я имею в виду, когда пишу эти слова; ну разумеется, речь не о Карлотте, которая так фальшивит; и не о Сорелли, которая может похвастаться разве что телосложением; и не о крошке Жамм, которая танцует, как корова на льду. И конечно же не о Кристине Дое, чей гений бесспорен, хотя вы почему-то стремитесь держать ее подальше от любых значительных ролей.) В конце концов, вы вольны управлять своим маленьким дельцем, как вам вздумается. Однако я желал бы воспользоваться тем, что вы пока не выставили Кристину Дое за дверь, и послушать ее сегодня вечером. Кроме того, я просил бы вас не располагать моей ложей ни сегодня, ни в последующие дни; ибо не могу закончить этого письма, не признавшись вам, как неприятно удивляло меня в последнее время одно обстоятельство: являясь в Оперу, я узнавал, что моя ложа занята, билеты продавались через кассу – по вашему распоряжению.
Я не выражал ни малейшего возмущения, прежде всего потому, что являюсь противником любого скандала, и еще потому, что вообразил, будто ваши предшественники, г-н Дебьенн и г-н Полиньи забыли перед своим уходом сообщить вам о моих маленьких причудах. Та к вот, я только что получил ответ от г-на Дебьенна и г-на Полиньи на мою просьбу о разъяснениях, ответ, который свидетельствует о том, что вы в курсе моих договорных условий и, следовательно, грубо насмехаетесь надо мной.
Если вы хотите, чтобы мы жили в мире, не следует с самого начала лишать меня моей ложи! С такими мелкими оговорками соблаговолите рассматривать меня, дорогой директор, как вашего смиреннейшего и покорнейшего слугу.
Подпись: П. в Опере.
Письмо сопровождалось выдержкой из коротких сообщений «Ревю театраль», где значилось следующее:
«П. в О.: Р. и М. нет оправданий. Мы предупредили их и оставили им ваши договорные условия. Всего хорошего!»
Едва г-н Фирмен Ришар закончил чтение этого письма, как дверь его кабинета распахнулась и появился направлявшийся к нему с письмом в руке г-н Арман Моншармен, таким же точно письмом, какое получил его коллега. Переглянувшись, они расхохотались.
– Шутка продолжается, – заметил г-н Ришар, – но это уже не смешно!
– Что это означает? – спросил г-н Моншармен. – Неужели они думают, что раз они были директорами Оперы, то мы навсегда бесплатно предоставим им ложу?
– Я не намерен позволять долго дурачить меня! – заявил Фирмен Ришар.
– Но это безобидно! – возразил Арман Моншармен.
– Чего же они все-таки хотят? Ложу на сегодняшний вечер?
Г-н Фирмен Ришар отдал распоряжение своему секретарю отправить г-ну Дебьенну и г-ну Полиньи билеты в ложу № 5 первого яруса, если она еще не занята.
Она оказалась свободной. Билеты тут же отправили г-ну Дебьенну и г-ну Полиньи: первый жил на углу улицы Скриба и бульвара Капуцинок; второй – на улице Обера. Оба письма призрака театра Оперы были сданы на почту бульвара Капуцинок. Это обнаружил Моншармен, изучая конверты.
– Ты же видишь! – воскликнул Ришар.
Они пожали плечами, сожалея, что люди столь почтенного возраста все еще развлекаются, забавляясь невинными играми.
– Однако можно быть и повежливее! – не удержался Моншармен. – Видел, как они третируют нас в связи с Карлоттой, Сорелли и крошкой Жамм?
– Что ж, дорогой, эти люди заболели от зависти!.. Как подумаешь, до чего они дошли: поместить сообщение в «Ревю театраль»!.. Неужели им нечего больше делать?
– Кстати! – заметил Моншармен. – Они, похоже, очень интересуются малюткой Кристиной Дое…
– Ты знаешь не хуже меня, что у нее безупречная репутация! – ответил Ришар.
– Репутация часто бывает обманчивой, – возразил Моншармен. – Разве за мной не закрепилась репутация ценителя музыки, хотя я не знаю разницы между ключом соль и ключом фа?
– Никогда у тебя не было такой репутации, – заявил Ришар, – успокойся.
Весь день прошел в спорах, переговорах, подписывании и разрывании контрактов; так что поверьте: в тот вечер – вечер двадцать пятого января – наши два директора легли рано, даже не полюбопытствовав заглянуть в ложу № 5, чтобы узнать, понравился ли спектакль г-ну Дебьенну и г-ну Полиньи.
На следующее утро г-н Ришар и г-н Моншармен обнаружили в своей почте, с одной стороны, благодарственную открытку от призрака, составленную таким образом:
Дорогой директор,
Спасибо. Прелестный вечер. Дое восхитительна. Последите за хором. Карлотта – великолепный, но банальный инструмент.
Вскоре напишу вам по поводу 240 000 фр., точнее – 233 424 фр. 70, так как г-н Дебьенн и г-н Полиньи передали мне 6575 фр., составляющих плату за первые десять дней этого года – их права кончились вечером десятого числа.
Ваш покорный слуга П. в О.
С другой стороны, письмо от г-на Дебьенна и г-на Полиньи:
Господа,
Мы благодарим вас за ваше любезное внимание, но вы наверняка поймете, что возможность еще раз услышать «Фауста», сколь сладостна ни была бы она для бывших директоров Оперы, не заставит забыть нас, что мы не имеем ни малейшего права занимать ложу № 5 первого яруса; такое исключительное право принадлежит тому, о ком мы имели случай сообщить вам, перечитывая в последний раз вместе с вами договорные условия, – последний абзац статьи 63.
– Эти люди начинают действовать мне на нервы! – гневно заявил Фирмен Ришар, хватая письмо г-на Дебьенна и г-на Полиньи.
В тот вечер билеты в ложу № 5 были проданы.
На другой день, придя в свои кабинеты, г-н Ришар и г-н Моншармен нашли донесение инспектора относительно событий, имевших место накануне вечером в ложе № 5.
«Сегодня вечером, – инспектор писал свое донесение накануне вечером, – я вынужден был обращаться за помощью к муниципальному дежурному дважды – в начале и в середине второго акта, – чтобы вывести зрителей, занимавших ложу первого яруса под номером пять. Они явились к началу второго акта и создавали поистине скандальную обстановку своими смешками и нелепыми замечаниями. Вокруг них со всех сторон слышалось шиканье, зал начал возмущаться, и тогда билетерша пришла за мной; войдя в ложу, я сказал все, что следовало. Однако люди эти, казалось, были не в своем уме и вели глупые речи. Я предупредил их, что если подобный скандал повторится, я буду вынужден освободить ложу. Как только я вышел, снова послышались смешки и возмущенные протесты в зале. Я вернулся с муниципальным дежурным, который вывел их. Они возражали, со смехом заявляя, что не уйдут, пока им не вернут деньги. Наконец они успокоились, и я позволил им войти в ложу; но тотчас же снова начались смешки, на этот раз я распорядился окончательно удалить их».
– Пусть вызовут инспектора! – крикнул Ришар своему секретарю.
Секретарь, г-н Реми, который уже нашел инспектора, приказал впустить его. Инспектор вошел, несколько встревоженный.
– Расскажите нам, что произошло? – резким тоном сказал Моншармен.
Инспектор забормотал что-то и тут же сослался на донесение.
– Но почему все-таки эти люди смеялись? – спросил Моншармен.
– Господин директор, они, верно, отлично поужинали и больше расположены были шутить, нежели слушать хорошую музыку. Да вот, судите сами: едва войдя в ложу, они сразу же вышли оттуда и позвали билетершу, та спросила, в чем дело. Они сказали ей:
«Загляните в ложу, там действительно никого нет?..»
«Нет», – ответила билетерша.
«Так вот, – заявили они, – когда мы пришли, то услышали чей-то голос, говоривший, что там кто-то есть».
Г-н Моншармен не мог без улыбки смотреть на г-на Ришара, но г-н Ришар и не думал улыбаться. Раньше ему слишком часто доводилось «работать» в подобном жанре, чтобы в рассказе инспектора, излагавшего события наивнейшим образом, не распознать все признаки одной из тех злых шуток, которые поначалу забавляют людей, ставших их жертвами, но в конце концов приводят их в ярость.
– И все-таки, – ворчливо спросил грозный Ришар, – когда эти люди пришли, в ложе действительно никого не было?
– Никого, господин директор! Никого! Ни в ложе справа, ни в ложе слева – никого, клянусь вам! Я готов руку дать на отсечение! Именно это и доказывает, что речь идет всего лишь о шутке.
– А что говорит билетерша?
– Она говорит, что это призрак Оперы. Так что сами понимаете!
Мрачная физиономия г-на Ришара приобрела свирепый вид.
– Пусть найдут мне билетершу! – приказал он. – Немедленно! И пусть приведут ее сюда! И чтобы сейчас же всех выставили за дверь!
Инспектор хотел было возразить, но Ришар закрыл ему рот грозным окриком: «Молчите!» Затем, когда губы несчастного подчиненного сомкнулись, казалось, навеки, г-н директор приказал, чтобы они снова раскрылись.
– Что это еще за «призрак Оперы»? – решился спросить он ворчливым тоном.
Но инспектор был уже не в состоянии вымолвить ни слова. Отчаянной мимикой он дал понять, что ничего не знает, или, вернее, ничего не хочет знать.
– Вы-то сами видели этого призрака Оперы?
Инспектор энергично замотал головой.
– Тем хуже! – холодно заявил г-н Ришар. – Потому что я рассчитаю всех, кто его не видел! Раз он всюду, совершенно недопустимо, чтобы его нигде не замечали. Я хочу, чтобы люди выполняли свою работу!